Тройная игра афериста

Тут, меня кольнуло: Маша?! Я привстал, хрипло позвал сестру. Сестра появилась на удивление быстро. Она объяснила, что в больницу меня доставили по вызову из дома, что палата платная (вот, почему я лежу один), тут все по высшему классу (интересно, кто же и сколько за меня внес?), что за ребенка волноваться я не должен, по моей просьбе матери дали телеграмму в тот же день, потом звонили - все в порядке, мать прилетела. - И девочка ваша звонит каждый день, беспокоится, спрашивает, когда можно навестить? - добавила сестра, так умильно улыбаясь, что я понял - Маша отдала рвачам - врачам все мои деньги.

Впрочем, через несколько дней я перестал жалеть эти деньги. Здоровье возвращалось так быстро, будто меня потчевали живой водой. Вот когда я осознал истинную разницу между совдеповской (бесплатной) и буржуазной (платной) медициной.

Несколько раз приходила Маша. Я уговорил обслуживающий персонал не пускать ее ко мне, мотивируя опасностью заражения. Мамашу Машину я принял, попросил подыскать на должность няни кого-нибудь другого. Я не хотел возвращаться в Машин мир, не желал зависеть от привязанности к чужому ребенку.

Вместе со здоровьем ко мне вернулась тревога за будущее. Размякнув в псевдосемье, я как-то упустил из виду, что охота на меня не прекращалась. Я знал, что по моему следу пущены гончие псы - оперативники уголовки, что воры, прикрывавшие Красноярскую гостиницу, так же меня ищут. Был еще Седой, личность странная, непонятного мне цвета, но, безусловно, опасная. Какая была связь между Маневиным и Седым понять я не мог, что делало ситуацию еще более опасной. Непонятное всегда опасней понятного.

Расхаживая по палате я напряженно думал, где достать денег на первое время после выписки из больницы?

Я вспомнил свою киргизскую аферу "советского" периода.

Во Фрунзе я бывал часто и очень любил этот спокойный, зеленый город. Но тогда я въехал туда не отдыхать, а работать. С собой у меня были необходимые бланки с печатями, имелся четкий план действий.

Остановился в гостинице ВДНХ за городом. Полностью оплатил четырехместный номер-других там не было, -- купил в ближайшем магазине канцтоваров пару листов ватмана, зеленую и красную гуашь, плакатные перья. Вечером я, уподобившись Остапу Бендеру, занялся художеством.

"Хотите иметь вагон древесины? В бревнах или досках? Если хотите-зайдите в сельсовет. И договоритесь с семьей о трехмесячной отлучке. Подробности при собеседовании с представителем леспромхоза".

Эти объявления я на другой день расклеил в ближайшем поселке. Сам зашел в сельсовет, представился вербовщиком леспромхоза из г. Игарка Красноярского края. Лет пятнадцать назад судьба занесла меня в эти края, с тех пор у меня хранилось несколько бланков с печатями этого леспромхоза. (Никогда не упускаю возможности прихватить какой-нибудь чистый бланк с печатью - печать на советского человека действует магически: он при виде её доверчиво раскрывает кошелек). Сейчас они пригодились.

Вскоре в сельсовет потянулись желающие. С лесом в Киргизии всегда были трудности, строительная древесина стоит дорого, да и достать ее сложно. Мои же условия были очень просты: три месяца работы в леспромхозе по самым высоким заполярным ставкам, а потом можете выписывать вагон кругляка или пилёнки. Отправить по железной дороге поможем. Работа несложная, хоть и тяжелая: в леспромхозе на верхнем или нижнем складах, на распиловке, на валке леса.

По дороге в Киргизию я трое суток бухал в поезде. И, видимо, еще не полностью очухался. Деятельность леспромхозов была мне хорошо известна - практику я проходил в зонах, но как-то совсем выскочило из головы, что вокруг Игарки - тундра, которая мало подходит для лесозаготовок, и что железную дорогу туда никогда не прокладывали. Леспромхоз, впрочем, в Игарке был. Небольшой. Там сортировали экспортную древесину перед загрузкой на суда в порту.

