Страница 79 из 130
Дичайшая страна Израиль.
ххх
Газет множество. Почти половина - на русском языке. Газеты толстые, многостраничные и красочные. Но бумага, на которой они печатаются, не ахти, краска мажется. Вообщем, однодневки. А вообще-то в Израиле полиграфия одна из лучших в мире. Достаточно взять в руки престижный журнал или детскую книжку.
Сегодня я приехал в Тель-Авив в одну толстую русскоязычную газету. Встретил меня директор этой газеты, тоже толстый и ужасно неряшливый. Разговаривая со мной, он все время что-то перебирал руками на обтрепанном костюме, кряхтел, шмыгал носом. Кроме того он постоянно подчеркивал свою занятость тем, что включал радио, прослушивая сводку новостей и с важным видом впечатывая нечто в допотопный компьютер, хватался за телефон, делал какие-то пометки в блокноте.
-Вы знаете,- сказал он мне,- мы очень бедная газета.
Я залез в карман, вытащил пачку долларов...
-Нет, вы меня не так поняли,- засуетился директор.
Пролистывая позже подшивку этой газеты, я порадовался тому, что наши отношения не стали дружескими. Очень уж много было в этой газете явной лжи, язык ее только отдаленно напоминал русский, стиль колебался от откровенной бульварщины, до строгой официальности "Правды".
Визит в одну из ведущих газет Израиля "Идиот Ахранот" отличался от описанного в сто крат. Принял меня редактор международного отдела господин Дов Ацмон. Был приглашен переводчик. Сперва меня попросили подняться наверх, в кафе, перекусить, выпить чего-нибудь, предупредив, что об оплате я не беспокоился. Это время они просили для того, что бы основательней подготовиться к беседе с господином Дживелеговым, то есть со мной.
Мы с переводчиком поднялись наверх, сели за столик. Я заказал двойной кофе, шоколад, настойчиво рассчитался, заставив принять на чай, шоколадку подарил для детишек переводчика.
Дов Ацмон не начал разговора прежде, чем в кабинет не были поданы напитки. Он внимательно выслушал мои предложения, поблагодарил за внимание к их газете, с особой благодарностью принял образцы российских изданий и выразил полное одобрение к предложенному проекту сотрудничества. Он вторично извинился, что не уполномочен принять окончательное решение без редактора, который в данный момент находится за границей. Он записал мой телефон в Израиле и пообещал связаться со мной тот час, как редактор решит этот вопрос. Он присовокупил, что заранее уверен в положительном решении этого вопроса.
В заключение господину Дживелегову была предложена небольшая экскурсия по редакционно-типографскому государству газеты. Об этой экскурсии рассказывать не хочется из жалости к полиграфистам и журналистам СНГ.
Я вовсе не ставил своей целью установление деловых контактов в Израиле. Просто постарался не упустить возможности. Из всех контактов на полиграфическом и журналистком уровне мне приятно еще вспомнить встречу с редактором недавно рожденного литературного журнала Романом Литван. Его журнал просто на голову выделялся своим содержанием от других более ярких журналов-полукровок. Мы разговаривали с Романом так, как обычно всегда разговаривают близкие и давно не видевшие друг друга люди. Перескакивали с темы на тему, давали волю эмоциям, шутили, читали стихи. Этот сумбурдный разговор кончился тем, что я пообещал помочь с реализацией журнала в России.
Все эти визиты были продиктованы одним единственным - мне требовались корочки, ксивы этих газет и журналов. К представителю зарубежной прессы в России относятся осторожно, а я не собирался тут долго задерживаться, как ни банально это звучит, но у нас, воров, такое же отношение к Родине, как и у других людей. Только мы не кричим о патриотизме и не бьем себя в грудь, как некоторые политики. ххх
Скоро нам с Машей ехать дальше. По плану в Израиле мы должны пробыть недели две. Правда, я еще до конца не знаю, будет ли для меня тут какая-нибудь работа. А то, очень не люблю быть в долгу. Хочется побыстрей отработать дар Пахана. Вот уедем мы и будем думать, как многое не успели...
