Дети земли и неба

Ее зовут Вейт, произнесла она тихим, трогательным голосом. Да, ненастная ночь. Да, вино бы было очень кстати.

Он угостил ее вином в своей спальне (лучше всего приобрести привычку не впускать девушек в комнату на первом этаже, где будут лежать бумаги), а потом получил с ней удовольствие. Настоящее удовольствие. Вейт симулировала страсть и удовлетворение с искусством, свидетельствующем о большом опыте, его это позабавило. Вот здесь — никакой северной топорности. Потом они немного побеседовали об осенней погоде и импорте шелка, а после он позвал Гаурио и велел проводить девушку вниз, к входной двери, где ее, надо полагать, ждет телохранитель, укрывшись где-нибудь от дождя. Казалось, она была немного обескуражена тем, что ее попросили одеться и уйти так быстро. Но ничего.

Фалери велел слуге не скупиться, хотя ей наверняка заплатили при дворе. Она заработала его деньги, рассудил он, даже если не заработала их денег.

Среди ночи Орсо Фалери внезапно проснулся. Его разбудила мысль, появившаяся неизвестно откуда, хотя нет, известно — из глубины сна-воспоминания.

Он стоял со своим отцом у лагуны возле Арсенала. Вода плескалась о камни. Большой корабль императора стоял у причала — это был визит правителя из Обравича. Герольд представлял сановников республики предшественнику этого императора, в том числе уважаемое семейство процветающего купца Фалери.

Старший сын императора, Родольфо, прибыл вместе с отцом. Он шел позади императора, сцепив руки за спиной, и с любопытством смотрел по сторонам. Фалери был тогда мальчиком, принц Родольфо — юношей.

Но в тот день они видели друг друга. Почти сорок лет назад.

«Мы рады снова вас видеть».

Фалери стало зябко, и вовсе не от сквозняка.

Он натянул на уши ночной колпак. Было бы серьезной ошибкой, решил посол, окончательно проснувшись в ночной темноте, принять этого императора, каким бы рассеянным он ни казался, за глупца. Посол должен написать об этом, шифром, в своем первом отчете.

Фалери надеялся, что они тут, в Обравиче, допустили такую же ошибку в суждениях о нем. Может быть, Орсо удастся вести себя так, чтобы они продолжали так о нем думать. Это было бы даже забавно.

Дождь прекратился. Теперь снаружи стало тихо. Жаль, что он не оставил при себе девушку, она была такой теплой. А двор мог бы сделать о нем кое-какие выводы. Не совсем неправильные, признал Фалери, но было бы полезно, если бы они считали его всего лишь сластолюбивым и некомпетентным.

Он лежал в постели и думал о пиратах Сеньяна, разбойниках, скрывающихся за рифами и стенами. Его первоочередной задаче здесь. Он должен вынудить этого императора, — который действительно запомнил его, увидев всего один раз, мальчишкой, — позволить Серессе уничтожить пиратов, в качестве жеста доброй воли и ради торговли.

Он уполномочен прямо предложить денег, и не только в виде займов. А император нуждается в деньгах. Османы почти наверняка снова выступят против него в поход весной.

Глава 2

Даница не собиралась брать с собой пса, когда вышла из дома в безлунную ночь, чтобы начать следующий этап своей жизни.

Проблема была в том, что Тико прыгнул в лодку, пока она отталкивала ее от берега, и отказался покинуть ее, когда она шепотом отдала ему команду. Она понимала, что если столкнет его в неглубокую воду, Тико залает в знак протеста, а этого она не могла допустить. Поэтому пес был вместе с ней, когда она повернула в черный залив. Это могло бы быть комичным, но не было, потому что она собиралась убивать людей, а, несмотря на свою репутацию жесткой и холодной женщины, Даница еще никогда не убивала.

«Пора начинать», — подумала она.

Сеньянцы называли себя героями, воинами бога, охраняющими опасную границу. Если она собирается добиться, чтобы ее приняли в пираты, и не хочет в будущем стать только матерью воинов (и дочерью воина, и внучкой, конечно), ей пора начинать. А еще ей необходимо отомстить. Не Серессе, но это может стать началом.