Киргизы, мечтающие начать строительство из собственного леса, в географические подробности не вникали. До вечера записалось сорок человек. На сборы я им дал сутки. Подъемные были обещаны после прибытия на место, я, с понтом, не рисковал возить с собой большие суммы денег. Добираться до места мы должны были тоже за свой счет, с непременной оплатой билетов сразу после прибытия.

Через сутки доверчивые труженики с вещмешками и топорами заполнили автобус (пилы я им брать отсоветовал, обещал выдать бензоэлектрические, японского производства). В аэропорту я разместил их в зале тесной туристической группой, запретил отлучаться куда-либо, кроме туалета, провел перекличку по списку и поручил, пока я буду договариваться насчет билетов, собрать деньги на эти билеты. Старшим назначил козлоподобного старичка с седой раздвоенной бородкой, густотой своей напоминавшей лесопосадки в тундре. С собой взял его товарища.

Мы посмотрели расписание самолетов, идущих до Красноярска. Самый удобный рейс шел через шесть часов. Справился в кассе-билеты были свободно. Транзитный билет до Игарки стоил 320 рублей. (Имеются в виду те, полновесные доперестроечные рубли). Естественно, что без пропуска или прописки в этот город билеты не продавались. Меня это не смутило. Я вернулся к своим трудягам, и старик, кланяясь мне, как большому начальнику, доложил, что не знает по сколько собирать.

-- Билет стоит 320 рублей, но могут быть непредвиденные расходы. Собирайте, бабай, по 400 рублей, но побыстрей. Если бы не ваша медлительность, мы могли бы уже скоро лететь. А теперь на этот рейс опаздываем, придется шесть часов ждать. Да еще пропуска мне на вас оформлять, Игарка - город режимный, закрытый.

Ходивший со мной старикан, подтвердил эти слова (для того и брал я его с собой к кассам, не забывая, что Восток - дело тонкое).

Старик рассыпался в извинениях, ссылаясь на милость Аллаха.

Деньги собрали быстро. Я подтвердил указание не расходиться, добавил, что и в туалет лучше ходить группами по три-четыре человека, сказал, что из-за их медлительности в сборе денег буду отсутствовать долго-с билетами трудности. На прощание еще раз подчеркнул крупные полномочия бородатого бабая, не удержался сказать вальщикам леса "рахмат", что значит спасибо, поднялся в кассовый зал, спустился по другой лестнице, сел в такси и отбыл на вокзал. К железной дороге я всегда питал большую симпатию, чем к капризной авиации.

В здание вокзала я заходить не стал. На путях стоял какой-то поезд, я запрыгнул в первый же попавшийся вагон и протянул проводнику четвертак. "Скоро сойду", -- сказал я, не вдаваясь в подробности. И сошел через несколько остановок на крупной станции, где пересел в поезд алма-атинского направления.

До Алма-Аты я ехать не собирался. Через два часа сошел снова, купил на вокзале билет в СВ до Оренбурга, а в Оренбурге все же воспользовался самолетом, который мигом домчал меня до Москвы.

Да, облизался я от "вкусного" воспоминания. Хорошие были времена, советские. Теперь так не получится.

Сейчас на этом уже бизнеса не сделаешь.

Я мерил шагами коридор туберкулезного диспансера и обдумывал варианты быстрой аферы в славном столичном городе.

Удача приходит к тем, кто ее ищет. Лечащий фтизиатр обратился к сестре вопросом: что это за вагончики стоят у речного вокзала, написано, что цирковые, но никто в них не живет.

- Наши, - мгновенно среагировал я. - Изготовлены в Ставрополе, будем скоро продавать дачникам. К обеду новость облетела всю больницу, и я стал для медиков самым важным человеком.

Цена, установленная мной в 600 баксов, по остаточной, так сказать, стоимости, была смехотворно низкой.

Главный врач уговорил меня съездить, посмотреть. Конечно же, он просто хотел выбрать для себя самый лучший вагончик, предвкушая, как перевезет его не дачу. Я не стал отказываться, надеясь на свою способность к экспромту в любых ситуациях.

Действительно, стояли старые жилые автовагончики, в одном из которых жил сторож. Вагончики принадлежали союзгосцирку. Директора этого почтенного учреждения я не знал, что не помешало мне представится его лучшим другом.