Госпожа (ЛП)

- Думаю, Нора Райли звучит лучше. - Уесли выпрямился настолько, насколько мог, и посмотрел Кингсли в глаза.

- Попрошу секретаря начать подписывать приглашения. - Кингсли медленно вошел в комнату. – Надеюсь, мы успеем найти невесту до начала торжества.

- Ты знаешь о Норе? - сердце Уесли подпрыгнуло в надежде.

- Я знаю, что ее похитили. Я знаю, у кого она. Но не знаю, где ее держат.

- Сорен знает что-нибудь?

- Сорен знает больше, чем мы вместе взятые. К сожалению, он не знает, где она.

- Но ты знаешь, у кого она?

- Oui.

Кингсли развернулся и начал уходить из комнаты. Уесли побежал за ним и схватил за полу сюртука. Прежде чем он осознал, что произошло, Уесли оказался прижатым к стене, а лицо Кингсли находилось в дюйме от его.

- Молодой человек, я бы на вашем месте не делал этого. - Кингсли обездвижил Уесли. - Я убивал людей ради выживания. Так и не ушел официально в отставку.

- Ты не напугаешь меня. - Уесли надеялся, что его колотящееся сердце не выдаст его. Кингсли был одет так, будто сошел с обложки любовного романа, но Уесли увидел подлинную опасность в глазах француза. Нора работала на этого человека? Называла его Лягушкой в лицо? Она была храбрее, чем он себе представлял.

- А в жизни ты симпатичнее, чем на фотографиях, - сказал Кингсли, изучая лицо Уэсли. - Но я до сих пор не понимаю, что она нашла в тебе. Разве что она лгала мне о желании завести собственного ребенка.

- Я не ребенок.

- Но еще и не мужчина. Не волнуйся. В этом доме ты быстро вырастешь. Peut-être... - Кингсли на дюйм ближе приблизился к лицу Уесли и пристально посмотрел в его глаза. - Она видит в тебе то же, что и я.

- И что же это?

Уесли попытался вырваться из хватки Кингсли. Но тот не отпустил его.

- Все, что она не видит в себе, когда смотрит в зеркало, - с этими словами Кингсли отпустил его, и Уесли отскочил. Он ощутил волну тошноты, словно его мозг раскололся о череп. Но он не поддался порыву. Он дышал через нос и твердо стоял на ногах.

- Я хочу увидеть Сорена. Сейчас же, - сказал Уесли.

Кингсли поправил сюртук и разгладил жилет.

- Ответь сначала на два вопроса. Тогда я позволю увидеться с ним.

- Ладно. Как скажешь. Что за вопросы?

- Вопрос первый: правда, что ты помолвлен с ней?

Уесли прищурился на Кингсли, который в ожидании постукивал носком своих дурацких сапог по полу.

- Да. Прямо перед тем, как ее похитили, мы отправились на конную прогулку. Я попросил ее выйти за меня. Когда мы вернулись, она ответила «да».

Кингсли кивнул и потер нижнюю губу кончиком пальца, после чего поднял два пальца вверх.

- Второй вопрос. Ты попросил ее выйти за тебя до или после травмы головы?

- Тебе кто-нибудь говорил, что ты мудак? - спросил Уесли, снова приближаясь к нему. Однако, на этот раз, более осторожно. Если Кингсли снова прижмет его к стене, Уесли знал, что его точно стошнит.

- Oui. Но только однажды. И я убедился, что больше этого никогда не произнесут. Пойдем. Хочешь увидеть священника? Я покажу тебе священника.

Кнгсли начал поднимать по лестнице, и у Уесли не было выбора, кроме как следовать за ним. Он заметил, как Кингсли слегка поморщился, когда они свернули за угол и направились на третий этаж. Он был ранен? На Кингсли тоже кто-то напал?

- С тобой все в порядке? - спросил Уесли, его ненависть временно уступила место лучшим чувствам. Кингсли мог быть мудаком всей вселенной, но Уесли не мог видеть чью-то боль.

- Можно с уверенностью сказать, бывало и лучше.

- На тебя тоже кто-то напал?

- Я бы не назвал это нападением.

- Тогда как бы ты это назвал?

- Я бы назвал это одной из лучших ночей в моей жизни.

Кингсли больше не проронил ни слова, пока они шли по коридору и свернули в комнату справа.

- Боюсь, le prêtre будет не так добр с тобой.

- Меня это мало волнует. Мне нужно поговорить с ним.

