Страница 21 из 40
Роль бычка на заклании Сергееву ничуть не льстила, но здесь, в тени грузовика, сидя на каменной, обезвоженной почве, ему трудно было переоценить свою значимость.
Пушечное мясо. Инструмент. Не более.
Взгляд Сержанта Че был насмешлив – в густой тени трюма DC сверкнули белки ее глаз, потом зубы. Кубинец рассмеялся громко, щелкнул зажигалкой – пламя выхватило из темени часть его холеного лица – и потухло, а силуэт Пабло окутался табачным дымом, словно плащом. Потом рядом с ними появился Кэнди, облаченный в черный камуфляж и малиновый берет, который был лихо сдвинут на ухо – совершенно другой Кэнди. Здесь громила был как рыба в воде. Лондон явно угнетал его, тревожил, там он был не в своей тарелке, а родная обстановка придала его движениям стремительность и грацию леопарда. Он не шел – он крался, словно могучий кот, и Сергеев явственно представил себе, как перекатываются твердые, упругие мышцы под лоснящейся шкурой.
Конго, как теперь стало понятно, был смертоносен, словно черная мамба, и вовсе не так глуп, как казалось, – здесь он противник номер один. Сергеев всегда умел выделить в толпе врагов главного, и этот дар не раз помогал ему выжить.
– Хасан, – позвал Михаил Аль-Фахри негромко, и когда араб повернул голову, – продолжил на фарси: – Как я понимаю, пока мы союзники?
Тот медленно кивнул, не сводя с Сергеева глаз.
Грузовик слегка качнулся на амортизаторах – в кузов полетели новые тюки.
– Тогда слушай меня внимательно, – произнес Михаил, стараясь не артикулировать, – мало ли чему учили Кубинца?
Сам Сергеев мог отлично читать по губам, если говорили на одном из хорошо знакомых ему языков, да и мимика говорящего иногда сообщала о сути беседы едва ли не больше, чем сами слова.
– Нас с тобой оставлять в живых не планируют.
– Я догадался, – ответил Аль-Фахри тихо и посмотрел на небо, в котором нарезали круги два огромных, как планеры, стервятника.
– Только не говори «На то воля Аллаха», – не удержался от язвительности Сергеев. – Все равно не поверю!
– Не верь, – сказал Хасан, не меняя выражения лица. – И на это его воля…
– Пистолет с тобой?
– Нет. Я не смог его перепрятать. Выбросил. Где мы?
– В Эфиопии. Я когда-то был здесь, в гостях у Менгисту Хайле Мариама. – Михаил ухмыльнулся. – Могу назвать себя экспертом по африканским делам…
– И что скажет эксперт? – спросил Аль-Фахри с иронией.
– Скажет, что дела у нас обстоят не лучшим образом. Смотри, на солдатах нет нательных крестов, а ведь центр Эфиопии христианский. Значит, мы не в центре, а скорее всего на северо-востоке – тут вокруг твои братья-мусульмане, но это не повод для радости. Тут война всех против всех… Так что режут тут не по конфессии, а просто режут! Так… Мы летели со стороны Судана, от Хартума вниз, а потом на восток. Ты видел с воздуха реку?
– Да. Видел. Потом мы ушли левее.
– Точно… Думаю, что мы недалеко от границы с Эритреей. Там, – Сергеев указал подбородком на юг, – Сомали. А восточнее – Джибути. Если то, что мы видели, Голубой Нил, то высохшее русло неподалеку – один из притоков другой большой реки – Текезе Венз. А контейнеры с оружием, конечно, будут везти по дороге на Аксум…
– Ты воевал здесь, – не спросил, а утвердительно сказал Хасан. – Тебе виднее…
– Ну, не то чтобы воевал… – солгал Сергеев. Ему почему-то не хотелось говорить Хасану всей правды. – Скорее уж, командовал теми, кто воюет. Вот кубинцы, – Сергеев посмотрел на стоящих на пандусе Кубинца и Вонючку, Конго снова исчез в чреве транспортника. – Они воевали. И хорошо воевали. Ладно, будет время, расскажу! Я действительно неплохо знаю эти места. Дорога на Аксум – единственная торговая дорога в этих местах. Вопрос к тебе, Хасан, – почему везут именно на Аксум? Зачем, вообще, груз везут туда? В этих местах уже больше года Эфиопия и Эритрея ведут войну за территории и пленных не берут.
– Мусульмане против христиан? – улыбнулся Аль-Фахри.
