Страница 6 из 13
Алка усмехнулась:
– Значит, к господину Хаддару я еду одна?
Я кивнула на Алексия.
– Без переводчика, он мне самой нужен. Там, у Хаддара, говорят по-русски.
До встречи оставалось полчаса, так что, одевшись потеплее, мы решили выйти на променад. Во французской булочной на углу с удовольствием скупили все, что показалось нам привлекательным, и теперь брели обратно к гостинице, поглощая сладкие булки. Даже Алексий, далекий от простых радостей жизни, на этот раз не отставал. Облизав с пальцев крем, я сказала:
– Хаддар сделает тебе невыгодное предложение.
Алка с Алексием переглянулись.
– Откуда знаешь?
– Зачем тогда забирать нас из гостиницы? Только с целью предложить что-нибудь неприличное.
Алексий призадумался.
– Может и так.
Я как ни в чем не бывало продолжала расправляться с бисквитом,
– Он предложит похоронить твоего приятеля в обмен на Зеркало.
Алка остановилась как вкопанная.
– Почему ты считаешь, что обмен не выгодный? И откуда ты все знаешь?
Я пожала плечами.
– Не все я знаю. Но я бы не стала менять Настоящее Зеркало на ненастоящего мужика.
Подруга вздохнула и пробормотала.
– Сдается мне, что моя косметичка здесь ни при чем.
Я остановилась и взяла Алку за руку.
– Так ты хочешь найти его или нет?
Она кивнула.
– Да, я хочу найти этого мерзавца. Только не понимаю, при чем тут Зеркало.
– Это просто. Господин Хаддар хочет, чтобы я достала ему Зеркало Черного Колдуна…
Сквозь завывающий за окном ветер было слышно, как Алексий поперхнулся своим пирожным.
Мы решили проводить подругу из любопытства и из практических соображений – запомнить номер машины, на которой ее увезут. Пока я делала вид, что интересуюсь сувенирами, к Алке подошла странная девочка…
11
Все пропиталось тысячелетним запахом топленого коровьего масла. Не было ни одной вещи, которая бы сохранила свой характер. Все растворилось в этой серовато-прогорклой сыворотке времени. Хаддар любил этот кабинет. Он не изменился нисколько за последние полторы тысячи лет. Только силы уже не те, сколько ему еще продержаться – сотню-другую, а потом? Гниение заживо и тлен? Сколько он ждал ту, которая могла бы открыть Колодец? С тех пор как эта гадина Тхицун так обошлась с ним, он искал по всему миру ее душу. Теперь, когда он увидел ее, главное – не напугать, вовлечь в свою игру и заставить сделать то, что нужно. Хаддар подошел к окну, занавешенному тяжелой холщовой материей с вышитыми на ней защитными знаками. Только тем, кто умеет читать эти знаки, было понятно, чей это кабинет. Остальные видели в них только причудливые узоры причудливой страны и называли это «тибетский узел». За окном царило обычное оживление – тысячи туристов и паломников со всей страны медленно поднимались по каменным лестницам священной горы в сердце Поталы. Их поведут мимо ступ со священными останками – надо же чем-то кормить души заточенных в них лам. Ламы не умерли, они спят и в своем голодном сне понемногу питаются теми, кто пришел поглазеть на их великолепные саркофаги. Хаддар редко ходил к ним, ему не нравилось их надоедливое ворчание. В его силах было дать им возродиться, но он удерживал их в этих золоченных ступах и пользовался ими. Они могли проникать куда угодно – все врата всех миров были перед ними открыты, и он безжалостно отправлял их усталые души по своим поручениям. Это они нашли для него странную душу Тхицун, которая не рождалась вместе с младенцем, а существовала в среднем мире людей, порхая как бабочка, которая перелетает с цветка на цветок, надолго не задерживалась ни в одном человеческом теле. Как только он подбирался к ней, она улетала, и ему приходилось снова и снова тратить огромные силы на то, чтобы увидеть ее. И тут такая удача – эта непослушная душа сама поселилась в ту, которая ехала в Тибет, к самому Хаддару. Нужно только успеть до того, как она покинет это тело, открыть Колодец и достать Зеркало. Это Зеркало, которое невозможно ни разбить ни потерять, предназначалось ему и ждет его уже полторы тысячи лет. Теперь-то он не даст ей уехать из Тибета, она навечно останется здесь, в Колодце человеческих душ.
