Библиотека Дон Кихота

— Та-а-ак! — еще раз картинно вздохнул Воронов, а затем, сделав короткую паузу, поинтересовался у своего собеседника:

— Ну, ваша-то роль какова во всем этом спектакле?

— Очень простая. Во всяком случае таковой она мне и представлялась до самой последней минуты. Я должен был в тайне следить за вами как охотник. Если бы возникла в том нужда, то я бы и денег подбросил, и из беды выручил бы, и подкупил бы, кого надо. Медиум медиумом, а соломки подстелить никогда не повредит. До поры до времени я выполнял бы роль вашего ангела-хранителя. Издатель Безрученко снабдил меня достаточными средствами и необходимыми связями. Все для подстраховки, конечно. Но вот штука-то в чем: я сам решил поменять правила игры и открыть свое инкогнито.

— А с какой целью, позвольте полюбопытствовать?

— Как вы не понимаете: я же писатель. Плохой ли, хороший, но писатель, господин Воронов. И учитель у нас с вами был один и тот же — профессор Ляпишев. Он первый догадался о существовании Книги. Я, конечно, служил Золотому Тельцу вот этой самой рукой, но потом-то мне пришлось ее отсечь. Ловлю на себе ваш недоверчивый взгляд, вижу и знаю, какой вопрос последует. Да, пришили ее, пришили на прежнее место, согласен. Двойственная ситуация: отсечь, вроде как отсек, а рука — вон она: нагло пальцами шевелит, как будто ничего и не произошло. Пришили, пришили ее! — перешел уже на крик Грузинчик.

— Да не волнуйтесь вы так. Ничего я такого и не думал, — попытался успокоить своего собеседника Воронов.

— Пришили, согласен, пришили, — все не унимался писатель-инвалид, — ну и что из того? В прямом смысле слова — это рука моя, но она и не моя вместе с тем.

— Как это?

— Не моя и все тут. От моего тела она отделилась, так?

— Так.

— Значит, моей на какой-то срок уже не считалась, так?

— Так.

— Значит в течение этого срока, рука моя могла поднабраться чего-то такого, чего в моем теле отродясь не было, например, бактерий разных, так?

— Так.

— Хорошо. А если предположить существование не только бактерий, а там разных энергетических полей, то вот рука моя, будучи пришитой на прежнее место, словно вернулась из космического путешествия и теперь пытается влиять на весь остальной организм, включая и мозг.

— Интересная теория.

— В том-то и дело, что это не теория, а самая что ни на есть практика и правда жизни. Поверите или нет, но это рука время от времени начинает мне подсказывать то или иное решение запутанной проблемы. Вот как сейчас, когда я решил снять завесу инкогнито и выйти прямо к вам на контакт. Отрубив себе руку, я искупил свой грех, искупил кровью. Я не виноват, что стал причиной массового помешательства, и люди решили, что это стильно — рубить себе руки.

— Успокойтесь. Я вас ни в чем не виню. Я просто хочу получше разобраться в ваших мотивах — вот и все.

— Мои мотивы? Да я и сам их не знаю. Скажу честно: я не знаю, зачем вышел к вам. Может быть, просто из жалости. Не люблю, когда человека вслепую используют. Но, скорее, это сама рука мне подсказала, как поступить. Сторожев подло с вами обошелся. Он завел вас, рассказав о Книге, сманипулировал вами ради своих тайных целей. Вы, судя по всему, законченный идеалист? Ведь так?

— А что ж здесь плохого?

— Да ничего. Просто вами на почве идеализма легко манипулировать. Вас толкнули в объятия опасной Книги, а в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо.

— Знаете, Грузинчик, а я ни о чем и не жалею. Я с самого начала подозревал, что Сторожев не совсем честен со мной. Ну и что? Скажу откровенно: я всей душой поверил в эту самую Книгу. Что же здесь плохого? Если Она действительно существует, то мы с вами имеем шанс приобщиться к чему-то грандиозному. Разве это не прекрасно? А так сиди, пиши себе никому ненужные статьи и монографии, веди скучную жизнь кабинетного ученого, книжного червя. И вдруг этому червю откуда-то сверху спускают соломинку, и он, червь, начинает по этой соломинке вверх карабкаться. Да черт с ним, со Сторожевым. Сманипулировал мною — и на здоровье. Главное, у меня появилась сейчас грандиозная цель в жизни — найти живую Книгу.

