Страница 2 из 56
В подвале пахло чем-то сладким, как будто там праздновали день рождения, и все пакеты с сюрпризами, приготовленные для детей, остались там — открытые и пахучие. Старая одежда, привезенная им оттуда, которую он бережно хранил в чемоданчике, была разбросана по полу. Я подняла его старую мандолину. Две струны были оборваны. Маленькие деревянные игрушки, сделанные его ловкими руками, были рассыпаны по большой деревянной кровати, которую дедушка купил ему, когда он у нас появился.
«Когда дедушка Макс приедет с Мертвого моря, он постарается вернуть Якоба сюда», — подумала я, перебирая струны черного инструмента. Дедушка уложит Якоба на кровать, как ребенка, обнимет его и скажет: «Алес ин орднунг[5]». Конечно же, он его вернет! Никто не сможет устоять против моего дедушки. Я сложила разбросанную одежду и уже хотела засунуть ее в чемодан, как вдруг дверь подвала распахнулась, и на пороге появились мама и тетя Рут.
— Что ты тут делаешь? — спросила мама.
— Ничего.
— Почему ты не на уроке?
— Не было урока.
— Тебе здесь не место! Иди наверх и займись уроками. А если ничего не задано, почитай книжку, как воспитанная девочка.
Я медленно побрела к выходу. Остановилась в дверях и посмотрела на них. Усевшись на диван, они рылись в его вещах, в тяжелых книгах, в рисунках его брата, который сейчас — ангел.
Тетя Рут подняла глаза и зло уставилась на меня. Она поднялась, чтобы догнать меня и схватить, но мама ее остановила.
— Не трогай ее, — сказала она. — Я с ней потом сама разберусь.
Убегая оттуда со всех ног, я знала, что до приезда дедушки у меня будет еще много времени, чтобы положить на место все вещи Якоба — лучшего дедушкиного друга.
1
Как меч самурая, рассек телефонный звонок ночную тишину, обрубив ласково опутавшую меня паутину сна.
Какое-то мгновение я не понимала, сон это или явь. Звонок не прекращался. «Тррррр…» — настойчиво пилил он тьму. Спящий рядом со мной мужчина лежал на спине, спокойно дыша, как свойственно мужчинам после бурной ночи любви.
«Габи», — мысленно сказала я себе.
«Что?»
Не отвечать. Зачем отвечать? Это только неприятности. Никто не станет звонить в такое время, чтобы сообщить тебе, что ты выиграла кругосветное путешествие или принята на роль немой певицы в сериале. Пусть подождут! Известия, приходящие ночью, — как черти, являющиеся из тьмы. Лучше отложить сражение с ними до дневного света.
Я с головой укрылась одеялом. Не слышать, не отвечать, не быть. Но любопытство разбирало. Может, это папа или дедушка Макс, может быть, опять случилось что-то ужасное. Я, как слепая, пошарила в поисках выключателя. Где я, черт побери? Это не моя комната!
Постепенно сознание прояснилось. Я в доме у папы, который опять уехал в свой «Париж». Я обещала ему присматривать за домом, поливать львиный зев, вынимать почту и выгуливать старушку Бой. Моя рука нащупала груду книг, затычки для ушей, серьги, стакан с водой и пепельницу, которая свалилась со стола в эту напряженную ночь, разметав свое серое содержимое во все стороны. Вот где ты прячешься, маленький невидимка… Щелчок выключателя — и комнату залил мягкий свет. Часы возле кровати показывали три часа и десять минут. Три часа ночи! Три!
В моем расписании такого времени нет!
На подушке покоилась красивая голова. Некто Арик — кибуцник из Маор-Даром, неплохой партнер для секса. Я подобрала его в кафе «У Брахи» в Яффо, в переулке за театром «Гешер».
Телефон не умолкал. Еще один звонок, и он утихнет, надеялась я, но он не переставал. Как голодный младенец, который не желает умолкнуть, не получив бутылочку с молоком или кончик соска.
И вдруг — тишина. Безмолвие завладело комнатой в один миг. «Вот и хорошо», — подумала я, и меня сразу же стали мучить дурные мысли. Может быть, кто-то в беде. В нашей семье всегда кто-нибудь в чем-нибудь нуждается. У папы неприятности, дедушка Макс забыл, как отключить сигнализацию, Мориц, жуткий пес, загрыз кого-то из соседей, Газета сжег свой домишко, тетя Рут беременна — что-нибудь наверняка произошло.
