Страница 3 из 14
Перед выездом на встречу генерала.
Закат на Краматорском аэродроме.
2 августа 2014 г., г. Краматорск, аэродром, штаб сил АТО
После утреннего кофе Костя поехал в Харьков, чтобы забрать остальных бойцов нашей группы. Там якобы у некоторых были нюансы с военкоматами, нужна была помощь. Да и нужно было у волонтёров забрать машину и что-то из экипировки для группы. Меня Костя оставил за старшего среди нас четверых. Других офицеров как бы и не было.
Через какое-то время приехал Владимирыч. «Ребятки, нужны двое человек – встретить генерала в Изюме. Там один из замов начальника Генштаба приезжает. Нужно сопроводить его сюда. Только если будет у вас что-то спрашивать, скажите, что вам запрещено разговаривать, приказ, мол. Вы ж ни хрена не оформлены ещё».
Ехать решили мы с Серёгой. А Олега с Ваней оставили в лагере. Ко времени выезда мы уже были похожи на боевиков из фильмов: бронежилеты, тактические перчатки, очки. Владимирыч вручил нам два автомата, и мы сели в «уазик», в котором уже были двое: водитель и майор. На фоне одетых в старенький «дубок» военных мы выглядели весьма и весьма колоритно.
Дорога из Краматорска в Изюм была привычной, только теперь я ехал с оружием и в совершенно иной роли. Приехав на окраину Изюма, мы остановились на месте, где располагался первый блокпост. Было очень жарко. Поставили машину в тени, а сами спрятались у кустарников.
Так уж получилось, что единственная тень была как раз возле открытого шлагбаума, у которого совсем недавно располагался блокпост. Водители при виде вооружённых бойцов останавливались по привычке, и приходилось им постоянно махать рукой, чтобы проезжали дальше. Это немного раздражало, но движение было не особо интенсивным, поэтому можно было терпеть такое мелкое неудобство, отвлекавшее от праздного ожидания генерала в тени.
И тут я не поверил своим глазам. Сине-зелёный «рено кангу» с днепропетровскими номерами остановился передо мной. В этой самой машине я раз пять катался на фронт как волонтёр. Это был автомобиль «Народного тыла», который дала нам Марианна, я ласково называл его «кенгурёнышом». Помню, как после одной из первых поездок на «кенгурёныше» я в шутку сказал Марианне, что если мы оба – машина и я – доживём до конца войны, то я его у неё выкуплю. На что она лишь грустно улыбнулась и сказала: «Главное доживите, а там посмотрим».
За рулём «моего» бывшего и будущего автомобиля сидел парень, которого я знал лишь по фейсбуку, – Родион, или, как его все звали, «Рой». Именно он меня и сосватал в нашу добровольческую разведроту. После моего решения идти добровольцем «Рой» отговорил меня идти в «Айдар» и дал телефон Саши «Сокола»:.
Наша палатка с флагом от полтавских друзей.
«Не иди в „Айдар“. Там мутно всё. Сформировалось отдельное подразделение спецназначения прикомандированное к какой-то ВЧ спецназа при ГУР. Пока точного названия не знаю. Будет подготовка на базе и по готовности на „работу“. Командир надёжный – Костя „Вихрь“. Он партизанил плотно под Славянском. Он меня и пригласил. Тоже иду. Хвосты подтягиваю, с работами да кредитами разбираюсь. С „Вихрем“ пересекусь, доки отдам, оформлюсь. Потом груз завезу – последняя моя волонтёрская поездка. Думаю, ещё максимум неделька тут. Да и снаряги чуть подкупить надо».
Теперь «Рой» сидел передо мной в машине в одних шортах и со словами «Бери! Подарок!» протягивал мне через открытое окно сигареты и брелок «Путин – Ху…ло!» На секунду я почувствовал себя аборигеном, которому дают стеклянные бусы, но сдержав смех, я серьёзным тоном сказал: «Это моя машина». «Рой» на мгновение опешил. Его можно было понять. Перед ним в броне и с автоматом стоял сурового вида бородач и утверждал, что это его машина.
Дабы разрядить обстановку, я снял тёмные очки и сказал: «Ты Родион. А я Макс Музыка. Мне Марианна обещала после войны эту машину». Весело посмеялись. «Рой» как раз ехал в свою последнюю волонтёрскую поездку и примерно через неделю должен был присоединиться к нам.
