Страница 25 из 56
— Эй, Габи! — произнес кто-то в непосредственной близости от очага боли. У меня не было сил ответить. Плуг продолжал двигаться, творя во мне разрушение.
— Она открыла глаза, — сказал другой голос.
— Как вы себя чувствуете, Габи? — спросил первый голос, звучавший как из бутылки, и эхо повторило его слова.
Как мелко изрубленная капуста, — хотела я ответить, но язык, спеленатый болью, меня не слушался. Я с трудом шевельнула головой.
— Хорошо, хорошо, — сказал голос. — Не двигайтесь.
Мои руки почти вросли в холодный асфальт.
Кто-то поднес мне ко рту влажное стекло. Сладкая жидкость смочила губы.
— Выпейте, это поможет… Всё будет хорошо… Давайте попробуем поднять правую руку. А теперь левую. Правую ногу. Левую. Хорошая девочка! А сейчас проверим, сможете ли вы меня увидеть…
Я открыла глаза.
— Отлично, — Шамир улыбался. — Я так за вас испугался! Вы помните, что произошло?
— Что-то на меня налетело, — пробормотала я. — Кажется, это был огромный шкаф…
— Это была собака. Она неслась, как бешеная, и, почему-то, нацелилась прямо на вас. Ветеринарный отдел выясняет, кому она принадлежит.
— Собака?
— Да. Я стоял в конце улицы и разговаривал по рации. В боковое зеркало увидел, как несется этот зверь, и вышел из машины. Когда я увидел, что он летит прямо на вас, я подумал, что он хочет напасть. Я думал, он вас убьет… — Ласковый голос Шамира звучал совсем рядом. — Я побежал в вашу сторону в ту самую минуту, когда пес на вас набросился. Он стоял возле вас, как будто хотел извиниться… Но, увидев меня, убежал. Вы можете сидеть? — Шамир протянул мне руку и осторожно помог сесть.
Вокруг меня стояли любопытные, которые, как по команде, громко стали давать советы:
— Вам лучше лечь… Лучше ходить… Нужно отвезти ее в больницу на обследование…
Единственное, чего мне хотелось, — вернуться домой. В кровать.
— Я в порядке… — сказала я, опершись на теплую руку Шамира, чтобы встать. — Всё. Спасибо. Я хочу прилечь. Вы можете идти.
— Вы уверены?
Я призвала на помощь свою самую убедительную улыбку:
— Абсолютно уверена! Не беспокойтесь…
— Обещайте мне, что останетесь сегодня дома, отдохнете, как следует. Иначе я отвезу вас прямо в больницу на сити.
Я улыбнулась ему:
— Что случилось, капитан Шамир? Вы сделались слишком чувствительны!
Он не ответил.
Большой бешеный пес. Бешеный от радости. Конечно, он был счастлив, когда увидел меня и понял, что попал в нужное место! Теперь, подумала я, он радостно лижет руки Якобу. И я действительно нашла их, вместе валяющихся на ковре в папином кабинете, — Морица и Якоба. Когда я вошла, Мориц поднял голову и посмотрел на меня виноватыми глазами. Газета сочувственно гладил его.
— Он не хотел, — сказал Газета. — Мориц хороший пес, он не хотел. Правда, Мориц?
Пес ощетинился, как от боли.
— Что это с ним? — спросила я Газету, и он указал на влажную шерсть Морица.
Кожа собаки была покрыта кровоточащими ранами. Как будто кто-то исколол его ножом.
— Он ранен… Надо отвезти его к ветеринару, — с испугом сказала я. — У него кровь…
Газета обнял истерзанного пса.
— Не надо везти. Мориц мой друг. Мориц, извинись перед Габи!
— Тогда займись им сам, — сказала я и устало направилась в ванную. Каждый шаг отдавался в голове приглушенным звоном. Я достала из шкафчика сумку с набором первой помощи и отнесла ее Газете. Газета высыпал содержимое сумки на ковер и очень осторожно и умело продезинфицировал раны бедного пса. Он действовал точно и сосредоточенно.
— Сейчас промоем эту ранку, — шептал он на ухо своему чудищу, — а сейчас эту…
Мориц покорно закрыл глаза. Это было трогательное зрелище. Я погладила черную голову страдальца. Газета ласково на меня посмотрел.