Никто не знал, что она сегодня ночью вышла в море на маленькой семейной лодочке. Даница была осторожна. Она не замужем, и живет теперь одна в их доме (все ее родные мертвы с прошлого лета). Она может бесшумно приходить и уходить по ночам, а все молодые люди в Сеньяне знают, как выбраться, когда надо, за городские стены — в сторону суши или вниз, к каменистому берегу и лодкам.

Вожаки пиратов могут наказать ее за то, что она собирается сделать ночью, а маленький гарнизон императора почти наверняка захочет это сделать, и она готова к этому. Ей просто нужно успешно выполнить свою задачу. Безрассудство и гордость, мужество, вера в Джада и ловкость — эти качества считали присущими себе все жители Сеньяна. Даницу могут наказать, и все равно будут уважать — если она сделает то, что задумала. Если не ошиблась насчет этой ночи.

Не смущало ее и то, что мужчины, которых она намеревалась убить, были ее единоверцами, почитателями Джада, а не отрицающими бога османами, — как те, что много лет назад разрушили ее деревню.

Даница без труда вызвала в себе ненависть к высокомерной Серессе, лежащей на другом берегу узкого моря. Во-первых, эта жадная республика торговала с неверными, предавала бога в погоне за золотом. Во-вторых, Сересса организовала блокаду Сеньяна, заблокировала все его суда в гавани или на прибрежной полосе, и теперь город голодал. Остров Храк расположен так близко, что до него можно было бы добраться вплавь, но его контролировали серессцы, и они запретили островитянам под страхом повешения торговать с Сеньяном (разумеется, кое-какая контрабандная торговля шла, но слишком незначительная, и давала она слишком мало). Серессцы вознамерились уморить жителей Сеньяна голодом или уничтожить их, если те выйдут в море. Это ни для кого не было тайной.

Сухопутный отряд из двадцати пиратов отправился на восток через перевал на земли ашаритов, но конец зимы — не то время, когда там можно найти много пищи, а риск был огромный.

Еще слишком рано, чтобы понять, выступят ли османы снова в этом году в поход на крепости империи, но, вероятно, так и будет. Здесь, на западе, герои Сеньяна могли пытаться угонять скот или захватывать крестьян в заложники и требовать выкупа. Они могли бы сразиться с большим числом диких хаджуков, если бы встретили их, но только не в том случае, если количество тех сильно выросло, или если хаджуки привели с собой кавалерию с востока.

Все таит в себе риск для обычных людей в эти дни. Власти при дворе, кажется, не слишком много думают о героях Сеньяна, как и вообще о людях с приграничных земель.

Тройная граница, так они ее называли: Османская империя, Священная империя джаддитов, Республика Сересса. Здесь сталкивались амбиции. На этих землях добрые люди страдали и умирали за свои семьи и за свою веру.

Преданные герои Сеньяна приносили пользу своему императору. Во время войны с ашаритами они получали из Обравича хвалебные письма на дорогой бумаге, а очень часто — еще и с полдюжины солдат, которые размещались в высокой круглой башне недалеко от их стен в стороне от моря, чтобы усилить обычно стоящий там маленький гарнизон. Но когда требования торговли, или финансов, или конфликты среди народов, исповедующих джаддизм, или необходимость положить конец этим конфликтам, или любые другие факторы в высокомерном мире правящих дворов вынуждали заключать договор — ну, тогда пиратами из Сеньяна, героями, можно было и пожертвовать. Ведь если османский двор или огорченные послы Серессы подавали жалобы, пираты становились «проблемой», «угрозой миру».

«Кровожадные дикари презрели нашу клятву хранить мир с османами, нарушили условия договора. Они захватывали перевозимые морем товары, совершали набеги на деревни и продавали людей в рабство…» Так писали из Серессы, это всем известно.

Император, читая это, должен вести себя более достойно и осторожно, думала Даница, рассекая веслами воду, в которой отражались звезды. Разве он не понимает, что им от него нужно? Враждующие деревни или фермы на неспокойной границе, разделенные верой, не становятся мирными, повинуясь росчерку пера при дворах далеких правителей.