Вскоре на тёмно-зелёной «шкоде» с чёрными номерами приехал генерал. Просто и искренне пожал руки и, отпустив свою машину, сел между нами с Серёгой в наш пыльный раскалённый «уазик». Это сразу вызвало уважение. Час езды в «уазике» по такой погоде – особая радость. Когда встаёшь с сиденья, пот ощутимыми струйками течёт с задницы в берцы.
«Це ви самі себе екіпірували?» – мой крутой наряд вкупе с тактической неуставной бородой вызывает у привыкшего к порядку генерала закономерные вопросы. Киваю. Но молчу, помня о приказе Гордийчука. А вот с Серёгой этот номер не прошёл. Мой напарник, как всегда, прямолинеен: «Хочешь воевать – одевай себя сам!» Генерал морщится: «Насправді армія екіпірована державою повністю. Лише на 30 % не вистачає бронежилетів».
Тут меня и переклинило. Вспомнил все три месяца своих поездок на фронт. Вспомнил всех голых, босых и голодных бойцов. От уважения не осталось и следа. Кусаю язык. Молчу. Обещал же Владимирычу молчать.
Проезжая каждый перекрёсток, где стоят уже снятые блокпосты, генерал спрашивает: «А це був сепарський?» Отвечаю: «Ні. Це наш був. Тут поворот на Довгеньке, де був наш штаб до звільнення Слов’янська та Краматорська». Сразу было видно, что человек приехал в первый раз и ничего не знает.
«Давно у війську?» – генерал пытается понять всё же, кто мы. «Присягу принял в две тысячи первом» – говорю чистую правду, хотя умалчиваю, что это был выпускной военной кафедры при киевском «политехе». «Народу України, сподіваюсь?» – шутит генерал. «Лише йому єдиному!» – улыбаюсь, довольный тем, что удалось и не соврать, и не раскрыть всей правди.
Возле третьего блокпоста «уазик» закипел, и пришлось полчаса ждать, пока можно будет ехать снова. Вот тут уж я не удержался. Подошёл к генералу и показываю ему на бойца с автоматом в замызганной майке, спортивных шортах и шлёпанцах на грязную босую ногу. Говорю: «Вот так на самом деле экипирована армия, а вовсе не так, как у вас в генштабовских и министерских отчётах пишут». Генерал аж сглотнул: «То, мабуть, не наші. То, мабуть, Нацгвардія». Но видно было, что его мои слова серьёзно зацепили. До самого аэродрома генерал больше не проронил ни слова.
Вечерняя прохлада успокаивала, но до самой ночи слышны были песни и выкрики. Десантники и их соседи праздновали день ВДВ. Но когда десантники запели под гитару песню группы «Любэ» со словами: «Я влюблён в тебя, Россия, влюблён…» Я не смог сдержать смех. Нацисты, такие нацисты. Ага.
3 августа 2014 г., г. Краматорск, аэродром, штаб сил АТО
Утром мы наконец добились, чтобы нас немного потренировали. Потому что из нас четверых никто толком даже не держал в руках автомата. На полигоне были две группы добровольцев. Наша группа «Харьков» и группа «Луганск» – их мы видели впервые, как и они нас.
– Вы тоже от Гордийчука? – спросил я у их старшего.
– Да. Я – Тренер – ответил крепкий приземистый мужик с угрюмым взглядом. Протянул руку.
– «Зоран». Сейчас в харьковской группе я за старшего. Костя «Вихрь» в Харьков за остальными ребятами поехал. Интересно, много у Владимирыча таких групп?
– Да вроде ещё «Крым» есть, но я их ещё не видел.
Больше, чем напарники. С Серёгой Быстровым перед вылетом на Саур-Могилу.
Было жарко. Тренера звали Темуром, и он терпеливо помогал нам освоиться с ПКМ. Видно было, что человек опытный, а его бойцы выглядели матёрыми солдатами. Особенно по сравнению с нашим молодняком. Практически все из нас впервые стреляли. И я не исключение. Мы отстрелялись из автомата, пулемёта и вот-вот должны были начать стрелять из гранатомёта, как к полигону подъехал Игорь Владимирыч. Он был на машине, хотя до наших палаток было метров триста. Видно, спешил: