Страница 8 из 21
Церемония пришла в полное расстройство. По знаку Валлани удалились музыканты и служители.
— Недостаточно слов! — крикнул Шунашшура, — надобно устроить тщательное дознание!
— Кого во лжи хочешь уличить, скудоумный? — выкрикнул сотник «сынов дворца», один из самых преданных людей Муваталли, — сам Громовержец укрыл Первого Стража Железным троном, а лабарне череп снёс! Иди, посмотри на трупы! Никакое оружие смертных не способно оставить такие раны!
Валлани уже знала, что «Тешуб укрыл Муваталли» и этот неожиданный поворот её весьма беспокоил, потому она решила поторопить события и перешла от слов к делу.
— Ныне вам, Большое собрание, следует провозгласить, кто воссядет на Железный трон! — объявила таваннана.
— Что же тут решать? — крикнул Шунашшура, — ведь сказано же в законе Телепину: «Царём пусть становится только первый сын из сыновей царя. Если первого из сыновей царя нет, то пусть будет царём тот, кто второй по месту сын. Когда же наследника из сыновей царя нет, то той, которая первая дочь, пусть ей возьмут мужа, и он пусть будет царём».
— Верно-верно! — поддержал его наместник Каниша.
— Я не слышал, Муваталли, говорил ли ты, что наследник мёртв? — спросил Шунашшура.
Муваталли скрипнул зубами. До сих пор его люди, несмотря на то, что он нещадно подгонял их, не смогли найти Хуццию. Зато принесли весть о неповиновении начальника мешеди. Первый Страж чувствовал, как у него земля под ногами начинает ходить ходуном.
— Хуцции нигде нет. Он пропал, и найти его не могут.
— Но разве это означает, что он мёртв?
— Хуцция не годится в цари, — к удивлению многих присутствующих встряла в спор таваннана, — не за свою вину пострадал сын мой, а за вину внука. Разве не отдал половину власти Циданта старшему моему внуку? Разве Циданта преклонялся перед макандуша и приносил жертвы их богу? Горько говорить мне такое, но погубит державу Хуцция. Иному следует сидеть на Железном троне.
— Это кому же? — с вызовом поинтересовался Шунашшура, уже зная, какой будет ответ.
— Ксассени! Ксассени достоин! — закричали те высокородные, что держали сторону таваннаны.
«Ишь, как стройно запели! Долго ты их упражняла в этом, старуха?» — усмехнулся санга.
Лицо Муваталли не выражало никаких эмоций. Он уже продумал свою линию поведения в изменившихся условиях. Он ни одного худого слова не скажет о Хуцции. Не будет призывать ни к суду, ни к беззаконному убийству. Ни в коем случае. Пусть закон преступит таваннана, пусть сама себе выроет яму.
Сторонники царицы, которые думали, что их поддерживает и Первый Страж, горячо принялись продвигать Ксассени. Их противники, которых перед халентувой оказалось меньшинство, пытались отстоять закон, но их перекричали.
— Ты хочешь преступить закон Телепину, таваннана? — спросил Шунашшура, улучив момент, когда шум немного стих.
— А часто ли этот закон соблюдался после Телепину? — парировала царица-мать.
— Да-да, верно! — подхватили её сторонники, — нехорошо, когда на Железный трон воссядет недостойный царь.
— Закон преступали не раз, следовательно, богам он неугоден. Нужен другой!
— И что же вы сделаете с Хуццией, когда он найдётся? — спросил наместник Каниша.
— Сказано было Телепину: «Никого из рода не убивай — это не к добру», — напомнил кто-то.
— Верно говоришь! — подхватили его слова несколько человек.
— Верно!
Сторонники Хуцции беспомощно переглядывались и помалкивали. Поддержав сей клич, они признали бы, что наследник трона не достоин, но и возразить, по понятным причинам не могли. В результате из нескольких десятков глоток звучал только один голос. Голос сторонников таваннаны.
— Да, почтенные, вспомним закон великого лабарны: «И доставили мятежников, и панкус назначил их смерти. Но сказал я, царь — зачем им умирать, пусть скроют лицо. И я, царь, отделил их и сделал людьми плуга и забрал с правого бедра их оружие и дал им ярмо».
— Верно, верно! Правильно! Пусть Хуцция скроет лицо!
Муваталли помалкивал, скрестив руки на груди. Такого поворота он не учёл и теперь клял свою забывчивость. Законники… Живой Хуцция с кучей сторонников при шаткой власти и наличии конкурента его не устраивал. Что же скажет таваннана?
