Страница 22 из 34
Раньше, бывало, приводила Василька мать, а теперь сам к Нине прибегал. И знала Полина: будет он у нее усмотрен и ухожен, делом занят и забавой ублажен. Вечером зайдет за малым, оглядит его и вздохнет:
- Парень вроде потише стал. Спать уложишь, а он сидит на кровати и бормочет разное… Сказки ему читаешь, что ли? Все пристает - расскажи да расскажи. Тут времени нет, а он - сказки. Подрастешь, говорю, в школу пойдешь, сам читать будешь. А он что? Тогда я тебе расскажу, говорит. И зачнет! Господи, спасу нет! Тут одно, тут другое, а он дуднит тебе в ухо, пока не цыкнешь… Ну как, твои-то пишут тебе?
- Давно письма не было.
- Видела я твоих стариков на базаре, картошку твою продавали. Деньги тебе отдают?
- Да зачем они мне? Есть у меня всё…
Полина подбирала губы, сурово и властно говорила:
- Не нужны? А им куда же копить? Молода ты еще, а в старухи записалась. Насбирала бы, уехала отсюда. Деньги ой как нужны! Мой-то Павел, слыхала, косой Варьке дворик разделал - любо-дорого, загляденье одно! Денег, что ли, дала? Бери, говорит, яблок. Своих-то, что ли, у меня нет?
И пойдут разговоры про нехватки, про цены базарные. Слушал Василек бабьи разговоры, и странные сказки сочинялись в голове. Молоко, яйца, картошка, яблоки - все, что перебирали женщины в разговоре, улетали на базар, а там машина стояла, глотала все и обратно денежки выплевывала. А денежки были не простые, на железных лапках, крикучие, занозливые и дрались меж собой. Скучные какие-то, ржавые сочинялись сказки. Убегал от них Василек на улицу, спускался в ровочек, где в омутке плескались утки и прыгали солдаты Воробей-царя: Турухан, Кипреян, Митрофан и Алихан…
А однажды Полина уехала с мужем в город. Василька отвезли к бабке, к матери Полины, в соседнюю Жуковку. Вернуться думали не раньше как через неделю. Однако на второй день прикатил Василек в деревню. Сам, значит, без бабки, на колхозной полуторке. Вылез из шоферской кабины - и прямо к Нине.
- Ты откуда? - удивилась Нина.
- От бабки удрал.
- Это как - удрал?
- А так вот: бегунки привели!
- Какие еще бегунки?
Василек снял сандальку, задрал пятку и показал:
- А вот тут бегунки! Они в пяточках да в пальчиках живут!
- Ах ты, пятки-пальчики! - рассмеялась Нина, вспомнив потешку, которую сама и сочинила.
Так и остался у нее Василек.
К вечеру приехали из района старики Пылаевы - погостить и на огороде помочь. Сели вместе обедать. Василек первый к столу, первый и ложку в миску. Старая Пелагея Васильевна повязала его полотенцем, утерла ему нос и пристроилась рядом. Сидят взрослые, больше молчат, смотрят, как Василек молотит. Переглядываются.
- Ровно сроду не ел, - сказала Васильевна, подвигая к нему миску. - Не кормят тебя, что ли?
- Это у меня волчок там, есть просит. - И стукнул себя по животу.
- Какой волчок, что болтаешь?
И пошел, пошел городить. Старики только уши развесили.
После обеда сидят за столом, не расходятся, разговор между взрослыми странный возник.
- Николай-то свататься не приходил? - спросила мать.
- Приходил.
- Ну, а ты что?
- Да на что я ему, старуха? Пускай помоложе поищет.
- Дура! Так и век твой пройдет, в девках останешься!
Василек залез на колени к Нине, угрюмо смотрел на Васильевну, сопел.
- Пускай замуж не выходит.
- А почто ей замуж не выйти? Может, ты возьмешь?
- Пускай за меня идет.
- Так ты же маленький.
- Маленький, а подрасту, большой буду.
- Так Нина старухой станет.
- Не станет, - сказал Василек, - она завсегда такая будет.
- Спасибо тебе на добром слове. - Нина потрепала его по щеке. - Иди-ка лучше во двор, прохладись, от тебя жаром несет, как от печки.
Когда Василек убежал, Васильевна сказала сурово:
- Ты, Нинка, не больно малого приучай. Смотри тут за ним, корми, а сама носится по свету, как чумовая. Бабы-то мне на базаре всякое говорили…
- Не зову я его, сам бегает. На кой он мне…
На другой день пришла бабка из Жуковки. Ходила по всей деревне, плакала, искала беглеца.
- Не у вас тут Вася-то наш? Вот ить беда: дочка уехала, на меня свалила, а с ним горе одно. Случись чего с мальчонкой, я буду виноватая. Люди сказали - посмотри у Пылаевых…
Василек, завидев бабку, спрятался на сеновал, а бабка сидела в избе, причитала, жаловалась на соседей, на колхозного председателя, на дочь, на внуков, а наговорившись досыта, стала собираться.
- Ну, так я на вас в надежде, - сказала она, прощаясь.
- Да что с ним сделается, - махнула Васильевна рукой. - И так тут цельными днями пропадает.
Когда бабка ушла, Василек выбрался из своего убежища, нашел своих дружков-приятелей и гонял по деревне до самой ночи.
Дня через три наутро прикатил домой Павел. Приехал один, без Полины - та еще в городе оставалась кое-чего прикупить. Бросил бульдозер во дворе - и к Пылаевым.
Вошел в избу - тихо. Взрослых нет. Василек сидит за столом, язык прикусил, рисует что-то на белой картонке.
- Здравствуй, сынок!
Василек оглянулся, похлопал глазами - и снова к картонке.
- Один, значит? - спросил Павел и присел на лавку. Слегка удивился встрече такой, но виду не подал, достал папиросу. - Как тебе тут? Ничего?
- Я сейчас… - Василек оглянулся и снова к картонке. - Дорисую теремок, а то Нина придет…
Привстал Павел, глазом кинул за плечо Василька - что он рисует там? Домина в три этажа, в окошках человечки, кошки, птицы. Эк его! И когда только научился? Оглядел Павел избу. Полевые букеты по окнам, на стенах березовые охапочки, дух от них легкий и чистый. Его бы Полину сюда, подумал он. Углы барахлом бы забила, духоту развела. А эта чудная какая-то, безгрешная.
В сенях послышались шаги. Василек - швырк табуретку в сторону, бросился к двери, чуть Нину с ног не сбил.
- А я раньше-то кончил! - и показал ей картонку, но тут же, забыв о ней, в сумку залез: чего там принесла?
- Ишь цапун рукастый! - рассердился Павел и встал. - Воли ему много даешь…
Нина оторвала от себя Василька и сумку всю отдала.
- Здравствуй, Паша, - сказала она и покраснела. - Ничего, он меня слушается. Правда, Вася?
- Правда, - кивнул Василек, запихнул за щеку кусок сахара и, вспомнив о картонке, потащил Нину к столу. - Вот тут синица-певица, а тут дятел-работник. А кошка в клетке будет жить. Здесь у них столовая, а там кино показывают.
- А кто у них киномехаником? - спросила Нина.
- Кто? - наморщил лоб Василек. - Яшка-козел.
Павел смущенно хмыкнул в кулак и снова присел на скамью. «Умеет она с ними, - подумал он и несмело оглядел Нину. - И вообще ничего…»
Нина и Василек расселяли зверье в новом доме и о Павле совсем забыли. А он докурил папиросу, встал и тихо вышел во двор. Потрогал привалившийся плетень и в сарай заглянул. «Помочь бы надо, - подумал он. - Сама ничего не попросит».
Вечером из города вернулась Полина. Заглянула сперва в Жуковку, к матери, там и Павла застала - дрова теще колол.
- А где Вася наш? - спросила она, оглядывая двор.
- У Нинки. Сбежал от бабки.
- Чего это он удумал?
- А то и удумал. Скучно ему с вами, а у ней затейливость к ребятам.
- Это почему же «с вами»?
- Ты, поди, и минуты с ним не посидишь…
- Сам бы с ним посидел, - огрызнулась Полина и пошла в избу.
Старуха хлопотала у печи.
- Чем это вы, мама, внуку своему не угодили, что он сбежал от вас?
Мать всплеснула руками и присела на лавку.
- Доченька ты моя, плюнь в глаза, кто скажет чего…
Как начала, так и остановиться не могла: мол, так и этак ублажала мальчишку, ей и самой невдомек, отчего это вдруг убежал.
- Видела я эту Нинку, чтой-то не понравилась она мне, - покачала она головой. - Глаз у нее недобрый, заманчивый. Слышь, бают на селе: Полина, дескать, мать никудышная, так он себе новую подыскал. Своих-то у нее нет, вот и греется.
В избу вошел Павел, остановился в дверях: