Бубен

Лугаль рассмеялся.

– Древние лучше нас знали, сколько должно быть равнозначных влиятельных людей, чтобы каждый постарался быть выше других. И что, за все столетия, что они владеют знанием, они не договорились?

Энту улыбнулась впервые за сегодняшнюю встречу:

– Нет. Но старик знал, что каждый из них учит богиню Луны тому, что знает сам. И потому Пуаби теперь знает то, чего не знает никто из жрецов. И он обязательно это использует.

– Но каким образом?

– Он поможет Пуаби избежать смерти, а в обмен она отдаст ему Знания.

Лугаль хотел было что-то сказать, но промолчал, потому что на тропинке возник слуга с подносом в руках. Мальчик поставил поднос перед господином, быстро поклонился и хотел было удалиться, но энту остановила его. Мальчик стоял в нерешительности, переминаясь с ноги на ногу Ему было неловко в столь высоком обществе, но убежать он не смел и потому нетерпеливо ждал, что ему прикажут.

Лугаль сам налил из кувшина горячий напиток для энту. Энту взяла чашку двумя руками и осторожно поднесла к губам. Втягивая тонкими ноздрями аромат, клубившийся над чашкой, она поинтересовалась:

– Ты не боишься, что тебя отравят?

Потом она поставила чашку перед собой и подозвала слугу:

– Видишь эту чашку?

Слуга испуганно посмотрел на нее и сказал:

– Да, госпожа.

Энту сдвинула брови и приказала:

– Выпей!

Мальчик растерялся.

– Как можно?! Меня накажут!

Энту настойчиво повторила:

– Пей!

Мальчик дрожащими руками взял чашку и стал пить торопливо, то и дело обжигаясь, но не издавая ни звука. Когда все содержимое было выпито, мальчик замер перед лугалем, не решаясь поставить чашку обратно. Лугаль вопросительно посмотрел на энту. Она наблюдала за слугой минуты две, потом сказала:

– Принеси мне чистую чашку, а эту оставь себе.

Слуга поклонился и с быстротой молнии скрылся за поворотом. Внезапно из-за кустов послышался звук падающего тела. Лугаль выбежал на тропинку, шагов через двадцать он натолкнулся на щуплое тело молодого слуги. Чашка лежала рядом с ним тут же, на мелких камнях садовой дорожки.

Мрачнее тучи он вернулся на место, где энту сидела с невозмутимым лицом.

– Как ты узнала про яд?

Энту улыбнулась.

– Я жрица, а потому знаю толк в травах. А еще я знаю, какие травы подают к мясу. Запах этой травы был мне незнаком, но он такой сильный, что заглушал все прочие ароматы. И мне показалось, что кто-то хотел спрятать за ним истинный запах того, что тебе предназначалось. Запах Смерти.

Вечер был окончательно испорчен. Теперь ему придется всегда держать при себе особого слугу для пробы блюд. И еще придется наказать виновных, а это займет время, которого у него и так сейчас не хватает. Нужно заняться похоронами Пуаби. Хотя…

– Энту, почему ты думаешь, что старику нужны эти знания?

– Подумай сам, лугаль. Шесть лет жизни он отдал, чтобы добыть их. Он знал, что ты отправишь свою дочь под землю, чтобы не прослыть опозоренным. Но он надеялся, что она сойдет туда лишь на время, чтобы потом извлечь ее и использовать то, что она может дать.

– Но где он собирался использовать эти знания? Он же не безумец, чтобы рассчитывать на мою благосклонность?

– Он и не собирался. Наверняка он уже договорился с каким-нибудь правителем о том, что станет главным жрецом и будет использовать свои знания с наибольшей выгодой для правителя и себя, разумеется. А сегодня он понял, что недооценил тебя. Он не ожидал, что ты откажешься сохранить своей дочери жизнь.

– Но если в его планы не входит смерть Пуаби, то как он сможет уберечь ее?

Энту вздохнула.

– Мы здесь разговариваем с тобой уже час. За это время он вполне мог добраться до Храма и убедить Пуаби бежать вместе с ним. И тебе, чтобы сохранить лицо, придется хоронить девушку, похожую на Пуаби.

– Но если кто-нибудь распознает обман?

Энту махнула рукой на его страхи:

– Если кто и распознает, то говорить об этом не станет. Хоронить ее будут в маске Иннанны. Храм не станет выносить сор. Кто же тогда будет жертвовать им деньги, рабов или земли?

Лугаль согласился с доводами энту. Он посмотрел на Луну. Сегодня она была необычайно хороша, словно прощалась с ним. Саргон мысленно улыбнулся. Это не укрылось от бдительного взора его собеседницы.

– Ты рад, что она останется жива?

Лугаль с сожалением покачал головой.

– И рад, и не рад. Рад, что невидимые силы протянули этой девочке нить жизни. Но то, что ее ожидает дальше, не дай бог испытать никому. Это под силу только Богине.

Энту встала рядом с ним, созерцая тонкие лучи серебряного света.

– Да будет так.

9

Сибирское лето выдалось на редкость дождливым, и дети предпочли ехать со мной в недостроенный дом, где полно всякой всячины, чем сидеть в городской квартире. Приехали мы два дня назад, так что еще ничего не успели ни сделать, ни сломать.

Сказку про мертвую царевну, наверное, писали на свежем воздухе, потому что мы в нашем горном домике тоже спали как убитые. Сегодня я проснулась от резкого звука подъехавшей машины, которая настойчиво сигналила у ворот. Нехотя открыв глаза, я поднялась с постели, накинула плед и поплелась к двери. После дождя новая, еще не выкрашенная деревянная дверь открывалась с трудом, успев за ночь набрать влагу. После нескольких попыток толкнуть дверь ногой я налегла на нее всем телом и вскоре вылетела в прихожую, где меня поджидала еще одна дверь, но покрепче. Справиться с нею удалось не сразу, и к тому моменту, когда я наконец выбралась на крыльцо, я была уже не в самом хорошем расположении духа.

Теряясь в догадках, кого это принесло с утра пораньше, я открыла боковую калитку. Передо мной, сияя всеми лучами солнца, да и своими собственными, стоял новенький Peugeot моей подруги. У меня отлегло. Я сразу почувствовала себя лучше, и мои свежие синяки с утра пораньше стоили того, чтобы открывать все эти упертые двери. Алка стояла возле открытой дверцы своей машины спиной ко мне, как обычно, болтая с кем-то по телефону. Время от времени она складывалась напополам, исчезала внутри машины и давила всем маникюром на сигнал. Меня это зрелище забавляло, и я стояла, прислонившись к столбу центральных ворот, с запущенным внутренним хронометром. Мне было интересно, когда же она повернется к лесу задом, ко мне передом и перестанет сигналить. Наконец ей надоело болтать по телефону, она бросила его на сиденье и огляделась. Заметив меня, слившуюся со столбом, Алка устало спросила:

– Давно стоишь?

– С тех пор, как ты гудишь. Привет. Ты чего так рано?

Подруга возмутилась.

– Да вы совсем одичали в своей деревне! Половина первого уже. А ты, я вижу, только из постели. Бурная ночь?

Потом ее озарило:

– А ведь у вас здесь график аристократов. Я уже лет пять не вставала после полудня.

Алка опять сложилась напополам, извлекла какие-то бумаги из бардачка и сунула мне.

– Передашь это Данилу.

– А что, сама не можешь?

– Сама я забуду, могу по оплошности увезти обратно в город. А ты, даже если забудешь, найдешь, когда печь растапливать будет нечем.

Я согласилась.

– Отодвинь немного машину. Надо ворота открыть.

Алка в ужасе уставилась на меня.

– Ты что? Сама будешь их открывать?

Меня позабавила ее городская спесь.

– Нет. С тобой!

Подруга все еще недоверчиво косилась то на меня, то на огромные деревянные ворота, на которых отпечатались два трафарета соседских поросят. Наверное, хрюшки с удовольствием потерлись о свежее дерево. Мне хотелось поскорей перебраться в дом, и я поторопила светскую львицу.

– Привратника у меня нет. На пульт они не заведены, так что убирай машину подальше и пристраивайся рядом!

Не прошло и получаса, как мы управились с воротами и перетаскали вещи из Алкиной машины. Войти в дом нам удалось с первой попытки, так что у меня еще оставались силы на то, чтобы смолоть кофе и налить воду в чайник из огромной фляги.