Госпожа (ЛП)

- Элеонор не лиса, преследуемая собаками. Она и охотник, и жертва. И если она бежит, это только потому, что хочет, чтобы ее преследовали. Когда ее ловят, значит, она желает быть пойманной. И когда она устает от преследования, она садится на лошадь и находит лисицу сама.

Уесли покачал головой.

- Вы говорите, что жалеете о том, что делали с Кингсли. Вы жалеете о чем-нибудь, что делали с Норой? Я собрался с духом и извинился перед вами за мысль о том, что вы избили ее до такого состояния, что она попала в больницу. По крайней мере, вы можете признать, что сожалеете о чем-то, что сделали с ней.

Сорен усмехнулся.

- Хорошо. Если ты так настаиваешь.

Сорен встал и поставил пустой бокал на каминную полку. Он откупорил еще одну бутылку вина и налил новую порцию. Уесли никогда не думал, что Сорен может быть таким открытым, разговорчивым. Это из-за страха за Нору? Или из-за вина? Как бы то ни было, это не важно. Может он, наконец, получит ответы, в которых нуждался.

- Этот дом, - сказал Сорен, подняв бокал, обозначая комнату, - принадлежит мужчине по имени Дэниел Колдвелл. Ты видел его мельком.

- Да, вроде бы хороший парень.

- Он еще лучше. Он умный и благородный мужчина. Я всегда уважал его. У него была жена по имени Мэгги. Старше его почти на десять лет, когда они встретились и поженились. Когда она и Кингсли были любовниками. После свадьбы с Дэниелом они остались друзьями. Дэниел Доминант. Мы дружили, все мы - Дэниел и Мэгги, Кингсли и я.

- Я видел фотографии в доме - он с женой и детьми. Она выглядит намного моложе его.

- Это Аня, его вторая жена. Мэгги спустя несколько лет совместной жизни умерла от рака. Дэниел был моложе, чем Элеонор сейчас, и уже овдовел.

- Черт. Это ужасно.

- Так и было. Он был опустошен. Для таких как мы сложно найти кого-то, с кем мы будем совместимы, найти кого-то, кто понимает наши желания и даже разделяет их. Он был не просто мужчиной без жены, он был Доминантом без сабмиссива, хозяином без раба. И он был потерян. Он впал в такой глубокий траур после похорон, что вернулся в этот дом и не покидал его несколько лет.

- Несколько лет?

- Несколько лет. Мэгги умерла, и он решил, что тоже хочет умереть. Он похоронил себя заживо в этом доме. Мысль, что кто-то столь молодой и энергичный сдался, задела меня за живое. Католики ненавидят самоубийства не за смерть, а за отчаяние. Я не мог смотреть на это дальше. Я думал, что Дэниел просто нуждался в напоминании о том, что в мире есть ради чего жить. И если он вспомнит, что именно он упускает, оставаясь в своем прекрасном гробу, то сможет снова вернуться к жизни. Поэтому я отдал ему Элеонор.

- Вы что?

Сорен сделал глоток вина. Уесли был готов запыхтеть.

- Я позволил ему оставить на неделю Элеонор в этом доме. Ему было дозволено делать все, что пожелает, - секс, доминирование, причинение боли и наказания в определенной степени. Я рассказал ему о табу и предпочтениях Элеонор, и пока он не нарушал их, она принадлежала ему семь дней, пока я был на конференции в Риме.

- И Нора согласилась на это... почему? - Уесли поднял руки в полном замешательстве.

- Я приказал ей подчиняться мне, подчиняясь ему. Она сделала то, что ей приказали. Сначала она была не рада, мягко говоря.

- Даже не могу представить почему.

- Не пойми меня неправильно. Я не извиняюсь за то, что отправил ее на неделю к Дэниелу. Она была моей собственностью, и она знала, что ей лишь нужно сказать стоп-слово, и я отвезу ее домой. Я знал, что ей понравится здесь. Знал, что она ему пойдет на пользу. И как ты можешь сказать по всем этим фотографиям Дэниела с его женой и детьми, можно с уверенностью сказать, что я был прав.

- Значит, вы не желаете о том, что отдали Элеонор на неделю какому-то парню, тогда о чем жалеете?

- У меня был скрытый мотив одалживания Элеонор Дэниелу. Ты можешь этого не знать, но когда Элеонор было девятнадцать, в ее жизни был кое-кто еще.

