Библиотека Дон Кихота

Леонид Прокопич даже в тайне подозревал, что Стеллу послали ему, в качестве помощницы, некие неведомы силы. Любое решение чудо-секретарши оказывалось безошибочным и приносило немалую прибыль, предугадывая все стихийные колебания ненадежного книжного рынка.

Как назло Леонид Прокопич никак не мог нащупать пульт и от этого начал чувствовать даже предательскую боль в груди. Свою надежную и всегда уравновешенную Стеллу он никогда не видел в таком возбужденном состоянии.

Экран телевизора ожил не сразу. По третьему каналу шла обычная передача, в которой сообщалось о всех городских новостях.

И тут ожог! Удар тока! На экране мелькнуло до боли знакомое лицо. Лицо того, от писательского ремесла которого напрямую зависела львиная доля дохода прибыльного коммерческого проекта.

Предусмотрительная Стелла тут же принесла стакан воды и таблетку валидола.

Звук телевизора был поставлен на «mute». Чтобы отключить эту кнопку, понадобилось время. И вот через несколько секунд по ушам буквально ударил текст следующего содержания: «Известный автор популярных не только у нас в стране, но и за рубежом, детективов, написанных в стиле ретро, о знаменитом сыщике Придурине в состоянии аффекта в читальном зале Ленинской библиотеки сегодня днем отсек себе кисть правой руки. Кисть удалось подобрать, и сейчас медики трудятся над тем, чтобы пришить ее обратно. Дабы впоследствии он, писатель, и впредь мог радовать своих читателей книгами о бесподобном Придурине».

От услышанного тяжелая челюсть Леонида Прокопьича с характерным хрустом упала вниз.

Сообщение об отрубленной руке шло в новостной программе в режиме «on line». Редактору пришлось даже сократить важную новость о горящем в воздухе Ил-86 с 300-ми пассажирами на борту.

Редактор понимал, что вот-вот готовый взорваться в воздухе отечественный аэробус — буквально через несколько минут станет горячей новостью на других каналах, и не пустить этот хит означало понижение рейтинга. Но отрубленная рука писателя смогла перевесить даже эту трагедию. Писательская десница стоила трех сотен жизней никому неизвестных сограждан, возвращавшихся в канун Нового года из теплых стран на родину. Эта смерть даже вызвала некоторое злорадство, мол, нечего по жарким странам шляться, когда народу и так тяжело живется.

Редактор знал, что кроме него и съемочной группы канала никто пока и не догадывался об отрубленной руке известного борзописца. Знал и рискнул. Он пустил в эфир эту настоящую информационную бомбу, настоящий новостной Чернобыль, уже не обращая ровным счетом никакого внимания на горящий в воздухе самолет. Другие же каналы гнали свои микроавтобусы, оснащенные спутниковыми антеннами к месту предполагаемой катастрофы, чтобы заснять и пустить в эфир первыми эффектную картинку коллективной смерти.

Но риск себя оправдал. Отрубленная писательская десница взяла верх. На весть о вероятной авиакатастрофе, как потом стало известно всем на телевидении, почти никто не обратил внимание. Такой знаковой оказалась фигура членовредителя.

Экран телевизора погас, и в кабинете воцарилась мертвая тишина.

— Надо срочно послать кого-нибудь в больницу.

— Уже распорядилась.

— Хорошо.

— Кстати сказать, как эти телевизионщики смогли узнать, что наш Эрнест Петрович Грузинчик и есть знаменитый автор Эн. Гельс, создатель детективной саги о сыщике Придурине? Как смогла эта сверхсекретная информация стать достоянием широкой общественности? Стелла Эдуардовна, ведь вы же лично отвечали за 100 % инкогнито нашего борзописца, нашего Эн. Гельса, верно?

— Абсолютно верно, Леонид Прокопьич. Я сама не пойму, как чертовы папарацци обо всем разнюхали.

— Вот что, Стелла Эдуардовна, поезжайте сами в Склиф и все узнайте… И подробнейшим образом.