– Я бы на твоем месте не упрощал, – ответил Сергеев и посмотрел вверх, на стервятников. – Я же говорил тебе, что в Африке все воюют против всех. Кстати, тот, кто разбил тебе нос – по стечению обстоятельств тоже мусульманин… Однако нос он тебе сломал качественно.
Птицы видели добычу – он еще не забыл, как кружились грифы над красными равнинами, высматривая мертвечину. А ее в те годы было вдосталь – птицы жирели и даже не могли взлететь при приближении их группы. Только неуклюже, боком, скакали, косясь круглыми глазами на одетых в черное солдат.
Птицы и мухи.
Низкое тысячеголосое гудение, звук хлопающих крыльев, тяжелая вонь разлагающейся плоти и в ней месиво белых личинок. Когда стервятники отрывали куски от тел мертвецов, личинки разлетались во все стороны, как брызги.
Пленных тогда не брали. Их надо было кормить, поить и где-то содержать. Убить было быстрее и проще. Чего стоит жизнь на Черном континенте?
Вот и сегодня пожиратели мертвечины снова кружили в небе, точно как тогда, когда Сергеев впервые ступил на эту землю.
Никто из них до того и не представлял, что к мертвым людским телам можно относиться так просто. Убитых не хоронили. Чужих – никогда. А своих – очень редко. Солнце и грифы за несколько дней делали свое дело, если мертвых до того по частям не растаскивали гиены.
Цыпу трясло при одном виде облезлых трупоедов, и он то и дело демонстрировал свое снайперское умение, расстреливая гиен и сшибая птиц из трофейного «стечкина» одним выстрелом. Но пользы от этого не было – над землей кружили сотни таких же грифов, а ночь была заполнена утробным смехом пятнистых тварей. Они ждали, пока пули, осколки и человеческая жестокость дадут им пищу.
И ждать приходилось недолго.
– Мы в котле, – сказал Сергеев, и снова привалился спиной к пыльной покрышке, прикрыв глаза. – Деваться некуда, Хасан. Ты можешь скрипеть хоть горлом, хоть губами, но продумано у них все хорошо. Бежать, конечно, можно, но – как видишь – некуда! Куда ни ткнись – везде война. Сомали воюет с Эфиопией, Эфиопия с Эритреей, в суданских Дафурах бесчинствуют джанджавиды. Нас и приволокли сюда потому, что вся здешняя почва насквозь пропитана кровью. Этнические, религиозные войны, межплеменные конфликты – тут столько причин подохнуть, что жара и разные ядовитые твари только лишь вносят приятное разнообразие. Кто сможет разобраться в этой каше? Кто поймет, чьи руки и куда умыкнули груз?
– Ты, я и этот слизняк? – спросил Аль-Фахри и приподнял бровь. – Они всерьез думают, что кто-то поверит в то, что мы втроем смогли организовать и провернуть такое дело?
– А кто сможет доказать обратное? – парировал Сергеев, не поворачивая головы. – А если быть до конца откровенным, Хасан, то я бы умыкнул груз без особого напряга. Мне бы человек пять моих ребят… Веришь?
Аль-Фахри хмыкнул и кивнул.
– И как, по-твоему, все произойдет? – спросил он.
– Очень просто. Отряд Кубинца нападет на караван, идущий в Джибути, и захватит его. Мы с тобой будем в числе нападающих!
Хасан кивнул.
– На их месте я бы снял атаку на видео…
– Скорее всего, так и будет, – согласился Сергеев. – Но это не суть важно – метод, как о нас сообщить миру, найдется, будь уверен. Важно то, что для нас это будет последний концерт. Мы засветились и более не нужны. Все.
– А Базилевич? Он тоже будет на пленке?
– Возможно…
– Я бы не поверил, – протянул Хасан задумчиво. – Вот если бы его тело нашли в гостинице, со следами пыток… И тут же при нем чемоданчик с деньгами, пусть небольшими…
– Конструктивно мыслишь, – сказал Михаил и приоткрыл один глаз, щурясь на собеседника. – А если так: он засветится на пленке, и после этого его найдут в гостинице? Так лучше?
– Лучше! – подтвердил Аль-Фахри. – И причина налицо. Такой груз утерял!
– Только с пытками ты перегнул – продолжил Сергеев. – Разве кто-то станет его пытать? Он же все расскажет сам. Кубинец у нас натура тонкая, он в терзания совести не верит, но изобразить способен вполне. Не жилец Базилевич, при любом раскладе.