Страница 82 из 116
— Вы хотите сказать — в Книге?
— А где же еще, Гога? В Ней. Больше негде. И еще до конца неизвестно, кто кого создал: мир — Книгу или Книга — мир.
— Ну, вы загнули, профессор. Книга относится к области сознания, основным свойством которого, как известно, является отражение. А сознание по отношению к материи вторично.
— А в Библии между тем сказано, что в начале было слово. Как насчет этого? Причем слово и было Богом и слово было к Богу. С точки зрения точной логики здесь запутаться можно: где объект, где субъект. Получается, что слово одновременно и Бог, то есть тот, кто создает Вселенную, и само творение, то есть Вселенная. Нет, Гога, нашим с вами духом только и держится все на свете. Вот она — энергия из энергий! И она лишь усиливается и сохраняется с помощью Книги. Здесь и спорить нечего. Вот нас непосредственно в этот, можно сказать, реактор и поместили. И с минуту на минуту нас может разорвать на части. Потому что это ерунда, это все физики придумали, будто мы состоим из протонов и нейтронов. Протоны и нейтроны тоже лишь слова и не более того, то есть часть Книги. Мы сплошь состоим с вами из куда более сложных энергетических образований. И у вас, и у меня есть имя, так?
— Ну, так.
— Хорошо. Это имя — выражение нашей сущности. Так?
— Так.
— Стол потому и стол, что его так назвали. Номенология, одним словом. Назови стол стулом, и он поменяет тут же свое предназначение. На него начнут садиться. Похоже на правду?
— Похоже.
— Назови вас Васей и вы уже никогда не будете Гогой. Согласны?
— Согласен.
— Вот и сейчас Книга возьмет да и начнет нас переименовывать, придавая нам совершенно иные сущности. А имен одних литературных героев у Книги за всю долгую историю Ее существования скопилось немало. Это хорошо еще, если дело закончится только людьми, хуже, когда речь пойдет о нарциссах, кипарисах и насекомых. Вспомните «Метаморфозы» Овидия, «Превращение» Кафки, например: «После беспокойного сна Грегор Замза почувствовал, что он превратился в насекомое»… Вот она подлинная власть книги. Для Нее нет никаких различий. Она любит все со всем перемешивать, не обращая внимание на здравый смысл. И сейчас, как герой Кафки, вы вполне можете стать таким насекомым. Реактор запущен, и мы с вами оказались в самом его центре. Готовьтесь к метаморфозам, Гога, готовьтесь к метаморфозам.
— Прошу вас, профессор, — заговорщически зашептал в ответ Грузинчик, — здесь все не так, как снаружи, в реальном мире. Поосторожнее, пожалуйста с вашими рассуждениями. Мало ли что…
И не успел Гога прошептать эти последние слова, как его ноги поскользнулись, и он, не удержав равновесия, полетел вниз с какой-то кручи…
Испания, конец XVI века
<b>Вента де Квесада.</b>
Когда Мигель прорвался наконец внутрь постоялого двора, то он не сразу понял, где очутился. Это было не совсем то, что он ожидал увидеть. Казалось, он попал в самую гущу венецианского карнавала, на котором уже бывал как-то во время своего пребывания в Италии.
Его, Мигеля, словно ждали здесь. Маска, изображающая Смерть, с черепом вместо головы и с косой в руках, стояла рядом с другой маской, изображающей Время. Отличались они друг от друга лишь тем, что у последней вместо косы были песочные часы. Здесь находилась и Судьба. Она была слепой и держала весы. Двуликий Янус имел лицо как спереди, так и сзади. Аллегорические персонажи толпились непосредственно на дворе. Их казалось было бесчисленное множество.
Мигель начал теряться: не бред ли все это?
Появление сумасшедшего странствующего рыцаря по имени Алонсо Кихано Добрый все на вента ожидали с нетерпением. О спятившем сумасброде, чей разум оказался во власти книг, знали все в округе и каждому хотелось принять участие в очередном спектакле. Жизнь скучна, если хоть чуть-чуть не заботиться о развлечениях.
