Страница 6 из 130
Я вылез из постели. Желтый в трещинах фаянс старой ванной показался мне после зоны королевским фарфором. Я помылся и с хозяйским видом прошел на кухню.
Саша была уже там. Девчонка накрыла стол и привычно ворчала на отца. Лев Моисеевич в длиннющих трусах мучился над раковиной: он уже бахнул граммульку и теперь выворачивал желчь из пустого желудка.
- А вы кто? Ну, в смысле - где работаете?
- Коммерция, Саша, бизнес. Я из Москвы, но в Красноярске недельку проживу, если не выгоните. Не люблю гостиницы. Гуд?
- Гуд! - весело махнула Саша рукой.
Деньги таяли катастрофически, пора было приступать к работе по их добыванию.
***
Прошло несколько дней. Хозяин, благодаря мне, ушел в крутой запой. То, что он прогуливает работу, меня не колыхало. Главное, он избавил меня от своих приставаний. Пидары достаточно надоели в зоне.
Я давно снял парик - это никого не удивляло. Только Саша спросила, почему я не куплю более красивый; я отшутился, что седовласым уступают места в транспорте.
Эта тощая девица уже на вторую ночь попыталась прыгнуть ко мне в постель. Конечно, после зоны любая баба покажется красоткой. Но я имел твердые принципы: не живи, где трахаешься, не трахайся, где живешь. Тыл должен быть спокойным, особенно для беглого зэка. Хата не стояла на учете ментов, Лев Моисеевич был обычным, работающим, тихим бытовым пьяницей, жена отсутствовала, пацан допоздна пропадал во дворе - не всегда найдешь такую удобную нору.
Да и не любил я тощих. Такую обнимешь, а руки свою же собственную спину гладят. Баба, на мой взгляд, должна быть при теле. И не до баб пока. Более важные дела стоять в очереди. Надо поскорее сдернуть из Красноярска. Ксивы нужны другие: те, которые ребята сварганили в зоне, могут быть засвечены. Никогда не стоит недооценивать ментов.
Я выходил ненадолго в город, проигрывал варианты. Старые приемы, выручавшие меня при коммунистах, теперь не проходили. Кого напугаешь удостоверением журналиста или корочками внештатного инспектора санэпидемстанции.
Одно время я зашибал легкие деньги в роли фотографа. Я как раз оказался на абсолютной мели в родном Иркутске, даже за квартиру нечем было платить. Тем ни менее я наскреб небольшую сумму, которой хватило для того, чтобы взять напрокат фотоаппарат "Зенит". Дальше было просто. Я вышел на набережную Ангары и за день нащелкал многих, желающих увековечиться на фоне знаменитой реки. О том, что я всех снимаю на одну, давно засвеченную пленку клиенты, естественно, не догадывались.
На другой день я уже имел возможность нанять помощника - подростка, который записывал на конвертах адреса клиентов и проставлял номер заказа. Табличка, приколотая к дереву, гласила, что заказы выполняются в цвете в течение недели и высылаются заказчику по почте. Стопка квитанций, экспроприированных в химчистке, придавала фирме необходимую солидность. На случай проверки имелась копия договора с КБО (комбинатом бытовых услуг), от которого я якобы работал.
Сейчас на этом уже бизнеса не сделаешь.
Я мерил шагами пыльные улицы и обдумывал варианты быстрой аферы.
Город манил свободой, но ощущение того, что я освободился, пропадало, когда я заходил в автобус или трамвай. Оно возникало снова в продовольственных магазинах, но продавщицы смотрели на меня из-за прилавков с подозрением. Я никак не мог избавиться от впечатления, что хожу по большой зоне с теми же отношениями между ее обитателями и охраной. Я не мог расслабиться, мне хотелось заложить руки за спину, встать в строй. Я смотрел в лица людей и видел в них единственную перемену - озлобленную растерянность. Маршрут мой был обычен. Бродил по проспекту, заглядывал на рынок. Трезвые и пьяные "мальчики" в кожаных куртках и мешковатых фирменных штанах торговали чем попало. Или покупали. Валюту, золото, медь. Полно черножопых. Чувствуют, падлы, себя полными хозяевами, высокомерно поглядывают на окружающих.
Как-то я зашел к директору рынка. Не знаю, зачем я к нему пошел, у меня не было ясного понимания сегодняшней "рыночной экономике". Я не видел своих возможностей "в сегодня". Какое, мать его, сегодня тысячелетие на дворе! Мне требовалось общение, мне хотелось задавать вопросы.
В предбаннике было пусто, никого не оказалось и в кабинете директора. На спинке стула висела щегольская кожаная куртка, на столе лежал дипломат. Я вышел в предбанник, спросил наугад: когда будет шеф? Ответом была почти полная тишина. Только за стеной постукивала пишущая машинка. Похоже, тут царила полная демократия. Я вновь зашел в кабинет и провел рукой по куртке. Бумажник сам упал в ладонь, толстый бумажник из хорошей кожи. Я вышел из кабинета, пересек рынок и нырнул в трамвай.
Трамвай двигался в сторону микрорайона. Пассажиров было мало, все они были какими-то сонными, озабоченными. Сонно-озабоченными. Я сидел у окна в совершенно обалдевшем состоянии. Впервые мне пришлось выступить в роли щипача. Господи, сколько переживаний! Я, как нервный заяц, до сих пор дрожал от страха. А я еще имел наглость относиться к карманникам свысока, считал свою профессию более трудной. У них, наверное, стальные нервы, ведь пиджаки, с которыми они работают, не висят на стульях в пустых кабинетах.
Я вышел на остановке и устроился в тихом скверике на кривом пеньке. Тут часто трапезничали алкаши - все пространство вокруг пенька было тщательно усеяно пробками от бутылок. Осмотревшись по сторонам, я извлек бумажник. Да, рыночный шеф - человек не простой. В бумажнике - стопка долларов, пачка дойчмарок и немного деревянных. Деревянные только в крупных ассигнациях. Представляю, насколько уверен в себе могущественный директор, вершитель торговых судеб, если даже не боится банальной кражи. Или для него содержимое такого бумажника - мелочь, карманные деньги на один день.
И все же я совершенно зря этот бумажник слямзил. Директор, конечно, пожалуется "крыше" рынка, воры цынканут шестеркам, пойдет воровской розыск. На меня никто не подумает - все знают, что аферист верен своему призванию, - но разговор будет, и в разговоре кто-нибудь обязательно вспомнит, что Мертвый Зверь в бегах. Кто-то вспомнит, кто-то поддакнет, кто-то намотает на ус, а кто-то станет присматриваться к окружающим: не мелькнет ли знакомая рожа с мертвым выражением глаз. И среди этих "кто-то" обязательно будут не только воры, но и менты.
Надо завязывать с Красноярском, в который уже раз сказал я сам себе. И сам с собой согласился: надо. Я выбросил бумажник, рассовал деньги по карманам и побрел домой. Ноги вынесли меня к "Дому фермера" Правильней назвать эту гостиницу "Дом черножопых", подумал я, разглядывая снующих "лиц кавказской национальности". И, вдруг, меня озарило. Даже весело стало. Я решил "поставить" эту гостиницу.
Деньги теперь были, была и валюта. Но не та сумма, с которой можно жить беззаботно. А я хотел пожить беззаботно. Хоть годик! Ни в чем себе не отказывая! И я вспомнил свой старинный, еще "доперестроечный", но так до сих пор не реализованный план. План по ограблению гостиницы рынка - тогдашнего "Дома колхозника", где в карманах и баулах торгашей можно найти неплохие бабки.