Когда репортерам третьего канала милиция сообщила о происшествии в Ленинке (московское УВД, кстати сказать, получало за это соответствующую мзду), то репортеры и предположить не могли, что из этого получится настоящая предновогодняя сенсация, а сумасшедшим членовредителем окажется сам писатель Грузинчик, больше известный под псевдонимом Эн. Гельс.

Секретарша Стелла, кажется, сделала все, чтобы реальный облик Грузинчика-Эн. Гельса остался в тени. Хранить строжайшее инкогнито было решено по двум причинам: первая — это был удачный пиаровский ход, увеличивавший объем продаж книг о сыщике Придурине; вторая — сам Грузинчик в реальной жизни был не совсем здоров и поэтому показывать его, что называется, вживую представлялось небезопасным для репутации издательства «Полипсест».

За Грузинчиком, по распоряжению Стеллы, денно и ночно следили. Он и шагу не мог ступить без того, чтобы всевидящее око великой Секретарши не знало, где он и с кем.

Грузинчика снабжали едой, одеждой, а по необходимости и проститутками. Борзописцу сняли лучшие апартаменты в центре города. Но затем в целях все той же безопасности отвезли писателя за город на роскошную дачу и приставили к нему охранника-водителя.

Придурок писал, писал и писал, ибо был законченным графоманом. В его горячечном мозгу рождались самые невероятные, самые замысловатые сюжеты. Любой нормальный человек воспринимал бы их не иначе как бред. Но Стелла знала, что именно этот бред по непонятной причине и будет с жадностью поглощать массовый читатель. Это было то чтиво, которое и требовало так называемое больное коллективное бессознательное, с которым у секретарши Стеллы давным-давно была установлена надежная связь.

Как Грузинчик удрал из-под опеки охранника-водителя? Какими судьбами, каким ветром его занесло в Ленинку? И, наконец, почему папарацци безошибочно раскрыли столь глубоко законспирированное инкогнито? Все это и следовало узнать сейчас расторопной секретарше. Мобильный телефон охранника не отвечал. Гудки напрасно будоражили радиоэфир. На той стороне хранили гробовое молчание.

Когда однорукого писателя Грузинчика, продолжавшего из последних сил держаться за свое инкогнито, привезли в приемный покой Склифа, то настырный хроникер третьего городского канала по какой-то причине решил задержаться в больнице. Интуиция подсказывала ему, что здесь кроется настоящая сенсация. И интуиция не подвела.

Несчастного раздели и начали приготовление к операции по пришиванию отрубленной кисти на прежнее место. Ловкий хроникер вошел в контакт с медсестрой и за сто баксов получил доступ к вещам психа.

Папарацци во что бы то ни стало хотел установить личность пострадавшего.

Вместо паспорта в куче окровавленного белья валялся не очень толстый издательский пакет в виде большого конверта. Этот конверт вместе с топориком псих прятал под пуловером, засунув под ремень брюк.

Бумага разбухла от крови: репортер решил посмотреть, что это такое.

Листы бумаги хранили текст, отпечатанный на лазерном принтере. Это было начало рукописи нового еще никому не известного романа о сыщике Придурине с редакторскими правками на полях, сделанными не отрубленной тогда еще рукой автора.

А в конце сохранившегося текста характерная приписка ставила все на свои места: «Я, Эрнест Петрович Грузинчик, известный как Эн. Гельс, решил отсечь сегодня десницу, дабы таким образом убить, наконец, своего ненавистного героя, который стал необычайно назойлив».

Таким образом, новость и перешла из разряда рядовой в разряд горячей.

В скором времени на даче, где прятали Грузинчика, люди Стеллы наши и связанного охранника-водителя. Грузинчик, заранее обзаведясь острым топориком для рубки мяса, ударил тупой стороной зазевавшегося охранника и потом смог без труда на авто добраться до Ленинки. Затем он снялся в моментальной фотографии, подкупил служительницу и за сумму, равную ее месячному жалованию, та выправила читательский билет писателя на фамилию Маркс без всяких проволочек.

Дальше все случилось так, как и должно было случиться.

Но то, что произошло с писателем Грузинчиком, было лишь началом, можно сказать, ударом гонга, под звук которого из загона словно вырвались в безумной скачке знаменитые всадники апокалипсиса.