Огненный вихрь

— Не забывайте, что я почти полностью отказалась от этого состояния!

— бросила она, дрожа от бессильной злобы. — Прошу вас оставить меня в покое.

— Как только сочту нужным.

— Если вы сейчас же не уйдете, я позвоню в охрану и попрошу избавить меня от вашего вторжения.

Она сказала это, а про себя подумала, что такую силу воли, пожалуй, не сломит никакая охрана; внутри у нее расползался липкий страх.

— Ну, я же всегда могу предъявить удостоверение личности и объяснить, что у нас небольшая семейная размолвка, — ледяным тоном заверил он. — Имейте в виду, наше общение, по крайней мере на деловом уровне, будет продолжаться ровно столько, сколько я захочу. — Он недобро улыбнулся и целую вечность сверлил ее глазами с явным намерением запугать. — А если вдруг вздумаете уволиться, я вас везде достану.

От его голоса кровь застыла у нее в жилах, Лизетта не верила своим ушам.

— Не смейте мне угрожать!

— Вы ведь, наверно, отдаете себе отчет, — продолжал он, будто не слыша, — как важно для юриста иметь безупречную репутацию.

— Вы полагаете, что в ваших силах мне ее испортить?

Он лукаво прищурился.

— Для этого достаточно пустить слух, что вы, после того как успешно обвели вокруг пальца моего отца, перенесли свои чары на меня.

Да, она сознавала, что такая сплетня, поданная надлежащим образом, могла бы разрушить ей и жизнь, и карьеру.

Что же придумать, чтобы сбить с него эту спесь? Лизетта обожгла его полным ненависти взглядом.

— Я могу подать в суд за клевету.

— К сожалению, пока все улики против вас.

Не слишком хорошо сознавая, что делает, она взмахнула рукой и влепила ему оглушительную пощечину.

Но тут же в глазах ее отразился ужас: никогда прежде она не была так ослеплена яростью и в жизни ни на кого не поднимала руки.

Время будто остановилось, в наступившей тишине отчетливо раздавался стук ее сердца.

— Ну что, вам лучше? — надтреснутым голосом произнес он.

Лизетта открыла глаза: его черты расплывались передней. Атмосфера в комнате была до того накалена, что Лизетту словно парализовала темная глубина его глаз, излучавших неведомую опасность.

— Я не намерена перед вами извиняться.

Неужели это ее голос? Такой низкий, хриплый от еде сдерживаемой ярости.

— Не сомневаюсь, — протянул Джейк и зловеще улыбнулся. — Замой действия тоже извинений не ждите.

Мускулистые руки стиснули ее плечу, легко сломив сопротивление, он притянул Лизетту к себе.

Была ли на свете сила, способная приостановить медленный наклон его головы, жадное движение его губ, не просто захвативших в плен ее губы, но, казалось, проникающих в самую душу?

Это был неумолимый натиск. Когда Джейк наконец выпустил ее из объятий, она даже не смогла ничего ему сказать, только глаза горели огнем смертельной обиды и унижения. Губы ее распухли и онемели, в горле саднило от невысказанных обвинений.

Цепкие пальцы взяли ее за подбородок; Лизетта стремительно прикрыла глаза ресницами, инстинктивно защищаясь от непрошеных злых слез. Уже не думая о приличиях, она ударила его по руке и тут же вскрикнула от боли, когда он стальными тисками сдавил ее запястья. Она стала вырываться, чувствуя всю бесполезность этого занятия и распаляясь все сильнее.

— Отпустите меня, черт бы вас побрал!

Глянув в страшную темноту его глаз, Лизетта даже поразилась: и как у нее хватает мужества противостоять ему?

— Вы наглый, самоуверенный подонок! Что вы себе позволяете?

Его улыбка была такой мрачной, что Лизетта впервые не на шутку испугалась: ведь здесь некого даже позвать на помощь, а куда ей состязаться с ним в физической силе!

Джейк слегка прикрыл глаза тяжелыми веками, так что невозможно было уловить выражение его глаз.

— Считайте, что мы квиты. — Он провел пальцами по ее трепещущим губам, как бы пробуя их нежную шелковистость.

— Убирайтесь вон!