— Да, теперь я понимаю, насколько Сторожев оказался прав в своем выборе. Вам и с ума-то сходить не надо. Вы уже чокнутый. Вы что, в самом деле не понимаете, как может быть опасна для вас встреча с Книгой? Тогда полюбуйтесь, полюбуйтесь на мою руку.

И тут писатель Грузинчик вынул правую искалеченную руку из черной шелковой перевязи, которая в виде широкого плата крепилась у него на шее. Своей левой рукой писатель размотал бинт и прямо в нос профессору сунул свой отвратительный шрам.

Воронов даже дернул головой от неожиданности. Шрам был впечатляющим. Казалось, что руку пыталось сожрать какое-то кровожадное чудовище, откусить и выплюнуть, как конец гаванской сигары перед тем, как закурить. Руку словно жевали и пробовали на вкус.

— Полюбуйтесь, полюбуйтесь! И прошу заметить — все это человек сам с собой проделал. Добровольно.

— Забинтуйте, а то меня вырвет, — взмолился упавшим голосом профессор.

— Мне предстоит еще одна операция. На этот раз косметическая, — словно оправдываясь, пояснил Грузинчик.

Вновь замолчали, прислушиваясь к убаюкивающему звуку струй фонтана. Гога, как ребенка, принялся пеленать свою увечную руку. Воронову стало писателя необычайно жаль.

— Какая мощная энергетическая воронка образовалась.

— А? — переспросил профессор, выходя из ступора.

— Я говорю: какая мощная энергетическая воронка образовалась, — повторил на этот раз погромче Грузинчик.

— Что вы имеете в виду?

— Моду на членовредительство — вот что. Смотрите, как увлек всех мой пример! А вы про высокие материи рассуждаете. Не хочу пугать вас, но если вам собственная жизнь не дорога, то хотя бы подумайте о близких. Ведь они все могут последовать за вами в эту самую воронку. Поверьте, я с Книгой общался. Не напрямую, конечно, заочно, а последствия — вон они, сами видели.

И с этими словами Грузинчик продолжил медленно перебинтовывать свою руку, а затем аккуратно уложил ее в черный шелковый платок в виде перевязи. И, в общем-то, в безобидном облике писателя мелькнуло что-то пиратское.

— Создается впечатление, дорогой писатель, словно что-то существенное вы мне так и не договариваете. Разве я не прав?

— Что вы имеете в виду?

— А хотя бы то, зачем я, вообще, Сторожеву понадобился? Что ему-то с этой Книги?

— Ему-то что?

— Да?

— Хороший вопрос. Внешне все выглядит очень логично. Сторожев и Стелла смогли убедить Безрученко. Знаете такого?

— Он, если не ошибаюсь, владеет издательством «Палимпсест»?

— Верно. Так вот, Сторожев и Стелла…

— Простите? А Стелла? Какое она ко всему этому имеет отношение? Кто она?

— Секретарь Безрученко. Я бы сказал, что больше, чем секретарь. Она — серый кардинал издательства, стратег и идеолог. Стелла и Сторожев каким-то непостижимым образом очень связаны между собой. Я в этом еще не до конца разобрался. Так вот, Сторожеву и Стелле удалось убедить Безрученко в том, что с помощью Книги он сможет решить все свои финансовые проблемы. Книгу они хотят использовать исключительно ради наживы: Она станет источником супербестселлеров. И бестселлеры эти начну писать я своей искалеченной рукой, а там уж другие борзописцы подтянутся. Вот такой план.

— Что ж, вполне современный. Законы рынка неистребимы. Но как же вы, борзописцы, с Книгой общаться будете, если Она всех с ума сводит?

— Хороший вопрос. Но только с ума сойти придется вам. А бред ваш я и начну записывать. В бреду вся сила. Настоящий бестселлер — это всегда нарушение правил и норм, по-хорошему, это всегда бред. Сторожев и Стелла не случайно лекции Ляпишева в эту стратегию вплели. В них и говорилось о паре: Алонсо Кихано Добрый и Сервантес. Первый случайно наткнулся на Книгу и сошел с ума, а второй начал записывать все, что рассказывал ему сумасшедший. По Ляпишеву, они встретились на каком-то постоялом дворе, когда Сервантес только что вернулся из алжирского плена.