Библиотека Дон Кихота

— А они что, они тоже книжки читать любят. По мне неважно где, только читай, — пытался оправдаться частник, подкатывая к «Седьмому континенту».

— А они, любезный, — с иронией отпарировал не на шутку распалившийся доцент, — книгу, по сути дела, в толчок спускают. Вот что они делают. Они нарочно ускоряют апокалипсис, лишая мир оставшейся еще перипетии. И таких сейчас много развелось. У некоторых все основные книги постепенно в туалет перекочевали. Говорят, сам поэт Бродский, лауреат Нобелевской премии, в туалете в основном и читал.

Они, экскрементисты то есть, наподобие нас в тайное общество объединились. И количество их с каждым годом неизменно растет. Это нас пугает. Черная дыра какая-то. Вы, мил человек, часом не из их числа? — обратился к водителю доцент.

Водитель промолчал, а Воронову было хорошо видно, как у частника покраснели уши, и напряглась бычья шея.

Машина уже несколько минут стояла у магазина. Надо было выходить. Но разговор увлек всех настолько, что расставаться собеседники, кажется, и не собирались.

Произошла сшибка интересов: где лучше читать — в туалете или за столом во время еды? В воздухе почувствовалось напряжение, мол, ты за кого: за «Спартак» или за «Локомотив», за Сталина или против?

— Ну, а какие еще общества книгочеев тебе известны, Арсений? — решил сбить напряжение профессор.

— Некрофилов.

— Чего?!

— Чего слышал. Некрофилов.

— Это как? — вновь оживился водитель.

— Ты знаешь, Женька, — по-барски игнорируя извозчика, пустился в рассуждения Сторожев, — что мы в университете задаем студентам огромные списки в течение семестра.

— И они их не читают, — не выдержал и посетовал профессор.

— Так было до недавнего времени.

— Да брось ты, Арсений. Я сегодня сам зачет принимал.

— Тебе не та группа попалась, может быть, не тот курс. Ситуация начала резко меняться. Поверь мне.

— Ну, ну. И что же произошло?

— В институте появились книгочеи некрофилы. И они действительно, черти, читают, но лучше бы этого не делали. Лучше бы они бездельничали, ей-богу!

— Ну, что ты, Арсений. Студенты за книгу взялись. Другой бы порадовался в самом-то деле.

— А ты заметил, профессор, что у деканата за последние полгода уже два или три некролога появилось, и с фотографий не старперы какие-нибудь заслуженные с тоской на праздник жизни смотрят, а все люди молодые, но далеко не веселые, а?

— Да. Помню.

— Это все члены общества книгочеев некрофилов, которые читают исключительно в морге. Мне студенты по секрету сами об этом рассказали.

— Ну-ка, ну-ка, Арсений, дело-то, видать, не шуточное.

— Кой-черт, шуточное, если здесь явно уголовщиной попахивает.

— Почему морг, Арсений?

— Потому что он рядом. Судебно-медицинский, забыл? Наши филологи быстро спелись со студентами-медиками, договорились и начались ночные бдения.

Мне рассказывали, что поначалу лучше всех пошел роман Золя «Тереза Ракен». Там ведь тоже морг описывается. Вот они и начали проверять, насколько натуралист Золя оправдал свое звание натуралиста. Карандашиком текст поправляют, замечания в адрес классика делают.

Дальше — больше. Пошли другие книги. Подтянулись студенты младших курсов. Открылся филиал университетской библиотеки, но только подпольный. Читают, как у нас на втором этаже, ну сам знаешь.

— Знаю, конечно. Большой зал. Сиживал там лет тридцать назад.

— Во-во. Только посещаемость морга растет не по дням, а по часам, а в читалке — хоть шаром покати. Кроме нескольких отличниц, страдающих полиомиелитом, никого и не встретишь.

— Печально, — с тоской вздохнул профессор.

— Печально, но факт. А запах!!! Профессор, запах!!!

— Слушай, да ты уже рекламными слоганами заговорил.

— А вы чего, правда профессор? — поинтересовался водитель, кажется абсолютно забыв, что с этими не в меру болтливыми седоками он теряет и время и деньги.

— Профессор, профессор, — подтвердил Сторожев.

— А что, не похож? — кокетливо спросил седок сзади, который все время откликался на «Женьку».

— Да как-то не очень.

— Это почему же?

— Больно молоды, что ли.