- Если ты настаиваешь. - Кингсли открыл дверь в комнату в конце коридора. Глаза Уесли распахнулись, когда он увидел представшую перед ним сцену. На полу, у ножек самой огромной красной кровати, которую он когда-либо видел, сидел Сорен, его блондинистая голова была склонена, глаза закрыты. - Говори. Хотя он может не ответить.

- Какого черта…?

- Он угрожал позвонить в полицию, - как ни в чем не бывало, ответил Кингсли. - Полиция, церковь и весь город, штат и федеральные власти. Я не мог этого допустить. Ради его же блага.

- Так ты...

- Накачал его. И заковал в наручники. По крайней мере, еще час он будет в отключке под той дозой, что я ему дал.

- Ты накачал наркотиками Сорена?

- У меня очень хорошо укомплектован медицинский кабинет на случай чрезвычайных ситуаций.

- Ты сумасшедший.

Кингсли так небрежно пожал плечами, словно так мог сделать только француз.

- Думаешь, честная игра? Теперь его очередь походить в наручниках.

Уесли мог только пялиться на Сорена на полу. Даже в бессознательном состоянии он сохранял величие в своей черной сутане и белом воротничке. Единственный раз, когда Уесли разговаривал лицом к лицу с мужчиной, на нем была обычная одежда.

- Он священник, - сказал Уесли, когда реальность профессии Сорена, наконец, проникла в его сознание. Он знал, конечно же. Он знал это с самого начала. Нора никогда не скрывала это от него. Но видеть воротничок...

- Да. И, вероятно, самый лучший священник в Америке, если не во всем мире. И если он хочет оставаться священником и вернуть свою любовницу, тогда лучше не обращаться к властям. Только я могу защитить его секреты. Он мне потом еще спасибо скажет.

Кингсли закрыл дверь и начал идти по коридору.

- Кингсли, мы должны позвонить в полицию. Мне наплевать, что произойдет с Сореном, с тобой или даже со мной. Мы тратим время впустую. Мы даже не знаем, где она.

- Если твою машину угоняют, ты звонишь в полицию. Но ты не обращаешься туда из-за по-настоящему серьезных проблем. Я знаю, кем была твоя невеста, и поверь мне, если тебе дорога жизнь твоей возлюбленной, ты доверишься мне - обращение к властям равносильно смерти для нее.

Истинность слов подтверждалась взглядом Кингсли. Несмотря на то, как сильно не хотел Уесли верить ему, что-то подсказывало, что что бы ни произошло с Норой, ее похитили не с целью выкупа, не ради шутки или игры.

- Женщина, которая удерживает Нору, способна на убийство. Она уже делала это. Так же она готова умереть сама. Что-то подобное она уже проделывала. Опасная комбинация. Мы поднимаем тревогу, ревут сирены, и Нора погибает.

- Откуда ты знаешь, что этот человек готов умереть?

- Потому что, mon petit prince, она меня разозлила. А это явный показатель того, что она намерена умереть.

Резкие слова Кингсли никак не успокоили.

- Они ведь не убьют Нору? Слова на стене... - прошептал Уесли, его сердце сжалось, когда он вспомнил тот страх, увидев слова на французском, даже не понимая их значения. - Сорен сказал, они переводятся как «я убью суку».

- Если это тебя успокоит, «сука» - не твоя Нора. Эту историю тебе расскажет священник.

- Нет. Ты накачал его, так что теперь ты должен мне все рассказать. - Уесли уставился на Кингсли. Кингсли мог быть сильным и опасным, но ему тоже было больно, и боль делала его уязвимым. В этот раз Уесли не отступится. - И ты сделаешь это сейчас.

Кингсли тяжело выдохнул через нос и снова пожал плечами.

- Эти слова «Я убью суку» были произнесены тридцать лет назад женщиной, на которой священник женился, когда тому было восемнадцать. Его жена, Мари-Лаура... моя сестра.

- Тридцать лет назад... Сорен был женат на твоей сестре?

- Да. Брак по расчету. Таким он должен был быть. Сорен сказал ей, что он будет таковым. Но она хотела большего, больше, чем он мог дать.

- Она была влюблена в него?

- Oui, или все, что у нее было в сердце, что могло сойти за любовь. «Наваждение» будет более подходящим словом. Когда она узнала, что он любит другого, она сказала эти слова как угрозу. По какой бы то ни было причине, она ждала тридцать лет, чтобы воплотить ее.