С высоты своего окна Хаддар увидел, как из машины выходит рыжеволосая, но почему она одна? Где та, которую он ждет с таким терпением? Значит, время еще не пришло. День-два ничего не изменят, а разговор с ее окружением тоже полезен. Люди могут влиять друг на друга, а он может влиять на любого из них. Хаддар бросил щепоть пряностей в огонь, и комната ненадолго сменила свою сущность – вместо затхлости и небытия теперь всюду царил пряный аромат сандала.
– Она откроет Колодец и отдаст ему свою душу, ото неизбежно.
Пока рыжеволосая поднималась по деревянным ступеням внутреннего двора, Хаддар размышлял. Важные люди заинтересованы в том, чтобы ее временный муж не вернулся отсюда живым. Придется монахам поработать, к тому же Гелугпе заплатят большие деньги, чтобы этот иностранец исчез без следов.
– Небесные похороны. Слишком много чести, конечно, но… монастырь всегда нуждается в хорошем подношении.
12
Маленькая темнокожая старушка с хитрыми живыми глазами только что поставила чайник над отражателем, который в солнечные дни служил ей вместо печи, и пока вода закипала, тупым длинным ножом старательно резала корень имбиря на маленькие кусочки. Сидевший неподалеку мальчик лет десяти молча наблюдал за нею. Старуха вытерла нож о передник и хрипло проговорила:
– Принеси траву что в жестяной банке в шкафу.
Мальчик нехотя поднялся и пробормотал:
– Это ты называешь шкафом?
– Не умничай. Да, я не богата, но даже зажиточные крестьяне, вроде твоих родителей, присылают мне своих детей.
На глазах у мальчишки навернулись слезы. И зачем только Кайчи уехал в город? Теперь вот он за него у этой старухи, у которой куска хлеба-то порой не бывает. Почему ламы выбрали его?
Старуха мельком взглянула на мальчика и рассмеялась:
– Вечно с вами одно и то же! Все вы поначалу скулите как потерявшиеся щенки, а потом вырастаете и лаете на меня как большие злые собаки!
Мальчик огрызнулся:
– Даже псов иногда кормят. Псы чаем не питаются.
Глаза Старухи стали острыми как бритвы. Она поджала губы и процедила:
– Собаки питаются падалью. Нечего скулить, иди вон к воротам, проси милостыню!
– У кого просить-то? Туристов еще нет, рано. Местные сами перебиваются как могут.
– Тогда жди до завтра. В монастыре большой праздник, будут раздавать лепешки и чай паломникам.
– Так то паломникам! Там знают, что я живу у тебя, так что на лепешки рассчитывать нечего.
Старуха сплюнула в угол.
– Вечно одно и то же! Перестань ныть и сними чайник с линзы.
– Такие слова знаешь!
– Что-то ты дерзок сегодня.
– Так это от голода. Покормила бы – сразу добрым стал.
Старуха вздохнула:
– Нет в молодых никакого терпения. Выучишься – придут к тебе люди с деньгами и беды знать не будешь!
– Тогда почему ты, такая ученая, перебиваешься с хлеба на воду?
Старуха вздохнула.
– Не твое дело. Это моя жизнь, и я в ней какая хочу, голодная или сытая – мне решать. Ты тоже можешь сам решить. Хочешь быть сытым – возвращайся к родителям. Хочешь учиться – оставайся, но нытье твое я больше слушать не буду.
Мальчику на мгновение стало страшно от одной мысли, что он вернется домой, ничему не научившись у Старухи. Деревня ждет своего нового лекаря. Старый умер год назад, и теперь в их глухое место никто из молодых даже не заглядывает. Все хотят поближе к городу, потому и послала его мать к Старухе, на обучение. Отдать мальчика в монастырь было бы непозволительной роскошью – слишком много лет учиться и слишком много денег. Если бы он проявил способности, то остался бы при монастыре навсегда, стал бы его собственностью, а это не входило в планы его семьи.
– Нордан, почему ты живешь у монастырской стены, а не в доме, как все?