Друг другу вслед

В окна ревкома било солнце, ветер гулял по комнатам, раздавались громкие голоса, а Игнат с Василием Константиновичем, забыв обо всем, сидели на подоконнике, увлажненными глазами смотрели друг на друга.

— Ты все такой же, Игнашка. Чуб витой, нос на версту.

— А тебя не узнать, ей-ей. Помню, последний раз пришел в Прокудинский, юнец юнцом. А теперь усы, бритая голова. Точь-в-точь Калмыков Михайло!

— Стреляные воробьи. Полгода воевали бок о бок… — Василий Константинович остановился, завидев ординарца-башкира. — С перевязкой потом, потом.

— Зацепило?

— Давние, с германской, пошаливают.

За окном проплыли к плотине заводские девки. Впереди важно выступал буйноволосый молодец, играл на тальянке.

Василий и Игнат улыбнулись.

— Кто шустрит?

— Сталевар Федька Колодин, — сказал Горшенин, подходя вместе с Алексеевым к окну. — Артист, прямо артист!

— Намучаемся мы с ним, — проворчал Алексеев. — Ему чуть о дисциплине, о строе — сразу на дыбы. А так ничего, не из пугливых.

— И я о том же, — ввернул Горшенин.

— Подраспустил ты его, когда в штабе заворачивал. Гармонь тебя, как девку, сводит с ума. А вот мне и ротному что делать?

— Не серчай. Музыка, она тоже смысл имеет… — Горшенин глянул на часы, построжал. — Давайте на военный совет, все в сборе.

Каширин-старший был построже с виду, чем его брат, не бросался в глаза малиновым шелком и наборным кавказским ремешком. Конечно, выправка у него была завидная: офицера, да еще казачьего, угадаешь издалека. Он крепко пожал руку, сверкнул синими глазами, снова обратился к карте, расстеленной на столе.

— Начнем с богоявленцев, как, товарищи? — Блюхер посмотрел по сторонам, кивнул усачу-кооператору. — Твое слово.

— Оно коротко, Василий Константиныч. Гибнет республика Красноусольская, стиснута отовсюду атаманцами. Отбиваемся, делаем вылазки на тот берег Белой, но силы тают…

— Сколько у вас людей? — справился Томин.

— Тыщ до трех..

— Ну, а как с оружием?

— Его хватит на все шесть. Спасибо Уфимскому ревкому, успел подкинуть караван. Нестеров выгрузкой занимался, не даст соврать. Достань-ка записи, Игнат.

— Могу на память, что привезено: два горных орудия, и к ним до ста снарядов, а также трехдюймовых — восемьсот пятьдесят, семь тысяч винтовок, патроны, три тысячи комплектов обмундирования, правда, летнего.

— Недурно, батенька мой! — заметил Павлищев.

— Сгинет республика — пропадет и оружие, — угрюмо сказал усач-кооператор.

Томин вскочил, быстро зашагал по комнате.

— Не будем рассусоливать. Главное — куда пробиваться. Мое мнение — на север, в район Сарапула, куда и советует Уфимский ревком. А заодно поможем богоявленцам.

— Советовать легко. Что-то он сам, ревком, в Уфе не удержался. Соваться волку в пасть? — сказал Иван Каширин.

Командиры склонились над картой, с крепкими ногтями пальцы засновали в разные стороны. Игнат с тревогой поглядел в окно: через плотину двигались и двигались обозы. У телег партизаны, сгорбленные седачи, женщины, дети мал мала меньше — все, кто смог уйти от атаманской виселицы.

Первым нарушил молчание Василий Константинович.

— Наши центральные части располагаются примерно по линии Самара — Казань. Где удобнее пробить вражеское кольцо? Есть два варианта. На первом, западном, настаивают стерлитамакцы. Честно скажу, меня их доводы не убедили. Двигаясь на Бугуруслан и Бугульму, армия не встретит ни больших рек, ни гор, ни лесов. Ровная скатерка на сотни верст. При крайней растянутости колонн — это гибель. Причем запасы патронов и снарядов, какие еще были после Оренбурга, поиссякли. Воевать голыми руками?..

— В Стерлитамаке возьмем с лихвой! — вмешался Калугин. — Вы одно поймите: город захлебнулся в крови, сотни расстреляны Каппелем, сотни в застенках… Расплата будет ай нет?

— Верю, трудно, — сказал Томин. — Однако не забывай о живых, которые с нами… Нет, по-моему, остается путь на север. Что он дает? К нам присоединяются Богоявленский и Архангельский отряды, — считай, два полнокровных полка. Притом у них богатый арсенал. Надеюсь, красноусольцы поделятся с армией? Ну, вот, они не против… — он слегка смутился. — Извини, Василь Константинович, перебил.