— Ща все профессора такие, — не без легкой зависти отметил Сторожев.

Наступила пауза. Сейчас было самое время открыть дверцу, расплатиться с водителем и уйти. Но частник проявил неподдельный интерес к тому, о чем беседовали приятели. Он попросил поподробнее рассказать о некрофилах с книгой.

— Так на чем мы остановились? — поинтересовался Сторожев, которому всегда нравилось быть в центре внимания.

— Ты говорил о запахе.

— Ах, да. Вспомнил. Запах. Да, запах. Запах крови и разлагающихся внутренностей. Он в ноздри забивается сразу, как войдешь, видно за долгие годы успел просочиться даже в оконные рамы, которым лет сто, не меньше. Помещение старое, десятилетиями дезинфекции не проводили…

— Хватит! — не выдержал водитель. — А то меня сейчас вырвет. Уж больно описываете убедительно.

— Да уж, Арсений. Ты действительно чего-то того, увлекся.

— Ладно, про запах забудем. Короче, принялись читать эти черти с упоением, а, главное фон, вообрази: мертвяки кругом, причем, обоего пола и разных возрастов изуродованные, с ножевыми и огнестрельными ранениями лежат на полках, лежат и слушают. Как в аду у Данте: каждый на своей полочке, на своем ярусе, статус греха соблюден, что называется. Ну, прям как в парилке в Сандунах, когда кто-то из парящихся начинает байки травить, только температура намного ниже, скорее к температуре холодильной камеры приближается, а так внешне сходство полное. Итак, жмурики лежат, слушают, причем внимательно слушают, не шелохнувшись, словно малышня в детском саду — воспитательницу. Уши развесили и буквально впитывают каждое слово. А некрофилы читают и незаметно сами в раж входят, самой атмосферой смерти пропитываются и попутно свой жизненный сценарий ускоряют, к финалу его подтягивают, чего еще-то в мертвецкой ожидать можно? А мертвякам только того и надо. Они, слушая, коллективно свою книжку пишут и, как вампиры, каждый на молодую жизнь накидывается и за собой утянуть хочет. На судьбы ребят, сволочи, влиять начинают…

— Какие ужасы ты рассказываешь!

— Не пойму, — вновь вмешался частник, — ну читают и на здоровье. Хотя в морге какое здоровье. Но это так — к слову. Какой вред-то эти мертвяки кому причинить могут? Помню, мы в детстве тоже по кладбищу гулять любили… Подросли, так и выпивать начали для куражу.

— Любезный, — прервался на объяснения Сторожев, — вы чего-нибудь про книжку Эрика Бёрна «Люди, которые играют в игры» слышали?

— Не слыхал я ни про что такое.

— А что, Арсений? Расскажи.

— Короче, по концепции этого психолога, каждый человек проживает не просто жизнь, а определенный жизненный сценарий.

— Это как? Навроде судьбы, что ли?

— Вроде Володи, милейший. Короче, есть даже такое понятие — психология человеческой судьбы. Жизненный сценарий формируется с детства с помощью запретов родителей, с помощью родительских примеров, но, главное, какие любимые книжки были у каждого в детстве. Эти книжки и формируют во многом дальнейшую судьбу или психологический тип личности. Еще греки сказали, что характер — это судьба, понял?

— Чушь, — отрезал водитель.

— Я тебе дам, чушь. Какая чушь, к чертовой матери, если у тебя у самого на роже «Свинья-копилка» написана! Сказка есть такая? Андерсен написал.

— Арсений, Арсений, ты поаккуратнее все-таки. Не обращайте на него внимание. Молодой — вполоборота заводится, — принялся успокаивать водителя Воронов.

— Знаешь, любой труп необычайно выразителен. Мертвое тело подобно тексту, да еще какому, — внезапно погрустнев и успокоившись, почти в полголоса заметил Сторожев.

После таких слов в автомобиле наступила тяжелая пауза. Водитель оторопел и не знал теперь, как реагировать на этого психа, оказавшегося совсем рядом. Укусит еще чего доброго.

За окном слышно было, как проносится поток машин. Воронов невольно вспомнил, что осенью этого года в самом центре Москвы случайно оказался на территории живых призраков, бомжей. Рядом с кинотеатром «Художественный» строили ресторан «Шеш-беш» и привычный проход перегородили. По своей рассеянности Воронов этого не заметил и оказался в окружении людей, с трудом различающих белый свет от того, Другого.