- Кое-кто еще? - спросил Уесли. Нора никогда прежде не рассказывала о другом парне.

- Да. Ты не первый ее роман с нотками ванили. В то время я был далеко, работал над диссертацией, когда она и этот молодой человек начали дружить. И это быстро переросло в нечто большее. Они были одного возраста, много общего, и он обожал ее так, как и должен был. Тем не менее, она выбрала меня. Едва ли равный бой - мне было 32, ему девятнадцать. Но Дэниел - теперь он мог противостоять мне. И уверяю тебя, он так и поступил. Я никогда полностью не доверял любви Элеонор ко мне, лишь потому, что это казалось слишком хорошо, чтобы быть правдой. Я так мало мог дать ей по сравнению с тем, что мог другой мужчина. У нас было наше время, и оно было ограничено моим призванием. Мы с ней не могли появляться вместе на публике. Самые простые вещи, которые ты понимаешь, как само собой разумеющееся - гулять по улице держась за руки, поцелуи украдкой под фонарем, замужество и дети - ничего из этого я не мог дать ей, если только не откажусь от церкви. Она клялась, что не хотела этого, не скучала по этому, не хотела, чтобы я отказывался от себя ради нее. Я боялся, что она так говорила из вежливости. Если бы ей выпал шанс, я думал, она бы воспользовалась им. Я боялся этого. Но потому как я любил ее и ценил ее счастье выше своего, дал шанс быть с кем-то, кто может дать ей все, что я не мог. Я одолжил Элеонор Дэниелу. Я отдал Дэниела Элеонор.

- Это звучит... «мило» не совсем то слово. Тяжело, - сказал Уесли, наконец, найдя нужное слово. - Это звучит тяжело.

- Было очень тяжело отпускать ее сюда, к нему. Было тяжело приехать куда-либо поблизости от этого дома, где я вырос. Я не хотел сюда приезжать. Очевидно, она тоже. Она была рассержена, раздражена. В ответ я был с ней жесток. Жесток намеренно. Я хотел дать веское основание оставить меня. Когда я оставил ее в этом доме, даже не поцеловал на прощание.

- Вы меняли расклад, - сказал Уесли, сразу же поняв его.

- Менял не в свою пользу. И, конечно же, Элеонор удивила меня. Дэниел просил ее остаться. Какой бы мужчина не просил? Хотя был соблазн остаться с ним, она вернулась ко мне. И когда я сказал ей, что удивлен ее возвращению, она посмотрела с такой болью в глазах... - Сорен замолчал, поднимая бокал вина, но, казалось, не мог заставить себя выпить. - Она сказала «я люблю тебя, глупый ты человек. Не смей забывать об этом». Вот о чем я сожалею - я без причины заставил ее пройти этот жестокий и бессмысленный тест на любовь. Были и другие способы помочь Дэниелу. Мне не нужно было ее так использовать. Я сомневался в ее любви... об этом я сожалею. Сожалею настолько, что пошел на исповедь. Когда я сказал Элеонор, она тоже простила меня.

- Вот почему вы поняли, когда Нора упала той ночью, когда вернулась ко мне, когда она упала нарочно - вы поняли, что она сделала это потому, что любила меня.

- Именно. Она оттолкнула тебя по той же причине, что и я оттолкнул ее. Этот преднамеренный акт жестокости, как и мой преднамеренный акт жестокости по отношению к ней, был из-за любви.

Сорен уставился на бокал, жидкость стекала со стенок, словно кровь.

- Я ненавидел вас лишь потому, что хотел, чтобы она была в безопасности, - пояснил Уес. - Не хочу, чтобы вы думали, что у моей ненависти есть другие причины. И не хочу, чтобы она была со мной, потому что я считаю вас злом или чем-то в этом роде. Больше нет. Вы мне не нравитесь. Но должен признать, что вряд ли мне понравится кто-то, в кого была влюблена Нора. Нет того, кто достаточно хорош для нее, понимаете? Даже я.

- Понимаю. У меня проблема с представлением того, кто будет хорош для Лайлы.

- Рад, что вы понимаете. Это не личное. Думаю, я защищаю ее. Так, как и вы защищаете Лайлу.

- «Защищаю» - одно слово из определения. Второе – «по-отцовски». - Сорен многозначительно посмотрел на него.

- Да, можно и так сказать, - неохотно признался Уес.

- Я тоже хочу, чтобы Элеанор была в безопасности. Мы хотим одного и того же для нее.