Не успели досыта наиграться игрушками. Ах, какие там замечательные игрушки. Обезьянка, надавишь ей на живот и она кричит, что она макака. Волчок. Раскрутишь его и начинают светиться огоньки, играть печальная музыка. Часами, завороженно, кручу я этот малюсенький, меньше спичечного коробка волчок, вспоминаю, как многого не успели.
Не успели полетать на дельтоплане. Не успели как следует прокатиться на специальной доске по волне. Проехался один раз, сорвался с волны, получил от моря соленый подзатыльник. Маша три раза пробовала и три раза срывалась с волны. Не успели взять на прокат машину и гордо проехать на ней по нормальной дороге мимо сияющих витрин и неспешных пешеходов. Не успели перепробовать все сорта мороженного, хотя каждый день съедали по три порции. Не успели досыта нагуляться под ненормально большими звездами южного неба. Не успели переночевать где-то в лесу или на границе жгучих песков пустыни. Не успели окунуться в Иордан. Всего один раз были у Стены Плача.
Подошли, посмотрели на тихие фигуры у этой, ничем не примечательной, кроме древности, Стены, приложили по примеру других ладони к сухому, прохладному камню, и будто провалились куда-то во влажную тишину. Через мгновение отошли, я взглянул на часы. Прошло три часа! Ушли эти часы из жизни или пришли в нас, в наше настоящее и наше будущее? Молчит древний город, загадочный и живой.
Воспоминания об Израиле. А, может, о своей мечте, которую попытался увидеть за границей. Что-то путаю, что-то рассказываю неверно, что-то смешалось с воображаемым... Тяжело быть изгоем.
Брату проще. Спроси его цену на сахар, на фрукты фейхуа или на квартиру - отчеканит, как таблицу умножения. Он во всем разобрался. Знает, что Израиль - страна бюрократическая, понимает, что ценность шекеля по отношению к доллару поддерживается искусственно, видит определенные аналоги между биржевой и истинной стоимостью нефти. Он бизнесмен, он в Израиле работает. Его аферы легальны, воровские деньги тут обретают весомость, легальность.Ему легче жить.
ххх
И вообще! Сыт по горло. Не могу спокойно смотреть на эти подъезды в цветах, на чистенькие заборы и незаплеванные тротуары. Соскучился по нашим шальным шоферам, по водопроводу, который хочет - работает, не хочет - пересыхает, как Сахара.
Две недели не видел ни одной матерщинной надписи в лифте или еще где-нибудь. Четырнадцать дней не стоял в очередях. Полмесяца меня никто не счел возможным толкнуть или, хотя бы, на ногу наступить.
Вконец замучила ностальгия. В трамвай бы наш хоть на часок. Или, еще лучше, на базар. По лужам попрыгать, в грязи оскользнуться, на родные спекулянтские рожи посмотреть, родную, а не литературную, русскую речь услышать.
Кошелек с карманом в автобусе не срежут - вот счастье. А тут сидишь в автобусе, как баран, хочешь - на первом ярусе, хочешь - на втором, кондиционер дурацкий микроклимат создает, окна чистые почему-то, да еще спокойная тихая музыка играет. Одуреть можно!
А, если не одуреешь, то чутье потеряешь, сноровку. Приедешь такой расслабленный, и ну всем говорит - шолом да тода роба (большое спасибо). Пока будешь здороваться, да раскланиваться, тебе из очереди то и выпрут, не стоял тут, скажут, чудак чокнутый. И хлеб ты на ужин не купишь. И сахар весь расхватают. И пойдешь ты в палатку к перекупщику, который с тебя за этот киллограмм сахара сдерет на 20 шекелей, тьфу - рублей, дороже, да еще подсунет влажный, который после сушки на 200 грамм легче. И тода раба он тебе не скажет, и даже за пакетик полиэтиленовый, который во всех заграницах входит в стоимость любого товара, сдерет с тебя стольник.