— Умный пес Мориц, моя детка. Хороший песик, папа тебя беречь…
На шее собаки болтался обрывок стальной цепи. Кто-то выдрал ее из забора, к которому она была прибита. Как все это связано с Сарой Курт?
— Якоб, скажи быстро, кто его ранил?
— Фашисты. Я чувствовать их запах. Они были там, в темноте. Хотят забрать меня. Забрать всё.
Я попробовала еще раз:
— Сара? — Нет ответа. — Может, Вера? — шепчу я на ухо Газете. — Что она хочет?
— Доктор Курт, — содрогнулся он. — Всё хочет… Надо беречь, хочет забрать…
— Забрать что?
— Это, — он вытащил из кармана брюк сложенный лист бумаги.
— Что это? — Бумага была исчеркана странными фигурами.
— Доктор Курт отдаст моих девочек фашистам… — заплакал Газета и вырвал у меня из рук листок.
13
Две таблетки акамола и постель — вот всё, к чему я стремилась. Полчаса отдыха, пока лекарство снимет боль от моей встречи с асфальтом, а потом — пообещала я себе — в путь! Выручу Макса, утешу Газету, освобожу Душку от должности сиделки, убью дракона и наведу в мире порядок.
Голова тяжело лежала на подушке и болела. Почему я не рассказала папе о том разговоре с Сарой Курт? Зачем стерла его из памяти телефона? Может быть, из-за неприятного едкого вопроса, заданного в конце?
Имя «Сара Курт» вытащило из памяти то, что я хотела забыть. Когда Шамир спросил о ней, я вспомнила наш с ней разговор во всех деталях. Был вечер. Я сидела на кровати, утомленная долгим днем в Культурном Центре, насыщенным Сюзаниной энергичностью. Зазвонил телефон, и я безучастно ответила. Женский голос на мелодичном английском языке значительно провозгласил: «Алло! Я говорю из Массачусетса, Америка. Могу я поговорить с господином Райхенштейном?»
«Он здесь больше не живет, хотите ему что-нибудь передать?»
Женщина на другой стороне земного шара не ответила. Затем:
«Нельзя ли поговорить с госпожой Рут Райхенштейн?»
«Это не ее дом».
«Я знаю, что это не ее дом. Но она не отвечает на звонки. Я подумала, может, она у вас… Говорит Сара Курт из юридической конторы „Курт энд Ко“. Как дела?»
Ох уж эта американская фамильярность!
«Спасибо, что вам нужно?»
«Мне нужен ваш дедушка, как мне с ним поговорить?»
«О чем?»
«Бизнес. Мой клиент, человек очень серьезный, хочет побеседовать с господином Райхенштейном. Он хочет предложить ему выгодную сделку».
«Оставьте свой телефон. Я ему передам», — сухо сказала я.
«Послушайте, дорогая, как вы сказали, вас зовут?»
«Габриэла».
«Габриэла… — она покатала мое имя на языке, как горячую картофелину. — Дайте мне, пожалуйста, номер телефона вашего дедушки. О’кей? Это важная сделка, которую он не должен упустить».
«Нет».
«Чего вы боитесь? Это всего лишь номер телефона, а не банковский счет».
«Я дам вам номер телефона моего отца. Поговорите с ним».
«Ну, хоть так… — она повторила номер сладким голосом. — Спасибо, дорогая. Не хотите ли узнать, как дела у вашей мамы?»
Этот вопрос, заданный в конце очень странного трансатлантического разговора, застал меня врасплох.
Я положила трубку.
Короткого отдыха на полчаса не получилось. Это был глубокий тяжелый сон. Когда я проснулась, было уже темно. Тело было сковано и болело. Я с трудом выползла из кровати.
— Якоб! — громко позвала я. Ни слуху, ни духу. На ковре в папином кабинете, положив большую голову на лапы, лежал Мориц. Тяжелое дыхание сотрясало его тушу. Бой сидела в другом конце комнаты, глядя на него с враждебностью старшего брата, родители которого принесли в дом новорожденного младенца. Газета исчез. То ли вернулся к себе домой, то ли ищет путь к дедушке в больницу… А может, вышел на свою обычную вечернюю прогулку искать газеты?
Габи!
Что?
Не волноваться, Газета вернется, сейчас главное — узнать, как себя чувствует дедушка. Позвони в больницу.
— Я внучка Макса Райхенштейна. Как самочувствие дедушки? — спросила я дежурного, ответившего на звонок.
— Он в прекрасном состоянии. Совсем меня задавил.