Он слегка потрепал ее подбородок, заставив смотреть себе в глаза, а потом нагнулся и снова завладел губами.

Считая все это лишь актом возмездия, Лизетта оказалась совершенно неподготовленной к настойчивым ласкам его губ, к нетерпеливой нежности языка, как будто исследующего сокровенные глубины ее рта. Она хотела закричать и не смогла, объятая его подавляющей чувственностью.

Сердце забилось беспорядочно и учащенно; в то время как одна половина ее сознания готова была поддаться наплыву эмоций, другая страдала от унижения.

Каждая клеточка ее тела ощущала сумасшедшее, пьянящее возбуждение, но это продолжалось лишь несколько секунд, потом страх остудил пульсирующую в венах кровь. Из горла вырвался глухой отчаянный стон, она с усилием освободилась от его губ и обеими руками уперлась ему в грудь.

Ей удалось чуть-чуть отодвинуться от него только благодаря тому, что он сам ослабил хватку; несколько невероятно долгих секунд она стояла и потрясенно смотрела на него широко раскрытыми глазами, пытаясь овладеть собой. В его взгляде читалась насмешка и еще что-то, не поддающееся определению. Он поднял руку и на удивление ласково погладил ее по щеке, затем снова взял за подбородок, и глаза их встретились.

Медленно и осторожно он отодвинул Лизетту на расстояние вытянутой руки, очень долго глядел на нее, наконец повернулся и, не сказав ни слова, вышел.

Лизетта какое-то время стояла в оцепенении, ничего не видя и не понимая, затем на негнущихся ногах подошла к двери и накинула цепочку, словно этим могла преградить ему доступ не только в свой дом, но ив свои мысли.

Решение снова погрузиться в работу было обречено на провал, поэтому она с раздражением отошла от стола и включила телевизор. Целый час переключала каналы; не в силах ни на чем сосредоточиться, после чего оставила это занятие и отправилась спать.

Но спасительный сон никак не приходил. В полночь Лизетта включила бра и упорно читала до четырех, пока не провалилась в беспокойную дремоту, полную мучительных сменяющихся видений, среди которых основное место занимал высокий темноволосый призрак, удивительно похожий на сына Адама.

— Cherie, приезжай на уик-энд. Мы показываем коллекцию весенних моделей. В субботу, с одиннадцати до двух. Три манекенщицы, избранный круг, шампанское…

— Ой, нет, maman! — воскликнула Лизетта. — У меня работы по горло.

— Твоя преданность делу достойна восхищения, но позволять работе садиться себе на шею — верх глупости! — укорена ее Луиза.

— Oui, maman, ты, как всегда, права.

На другом конце провода послышался смешок.

— Ну так что, приедешь?

Лизетта тоже слегка усмехнулась в ответ.

— Ты же не примешь отказа!

— Превосходно! Жду тебя в пятницу вечером, поедем куда-нибудь поужинать.

Если уж мать заберет что-нибудь в голову, с ней никакого сладу нет. Лизетта со вздохом положила трубку. Она обожала свою мать и всегда возвращалась отдохнувшая с ее уик-эндов. Фрэнкстон, расположенный в нескольких километрах к югу от Мельбурна, привлекал внимание многих живописной линией побережья и потрясающими красотами природы.

Модный магазин в центре города был предметом особой гордости Луизы. Она приобрела его всего лишь два года назад, и сейчас это было процветающее заведение, чья репутация котировалась все выше благодаря утонченному вкусу хозяйки-француженки и ее чутью на новые веяния в мире моды. Лизетта с удовольствием заглядывала по субботам в элегантный салон матери, у которой не было отбоя от клиенток, готовых выложить умопомрачительные суммы за уникальные модели Луизы Леклер. На протяжении полутора лет взносы спонсоров увеличились почти втрое, поэтому Луизе в начале каждого сезона удавалось демонстрировать новую коллекцию моделей. Эти проходившие на ура показы всякий раз становились событием в богатых кругах городка.

Лизетта надеялась, что этот уик-энд пойдет ей на пользу. Бодрящий морской ветер поможет восстановить силы и развеет паутину черных мыслей. Возможно, за эти дни она сумеет вытеснить из головы навязчивый образ Джейка Холлингеуорга. В самом деле, к чему превращать работу в центр всей жизни?