Страница 12 из 39
- Так, гражданин начальник, светлое будущее, о котором вы говорите, конечно, хорошо, только там, сколько тёмных пятен! Попадёшь в такое – затянет, как в омут.
- А ты уходи от этих тёмных пятен. Тем более, что для этого нужно всего лишь желание. А у тебя, судя по всему, его нет. Все твои ходки к хозяину за «доброе утро».
- Неисповедимы пути Зыкова, гражданин начальник.
- Значит, при освобождении примешься за старое?
- Почему же за старое? Адресок и хозяева будут другие.
- Вот видишь, Сергей Викторович,- обратился оперативник к гостю,- он каждый раз так «шутит» перед очередным освобождением. А спустя непродолжительное время снова возвращается сюда. Если бы не заключение психиатрической экспертизы, сказал бы, что он – клептоман.
- Романтик я, гражданин начальник. И заметьте, очень интеллигентный. Прежде чем зайти к спящим хозяевам, я, как порядочный джентльмен, разуваюсь у порога, чтобы, не дай Бог, не нарушить сон хозяев. Кошачьими шажками, на цыпочках, подхожу к двери, легонько, чтобы не скрипнула, открываю. И, так же неслышно, ухожу.
- Не забыв прихватить ценности, - напомнил Зиновьев.
- Так в том вся романтика и заключается, чтобы, взяв ценности, никого не разбудить.
- Колыбельную, часом, при этом не поешь?
- Это бы было оригинально, гражданин начальник. Я в следующий раз постараюсь этой подсказкой воспользоваться.
- Да-да! – покачал головой Зиновьев. – Палец тебе в рот не клади. Но тайно проникать в чужое жилище, воровать, а потом реализовывать чужую вещь – это уже не романтика, а преступление.
- Нет, гражданин начальник, это уже издержки производства.
- Философия у тебя, однако…
- Вот, гражданин начальник, вы даже понимаете, что это своеобразная философия. А наш гуманный суд за мои философские воззрения, интеллигентность и романтику отправляет в лишённые всякой романтики места. И что мне здесь остаётся делать? Использовать свой дар рассказчика анекдотов да частушки сочинять.
- Так это твоя, о пшенице и обезьянах?
- Какая?
- А вот эта:
Летят перелётные птицы:
Косыгин, Хрущёв, Микоян.
Везут они в Кубу пшеницу.
Оттуда – везут обезьян.
- Это я ещё при первой отсидке сочинил. Кто-то настучал. Так чуть не отправили на Таймыр овцебыков пасти.
- А что-нибудь более свежее?
- Можно и более свежее. Только оно о вашем бывшем большом начальнике.
- Нашей колонии?
- Берите выше.
- Неужели о самом Министре юстиции?
- А то.
- Чего же стесняться? Тут все свои. Да и осудили уже этого Министра.
- Мне бы такой срок: девять лет условно за то, что на казённые денежки с девочками в бане резвился.
- И как же тебе в стихотворной форме удалось вплести баню и Министра?
- Вплелось за милую душу: в несколько куплетов.
Ах, Аня, Жанна, Маня!
Министр лишился чувств:
Полмиллиарда бане
Составил долг Минюста.
Министра осудили:
Впаяли девять лет.
А денежки уплыли –
Сказали: всем привет!
Суд плачет поголовно.
Хоть в бане стыд и блуд,
Министру срок условно
Дал наш гуманный суд.
Зато за мелочёвку
Впаяет – будь здоров!
Окинет взглядом волка,
Оставит без портков.
- А свои «способности», наверно, тоже в стихах прославил?
- Это уж, гражданин начальник, сам Бог велел.
С «добрым утром» приходил,
Крался по- кошачьи.
Как безумно я любил
Крепко, крепко спящих!
И теперь мой тяжкий труд
Дорого оценен.
Как назвать гуманным суд,
Так взвинтивший цены?
- Пять лет за такой труд, думаю, маловато. Как-никак в четвёртый раз. Может, хватит уже? Есть же у тебя несомненный талант. Вот и развивал бы его. Смотришь, был бы уже знаменитым поэтом или артистом. А так выйдешь на свободу, сходишь один раз с «добрым утром» - и снова на нары, на несколько лет. Жизнь ведь человеческая короткая. Что её нарами измерять?