— Истинно так говорил благородный Телепину. Призывал он не проливать кровь, а щадить врагов своих! — изрекла Валлани, — неужели вы, Большое собрание, могли думать, что внука своего, кровь от крови моей, предам я казни? Хуцция удалится в поля, молить бога о прощении.
Муваталли скрипнул зубами. После этих слов обвинить бабку в кровожадности будет невозможно. Переоценил он неприязнь Валлани к старшему внуку, а может старуха, которая далеко не выжила из ума, просто всё просчитала лучше первого Стража. Что же делать?
Те члены панкуса, что изначально противились власти Хуцции, заметно воодушевились (как же, не надо брать грех на душу) и ещё громче и смелее превозносили Ксассени, его почитание старины и всевозможные достоинства.
Голос Шунашшуры и его товарищей потонул в возбуждённых криках их противников.
Муваталли отступил в тень. На скулах его играли желваки, но он убеждал себя, что это далеко не конец.
К Первому Стражу через толпу протолкался один из «сынов дворца».
— Усамувами, они заполонили улицы!
— Кто? Мешеди?
— Макандуша!
Глаза Муваталли стали похожи на два блюдца.
— Что?! Откуда они здесь… — он осёкся, поняв, что проиграл. Хуцция добрался до Кратера.
— А где Танува?
— Его людей нет в городе.
Отряд Танувы, которого Муваталли прочил на место «главного виночерпия», как раз в это самое время разоружали «мальчики».
Больше Муваталли ничего спросить не успел. Откуда-то из-за колонн раздались крики, лязг железа и треск щитов. Под ноги собравшимся кубарем выкатились двое «сынов дворца», а следом на площадь перед халентувой ворвались воины в шлемах с гребнями, вооружённые копьями и большими круглыми щитами.
— Которые тут заговорщики? — рявкнул Теримах, — кончился ваш заговор!
Эллинской речи никто из присутствующих не знал, но для того, чтобы понять, что произошло, слова и не требовались.
Теримах думал, что ворота Цитадели придётся ломать тараном и в городе присматривал подходящее бревно, но удалось обойтись без этого. Шурин Кантуцили, помощник кравчего, уговорил двух «сынов дворца», выпустить его в город через потайной вход. Чем он их купил, Теримах не знал, его это не особенно интересовало. Но когда «сыны дворца» двери открыли, то закрыть их им уже не дали. Мешеди ждали этого момента в засаде, спрятавшись в тени возле стен Цитадели. Они ворвались внутрь, а следом подоспели димахи. Драка в результате вышла скоротечной и бескровной.
Муваталли хотел было призвать «сынов дворца» к отпору, но исполнить его приказ уже никто бы и не смог. Да ему и рта открыть не дали. К Первому Стражу подскочил какой-то чужеземец, здоровенный, как медведь, и щитом прижал к колонне так, что Муваталли даже вздохнуть не мог.
Димахи Рыжего мигом окружили кольцом щитов всю хеттскую знать, а следом на площадь вступил Хуцция.
Валлани, лицо которой стало белее снега, схватилась за сердце и обмякла, подхваченная руками слуг.
— Да здравствует лабарна, Солнце, Хуцция, сын Циданты, второй этого имени! — заорал Шунашшура, — и да продлит Громовержец годы славного Алекшандуша из Аххиявы и его храбрых воинов!
2
Анакрисис[18]
«Где ж ты такие луки видел?»
И ладно бы резчик всю жизнь сиднем просидел в мастерской. Далёкий от воинских занятий, ни разу не озаботился узнать, как же на самом деле изгибаются керы, рога лука. Так ведь нет. Мастер состоит при войске, больше трёх лет уже в походе.
«Ты слишком придирчив, Эвмен», — сказал бы Александр, — «художник должен иметь право на условность».
Это после того, как высоко ценимый им Апеллес изобразил победителя при Гранике с молнией в руках, Александр стал столь благосклонен к условностям в живописи. А между тем и Апеллес, оставшийся там, и его друг Лисипп, ваятель воинов, не забывали о необходимости достоверного изображения рукотворных предметов. Лисипп отличался в этом деле особенной дотошностью и тщательно воспроизводил мельчайшие детали век и ногтей модели. Показать ему эту работу, уж он немало извергнет громов и молний в адрес горе-резчика.
18
Анакрисис (греч.) — «дознание».