«Ерунда, всё в порядке, — попыталась я себя успокоить. — Ошиблись номером. Я сама взгромоздила целую башню беспокойства».
Слева от меня красавец Арик коротко всхрапнул, поворочался, сбрасывая одеяло, и свободно раскинул ноги. А вдруг это звонит брошенная им жена или любовница? Отчаявшаяся женщина выследила нас, сумела раздобыть номер телефона и решила выяснить отношения с Ариком именно сейчас? Но ведь до того, как мы перешли к практическим действиям, он рассказал мне, что он убежденный холостяк. Впрочем, кто знает — не ждут ли его где-нибудь четверо сопливых детишек, которые ищут пропавшего отца, забывающего посылать алименты.
Я собрала с пола окурки, укрыла Арика, потушила лампу и закуталась в одеяло. Поискала в подушке углубление, в котором прячутся сны. Мысли не покидали меня.
Если бы мой брат Лиор был здесь, он бы посмеялся: «Брось! Забудь про звонок. Это приказ! Помни, что плохие вести — как вши, от них надо держаться подальше. Стоит им найти хозяина — не отстанут. Только размножатся».
Как весть о твоей смерти. Будто бы можно было от нее убежать. Будто, если бы посланцы судьбы — двое смущенных солдат — не нашли бы нас и не сообщили бы нам, запинаясь, это известие, твое тело не было бы разорвано, и душа не покинула бы его.
От этой вести нельзя было убежать. Она немного задержалась в пути, но, в конце концов, добралась до нас, когда ты уже четыре или пять часов был мертв.
В тот далекий четверг в семь часов и семь минут, в тот самый миг, когда тебя разметало во все стороны силой взрыва, я читала «Трое в лодке». Эту книгу рекомендовал мне ты. Ты посоветовал перечитать ее в подробно комментированном издании, не пропуская ни одного комментария или дополнения. Я вижу себя, сидящей на твоем деревянном белом стуле с ногами на зеленой подушке, хранящей твой запах. Меня пьянит путешествие этих троих с собакой по английским каналам, и мне не приходит в голову, что в эту самую минуту закончилось твое путешествие по жизни.
Мама и папа — тогда еще мама и папа, объединенные в одно, как и положено родителям — ушли в оперу. В театре давали «Бориса Годунова», и папа весь день волновался. Он и она любили оперы, хотя и знали, что они всегда плохо кончаются, и герои всегда умирают. Они ушли из дому нарядные и веселые, пообещав принести мне подарок из музыкального магазина при театре, и не знали, что это в последний раз они будут так сидеть — мамапапа — ее кудрявая голова рядом с его головой, ее рука в его руке. Он, закрыв глаза от удовольствия, напевает арии героя и героини. Она мысленно планирует новую выставку или думает о художественной ярмарке, где сможет представить свои расписанные шелка.
Откуда им было знать?..
…А когда опера закончилась, они, довольные, вышли из театра, сели в машину и поехали домой.
Я снова и снова мысленно рисую эту картину. Мама и папа выходят из машины, стоя на пороге, роются в карманах или сумке в поисках ключа, может быть, спорят о дирижере или о декорациях — и не представляют себе, что ждет их через пару минут. И всё это время солдаты сидят в армейской машине и смотрят на них. Ждут, чтобы они вошли в дом.
Я услышала, как открылась входная дверь и через минуту — крик. Я вышла из комнаты. Стояла на лестнице и смотрела на них. Он поддерживал ее, обнимая ее так, будто боялся, что если уберет руку, она исчезнет. Она не плакала, только повторяла: «Злая земля, злая и мстительная земля, земля без любви, это злая земля…»
Сразу же появилась тетя Рут — губы напряжены, волосы затянуты туже обычного — готовая принять на себя внезапно возникшую боль. Позвонили из части и попросили ее прийти (не представляю, как они ее нашли). Кто-то говорил мне, что есть инструкция, предписывающая присутствие кого-нибудь из близких, который мог бы плести чепуху о том, что погибший солдат теперь ангел, что он рядом с богом, или что-то вроде этого.
5
Всё в порядке (нем.).