- Я подумаю, гражданин начальник.
- Иди, Зыков, и думай! Очень крепко думай!
- Вот теперь мы сможем поговорить по твоему делу,- сказал Зиновьев, когда Зыков ушёл. – Я буду рассказывать тебе всё, что знаю об Уразове из личных наблюдений и из той оперативной информации, которая ко мне поступала. Врать не буду, О том, что Уразова «опустили», оперативная информация была. Лично у Дмитрия пытался выяснить этот вопрос. Но он сказал, что эти слухи распускают его недоброжелатели, чтобы унизить. На самом деле ничего такого не было. Но я ему не поверил.
- Почему?- полюбопытствовал Сергей.
- Во-первых, я увидел точку синего цвета у его верхней губы, ближе к носу, похожую на татуировку.
- И что она обозначает?- спросил Зотов. – Честно говоря, я в этих вопросах дилетант.
- Это всего лишь точка. Если коротко, обозначает – обиженка. Её наносят или насильно, или обманным путём, или в бессознательном состоянии. Владелец этой точки может и не подозревать о её существовании. Мало ли от чего она могла образоваться.
- Меня интересуют его связи,- сказал Зотов.
- Поддерживал он отношения с Хорохординым, - ответил Зиновьев.
- И что он может собой представлять?- поинтересовался Зотов.
- Убийца. Но колхозник колхозником. Простой, как пятикопеечная монета.
- А специальность, какая у Уразова?- продолжал допытываться Зотов.
- Никакой. У него же один маршрут: тюрьма-воля-тюрьма.
- А у Хорохордина?
- О! Это электрик от Бога и мастер по ремонту телевизоров и прочей бытовой техники. Он из хлама, как говорят, мог сосульку сделать.
- А сейчас, где Хорохордин?
- Освободился. Он, кстати из ваших краёв.
- Откуда конкретно, можно узнать?
- Сейчас попрошу посмотреть банк данных.
С этими словами он набрал номер телефона. Уже через несколько минут в комнату постучали. Вошла сотрудница с отпечатанным листком бумаги.
- Ну, вот, - посмотрев на машинописный текст, сказал Зиновьев,- Хорохордин Вадим Петрович, деревня Апреловка Кедроградской области.
- Это пригород Кедрограда,- пояснил Зотов и спросил: - Как думаете, мог ли он совершить это преступление?
- Зная Хорохордина, сомневаюсь,- ответил Зиновьев.
- Что ж, выяснил я, кажется, все,- стал прощаться Зотов. - Спасибо за информацию! Мне пора.
Зиновьев его остановил:
- Должен тебе сказать, что не ты первый интересуешься Уразовым.
- И у кого был интерес?
- У сыщика из линейного отдела станции Кедроград.
- Когда это было?
- Месяца три-четыре назад.
- Фамилию вспомнить сможете?
- Что-то связанное с холодом.
Зотов начал перечислять созвучные с холодом фамилии: Морозов, Мерзликин, Холодилов, Стужа, Зимин, Снегов, Ледяной, Пурга. Но Зиновьев каждый раз отрицательно мотал головой.
- Ладно,- сказал Зотов. – Данные о том, где он работает, есть. Остальное – дело техники. Лучше скажи, чем он интересовался?
- Тем же, что и ты. Я и рассказал всё, что знал.
- Я очень признателен, Станислав Игоревич, - обратился Зотов к Зиновьеву,- за полученную ценную информацию.
- Честно, говоря, не за что,- ответил Зиновьев. – Каждый на своём участке делает нужное дело. Приятно было пообщаться. Чувствуется в тебе профессионал. А для настоящего профессионала что важно? Постоянно совершенствоваться. Как память о нашей встрече хочу тебе сделать подарок. Он необычный. Но в твоей работе пригодиться. С этими словами Зиновьев протянул Зотову небольшого формата книжку. Зотов взял её в руки. «Пенитенциарная социология: татуировки, жаргон, жесты»,- прочитал он.
- Спасибо! – сказал Сергей Викторович. Постараюсь использовать её в своей работе.