Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 50 из 130

В парке было пустынно. Как и во всей Ялте. Голодная Украина не могла содержать бывшую "всесоюзную здравницу" на должном уровне. Санатории разваливались, цены в еще действующих отелях отпугивали даже иностранцев, частные магазинчики имели очень небольшой выбор товаров, а продукты на рынке стоили даже по ценам нищей России копейки.

По вечерам Ялта будто вымирала. Немногочисленные отдыхающие не высовывали на улицу нос, а местные жители сидели по домам за семью замками. Вечерняя Ялта была вотчиной уголовников. Контролировали её по всей видимости армяне, хотя полной ясности у меня по этому поводу еще не было. Я полностью отошел от дел, наслаждался псевдосемейным отдыхом и на все забил. Утром, по дороге к пляжу мы часто видели взорванные машины, покалеченные дома - разборки между разными группировками не прекращались.

Еще вчера нас разбудила автоматная стрельба и взрывы. Утром выяснилось, что обстреляна больница МВД и взорваны все машины, находившиеся около больницы. Поговаривали, что таким образом бандиты отмечали встречу какого-то авторитетного вора. Но меня весь этот беспредел не волновал. Деньги у нас пока еще были, жизнь тут не дорогая, а море - оно всегда море. Да и фрукты в саду нашей хозяйки были отменные.

Авторитет же наверняка отдыхал тут после зоны. Еще две недели назад, в день приезда, я сунулся в лучшую гостиницу Ялты "Жемчужина Крыма". Меня вовсе не интересовала эта "Жемчужина", в которой самый дешевый номер стоил дороже, чем люкс в пятизвездночном отеле на Канарах. (Справедливости ради, должен заметить, что на Канарских островах я не был, но в ценах примерно ориентировался по рекламным проспектам и детективам Чейза). В этой гостиницы по рассказам аборигенов была прекрасная сауна с бассейном, а я скучал по нормальной бане. Тем более, что, если холодную воду в Крыму давали два часа утром и два - вечером, то о такой роскоши, как вода горячая, местное население давно забыло.

Швейцар, напоминающий беременную горилу, объяснил мне, что сауна действительно существует, что два часа пользования баней при гостинице стоят всего десять долларов, но в данное время сауна и бассейн обслуживают только почетных гостей отеля, занимающих весь второй этаж. И пока эти гости не съедут, отель не принимает новых постоялцев и не разрешает никому пользоваться ни баней, ни баром, ни рестораном, ни, даже, стоянкой гостиницы.

Пока он мне всю эту информацию высказывал на упрощенном русском языке, используя основной словарь Эллочки Людоедки, я успел увидеть двух "почетных" постоялцев. Они направлялись в бар, были одеты в просторные "бермуды", остальной их гардероб составляли разнообразные наколки, придающие им сходство с папуасами, вышедшими на тропу войны в полной боевой раскраске. Одна из наколок - ангелочки, приветствующие друг друга через крест, - сказала мне гораздо больше, чем "красноречивый" швейцар. Эту наколки имели право носить только воры в законе, вожаки, коронованные большим сходом.

Поэтому я быстренько смылся и больше в районе этой гостиницы не появлялся. Это до побега я мог спокойно зайти и поприветствовать отдыхающих воров. Хотя я и не был в законе, авторитет имел достаточный. И воры не стали бы чураться Мертвого Зверя, больше известного среди законников как Адвокат. Не мало оказал я им и их коллегам помощи на зонах. Хотя, и они меня прикрывали в трудные минуты. Но после побега воры могли думать, что я подставил их братанов. (Хотя доказательств этому не было, но сам то я знал - да, подставил). Так что не хотелось попадаться им на глаза. Береженного Бог бережет. Да и отходить я, наконец, начал от всех кошмаров Москвы и Красноярска, от всех этих разборок, убийств. Надоели мне эти голивудские вестерны на русской земле. Сейчас я хотел только одного - спокойно провести с Машей бархатный сезон на берегу Черного моря.

Джина активно изучала собачьи метки на деревьях. Не упуская её из поля видимости я присел на облезлую лавочку. Напротив какая-то мамаша прямо в коляске меняла пеленки ребенку. Она поймала мой взгляд и, вдруг, быстро пошла ко мне, толкая коляску. Я посмотрел на нее внимательней. Она шла целеустремленно, всматриваясь в мое лицо, будто она прокурор или потерпевшая.

- Адвокат, - спросила она, - это ты?

Я всмотрелся еще внимательней. Круглое лицо, хорошие брови, красивые глаза. Фигура - так себе. Лет 30 бабе. Нет, не помню.

- Ты таки, не помнишь, яка я исть?

Я замялся, привстал.

- Ну, Нинка Чайник. Щипачка. Ширму я тебе ставила, помнишь? Я таки постарела, уже не гарная?

Легкая рябь памяти подкатила к моему сознанию. Да, да, Чайник, необычная кликуха. Ширму ставила? Эх, столько баб было в моей жизни! Да и ширму ставили мне разные люди: и бабы, и мужики, и подростки. Я всегда придавал серьезное значение отвлекающим маневрам во время работы.

- Как же, помню, помню, - фальшиво заулыбался я, - Нинка, как же. Ну, как ты, что, где?





Она подошла вплотную и вперилась мне в глаза, как какой-то шизоидный гипнотизер:

- Ах ты, лярва поганая, тварь немазанная, мне в любви клялся вечной, а теперь чернуху гонишь, что не врубаешься! Да я тебе шнифты сейчас на пятку натяну...

И тут я её вспомнил. Эта девчонка и тогда умела красиво ругаться. Она выросла в Одессе, её лексика причудливо впитала одесский диалект и российскую феню. Задорная была девчонка, заводная. Чуть что не по её, закипала, как чайник. Оттуда и кликуха забавная.

- Нинок, - потянулся я к ней, - ты все такой же кипяток, хорошая моя!

Она и по моему лицу увидела, что узнал. Обхватила мне голову, расцеловала. Поцелуи были не женские, сестринские. А мы же с ней больше месяца спали на одном топчане. Такая любовь была...

- Замужем я, - будто оправдываясь сказала Нинка. - Третий год уже. Завязала напрочь. Муж из этих, новых русских, но не выпендривается, простой мужик. У него ремонтная мастерская. Иномарки ремонтируют. Он и сам вкалывает, как проклятый, и кореша. Он раньше жестянщиком был. А теперь "костоправ" и по карбюраторам дока.

Она вываливала мне эту информацию, будто пряталась за ней. А зачем прятаться? Лет четырнадцать, если не больше, прошло с того месяца знойной южной любви пацанки-щипачки и молодого афериста. Сколько ей тогда было то, лет 16-17 не больше.

- Нинок, что ты, будто оправдываешься. Давно это было, в детстве. Ты тогда вообще малышом была.

- Малышом... Да я от тебя, если хочешь знать, больше всего страдала. Тебе то что, свалил. А я с дитем кому в кодле нужна?

- С каким дитем? Ты что, рехнулась?!

- Не знал? Врешь ведь! Я маляву тебе на кичу засылала, советовалась - аборт или рожать...

- Подожди, не гони. На какую кичу, какую маляву?

- На Симферопольскую, в СИЗО. Тебе же там замели?

- Сроду в Симферопольском изоляторе не торчал. Я свалил отсюда в Харьков, там меня и повязали. В отказ я не шел, у следака все козыри на руках были. Да и не хотел, чтоб копались, взял на себя одно дело без спора, а условием поставил, чтоб на дальняк отправили в зону. Терпеть не могу эти южные зоны, все они ссученные.