С этой целью хозяин постоялого двора заранее пригласил бродячую труппу, которая зарабатывала на жизнь тем, что разыгрывала на ярмарках всевозможные мистерии.
Дочь владельца венты и ее служанка Мориторнес согласились разыграть роль важных дам. Как это и описывается в любом рыцарском романе. Дочка представилась влюбленной в странствующего рыцаря и попросила Алонсо Кихано протянуть ей хотя бы правую руку в верхнее окно, если он не собирался изменять своей возлюбленной Дульсинее. Доверчивый Алонсо Кихано Добрый сделал все, как его просили, он встал на седло и протянул правую руку.
Вероломная красавица с помощью своей служанки привязала рыцаря за кисть к оконной решетке.
Хозяин решил до утра помариновать так слабого на голову рыцаря, чтобы на рассвете вместе с актерами запугать его до смерти, а самим повеселиться от души.
Так Алонсо Кихано всю ночь и провисел, привязанный за правую руку к окну, лишь изредка позволяя себе слабый стон.
Все улеглись спать, рассчитывая, что привязанный таким образом сумасшедший к утру обязательно «созреет», и тогда спектакль пройдет на ура. Но тут-то и случилось непредвиденное: во двор под самое утро ворвался еще один псих, одетый в платье алжирского раба.
Переодетые к готовящемуся спектаклю актеры словно остолбенели от неожиданности. По всей видимости алжирский раб был настроен крайне решительно.
Алонсо Кихано, между тем, продолжал по-прежнему стоять ногами в седле, испытывая нестерпимую боль в правом запястье. Он боялся одного: конь сдвинется с места, он безжизненно повиснет в воздухе, задыхаясь от боли, пока кисть сама собой не отделится от остального тела.
Мигель ничего не знал про готовящийся спектакль. «Однорукий» видел перед собой только то, что видел: сама Смерть, а вместе с ней Судьба и Время преграждали ему путь туда, откуда и доносился еле слышный стон самого великого, самого отчаявшегося в мире Неудачника. Его фигура повисла в воздухе. Аллегорические маски венецианского карнавала зловеще обступили повешенного за правое запястье человека. И никто не собирался ему помочь.
И тут Мигеля словно заклинило. Венецианский карнавал живо напомнил ему о Гассане Паше, прозелите-венецианце, а рука незнакомца-неудачника, за которую его кто-то и подвесил к оконной раме, связалась с собственной раной, полученной в битве при Лепанто.
Мигель не знал, с кем ему предстоит сейчас вступить в бой: с представителями потустороннего мира или с вполне реальными врагами из плоти и крови. Да это и неважно было. Главное сейчас — прорваться к тому, кто повис в воздухе, кто познал большую Неудачу, чем он, Мигель. Главное сейчас — это освободить стонущего человека. «Однорукий» по собственному опыту знал, каково это — потерять руку.
И Мигель начал действовать точно так же, как когда-то в морском бою с турками, когда он смело шагнул на абордажную доску шириной в два фута. Вперед и только вперед. А там будь, что будет. Главное — рвануться без страха всем своим телом навстречу судьбе.
Мигель кричал во все горло, ругался самыми последними словами и наносил здоровой рукой удары направо и налево:
— Отпустите! Слышите? Отпустите его, сволочи!
Сообразив, что к нему кто-то спешит на помощь, слабый на голову Алонсо Кихано и сам принялся кричать нечто невообразимое, возомнив, видно, что к нему на выручку спешит ни кто иной, Амадис Гальский.
Актеры, между тем, сообразив, что спектакль провалился, быстро убрались по своим комнатам, от греха подальше, как говорится.
Мигель оказался у самых ног беспомощно болтающегося на одной руке Алонсо Кихано. Он принялся приподнимать Великого Неудачника за обе ноги, чтобы ослабить давление на руку.