— Все так. Докончу мысль Николая… Если выберем север, то слева от нас верст на двести будет река Белая, правый же фланг прикроют горы.

Встал Павлищев, командир Первого уральского полка, пригладил небольшую, в проседи, бородку.

— Позвольте мне, батеньки мои. Я у вас человек новый. Но суть не в том… На мой взгляд, в споре, что разгорелся, более прав, нет, прав абсолютно Василий Константинович. Учтите, верная дорога не всегда лежит по прямой линии.

— Молодец полковник! — шепотом сказал командир Челябинской батареи Чеурин.

— Совсем не думаете о казачьей бедноте! — вскипел Иван Дмитриевич. — Будто ее и нету!

— Сядь, не ершись, — посоветовал ему брат, поднимая голову от карты. — И все-таки тревога Ивана обоснованна. Уйдем на запад или на север, а красные станицы и хутора бросим на съеденье? Тогда и те, что в наших эскадронах, разбредутся кто куда. Потерять кавалерию за здорово живешь? Предлагаю, как самое приемлемое, бросок через Верхне-Уральск!

— Именно! — поддакнул Енборисов, и его штабные закивали.

— Эх, братцы, да стоит нам вырваться в степь, и отовсюду потекут резервы! — сказал Иван Дмитрич, пламенея лицом.

Игнат озадаченно поскреб в затылке. Понять их можно: до семей каких-то сорок верст. Но обрастем ли пополнением? Атаман, поди, не спит, подчищает всех под метлу.

А казак есть казак: сам не пойдет, старики силой затянут!

Он снова присмотрелся к Павлищеву. Сдержанно-спокоен, внимателен, краток в суждениях. Мог бы, поди, сказать не меньше, чем другие. Скрытничает, побаивается? Нет, не похоже. Просто такой человек. И еще одно почудилось Игнату в его глазах: вроде б сожаленье о чем-то, легкая, едва уловимая зависть к молодым и горластым…

День протек в спорах, но так ничего не решили, кроме самого неотложного — был избран общий главком, Николай Каширин.

А утром из края в край поселка засновали ординарцы, квартирьеры, каптенармусы, обозы поползли по восточным дорогам. Игнат, сполоснув лицо водой, поспешил в ревком. С крыльца медленно спускались Блюхер и Томин.

— Выступаем? — радостно выпалил Игнат.

— Ага, к Верхне-Уральску.

— Но ведь вчера…

— Приказ главкома, ни с того ни с сего. — Василий Константинович поиграл желваками. — Народ мы военный, подчинимся. Так надо. Или снова — вразброд, по-вашему?

— Не понимаю я тебя. Убей, не понимаю! — сказал Томин и быстро зашагал прочь.

— Богоявленцев, значит, побоку? — насупился Игнат.

Ответ был довольно странный, и даже не ответ, а скорей — раздумье вслух:

— Чует мое сердце, друг-товарищ… Но рано еще о том, дело покажет… Калмыкову передай: пусть готовится к броску… Ну, что? — спросил он подлетевшего на коне казака.

— Николай Дмитрич вам записку прислал, товарищ замглавкома.

— Еду. Ну, бывай здоров, еж. Поклон Михаилу Васильичу.

— Прощай. Так и не поговорили толком… — К горлу Игната подступил сухой комок.

Перевал одолели спокойно. Вот показалось и село, окутанное немой теменью. «Кажется, пронесло и на сей раз!» — шепнул усач, когда миновали последние избы.

Выстрелы грянули неожиданно, и чуть ли не в упор, один из верховых ойкнул, повалился навзничь. Так и на узнали, убит он или только ранен, погоня шла по пятам. Кони, измученные долгим горным переходом, выбивались из сил.

В версте от села Игнат резко осадил белолобого, спешился.

— Скачите. Я постараюсь их задержать!

— Да что ты, бог с тобой… — оторопел усач.

— Пакет… Умри, а довези!

— Эх, Игнашка, Игнашка…

— Гони, черт! — Нестеров огрел его коня плетью.

Верховые пропали в темноте. Игнат отошел немного в сторону, стал за выступом скалы, навел наган. Вот и те, что подстерегали в засаде: вынеслись бешеным галопом, только искры сыпали из-под копыт. «Получай, гадово отродье!» Вспышка, сухой треск, повторенный эхом, и передний казак, взмахнув руками, кубарем покатился на дорогу. Остальные отхлынули назад, в укрытие, ответили в два десятка винтовочных стволов, пули густо зацокали вокруг, обдавая раскаленной каменной крошкой.