Страница 21 из 22
18 апреля 1979 года бюро ЦК Компартии Азербайджана, рассмотрев вопрос о партийной ответственности Г. Мамедова, исключило его из рядов КПСС за серьезные недостатки в работе, допущенные в бытность прокурором республики, недостойное поведение и клевету. (Бурные аплодисменты.) Избиратели отозвали его из состава депутатов Верховного Совета Азербайджанской ССР. (Аплодисменты.)
Выступившие на конференции делегаты приводили конкретные факты, изобличающие Мамедова в неблаговидных, недостойных коммуниста, советского гражданина действиях, выражали возмущение его поведением… Действительно, товарищи, таким, как Мамедов, не место в рядах нашей ленинской партии. (Бурные аплодисменты.) Мы и впредь будем с такой же решительностью и принципиальностью очищать наши ряды от подобных недостойных людей, независимо от занимаемого положения и прошлых заслуг. (Аплодисменты.)»
Ложь! Не было конкретных фактов злоупотреблений со стороны Мамедова. Но никого тогда не интересовала истина. Все бурно аплодировали выводам партийного руководителя, не ставя их под сомнение.
«…Октябрьский (1964 года) пленум ЦК КПСС означал начало нового этапа в жизни партии и страны. Его благотворное влияние в нашей республике особенно сказалось после 1969 года, когда в Азербайджане начался процесс устранения накопившихся в 50–60-е годы недостатков в деятельности партийных, советских, хозяйственных органов, процесс борьбы с многочисленными злоупотреблениями, с антиподами коммунистической морали… были у нас и сенсационные разоблачения, и суровые наказания людей, имена которых долгие годы казались неприкосновенными и недоступными для закона…
Мне хотелось бы подчеркнуть, произнося слово «законность», то, что мы имеем в виду не столько Уголовный кодекс, сколько моральный кодекс нашего общества. И с этой точки зрения собственно нарушение, его профилактика – не только юридический вопрос.
Корреспондент:
– Позвольте, Гейдар Алиевич, мы же говорим о законности. А это, мягко говоря…
– Не ищите мягких слов. Да, это – волевое решение. Как первый секретарь, я предложил, коллеги – приняли…»[22]
И в ЦК КПСС, и в Прокуратуре Союза трезвые умы великолепно понимали, что произошло в Азербайджане, и знали, какими будут результаты расследования. Прямо одернуть «любимца» тогдашнего генсека было невозможно, и генеральный прокурор решился только на одно: изъять дело в отношении Гамбоя Мамедова из производства прокуратуры республики. Сам Алиев Мамедова приговорил, а в те годы было не принято опровергать политические решения.
Следственная часть Прокуратуры Союза под благовидным предлогом от расследования этого дела уклонилась. Стали искать следователя в одной из союзных республик. Выбор пал на Украину.
Где-то в конце апреля мне позвонил заместитель прокурора Украины Скопенко.
– Зайди к Светличному и передай, что мы вызываем тебя в Киев. Срочно бери билет и выезжай не позднее завтрашнего дня.
Об указании Скопенко я доложил Владимиру Григорьевичу. Мое сообщение вызвало у него недоумение и, мне показалось, какую-то настороженность и даже обиду. Так полагаю, за то, что Скопенко не позвонил ему непосредственно.
В Киеве меня принял прокурор республики Глух.
– Мы берем вас, – сказал он. – Письмо в Совет министров с разрешением на прописку я подписал, и квартиру вам подберем в течение месяца-двух. Но пока есть одно поручение. В Азербайджане на сессии Верховного Совета бывший прокурор республики выступил против Алиева. На него возбудили уголовное дело, обвиняя бог знает в чем. Это, конечно, чушь, и здесь нужно расставить все точки над «i». Найденов поручил нам подобрать следователя, который взял бы это дело. Мы остановились на вас. Сегодня же выезжайте в Москву, билет вам обеспечат. Там выпишут командировку и дадут задание более конкретное. За пару месяцев разберитесь и возвращайтесь. К тому времени все будет готово к переезду.
Тогда я еще не знал, что и Глух и Скопенко считали, что следователь, которому поручат дело Мамедова, мягко говоря, «не выживет». Когда же Глуху позвонил Найденов, они со Скопенко стали подбирать кандидатуру. Здесь-то Степан Федорович и назвал меня. Ход его мыслей, думаю, был таким. Посылать нужно «важняка». Но если он провалится, то могут предъявить претензии прокуратуре республики. Если же послать кандидата в «важняки», то задание Союза, по существу, будет выполнено, а в случае провала можно сослаться на допущенную ошибку, недооценку возможностей кандидата. Такое предложение, полагаю, понравилось Глуху.
– Если вывернется, это лучшая ему характеристика, – сказал Скопенко.
Позвонили Найденову и назвали мою кандидатуру.
– Этот подойдет, – сказал Виктор Васильевич. – Я его хорошо помню.
Солнечный и приветливый Баку. Очень доброжелательная встреча. Максимум внимания со стороны встречающих. Сразу представили прокурору Азербайджана Заманову. Невысокого роста, седой, приятной наружности человек. Бросилось в глаза белое полотенце, расстеленное на столе под руками. За период беседы два-три раза подали чай и угостили великолепными конфетами. Сразу обратил внимание, что отношение со стороны подчиненных к прокурору республики исключительно подобострастное. Договорились о полном взаимодействии, и я заверил Заманова, что никаких секретов от него иметь не буду. Это ему очень понравилось.
Изучив дело, состоявшее из семи томов, схватился за голову от того, что увидел. В редакциях газет, из архивов прокуратуры, ЦК и других организаций забрали все анонимки и заявления, когда-либо поступавшие на Мамедова. Проверочные материалы и заключения по ним уничтожили. «Голые заявления» составили основу расследования. Попытался их систематизировать по эпизодам. Таковых получилось несколько десятков. По большинству из них вообще не было никаких оснований вести следствие. Советоваться, как поступить в этой ситуации, было не с кем, и я принял решение выделить эти эпизоды в отдельное производство и возвратить для проверки прокурору Азербайджанской ССР.
Заманов с таким решением согласился. Себе я оставил шесть эпизодов, из которых только один с горем пополам тянул на злоупотребление со стороны Мамедова.
С первых дней мои азербайджанские коллеги дали мне понять, что дело Мамедова заказное. Позиция первого лица в республике известна, высказана им публично, требуется лишь подкрепить ее процессуальным решением. Мне постоянно рассказывали о том, что происходит с родственниками и близкими знакомыми опального прокурора республики. Кого можно – выгнали с должностей. Если были хоть какие-то основания – посадили. Вообще, гнев Алиева обрушился на всю мамедовскую родню.
Помню, как в августе ко мне пришла женщина лет пятидесяти. Это была, если мне не изменяет память, двоюродная сестра Гамбоя Алескеровича. Показывая огрубевшие от мозолей руки, она все время плакала и причитала: «За что? За что? За что?»
Из ее бессвязного рассказа я понял, что дочь поступала в пединститут и на первом же экзамене ее умышленно срезали, даже не выслушав ответы.
Она говорила о том, что Гамбой никогда не бывал в ее доме, так же как и она в его квартире. Что она не понимает, почему так мстят ей, простой крестьянке, и ее ни в чем не повинной дочери. Что я мог ей ответить? Только посочувствовать. Все жалобы, которые эти люди направляли в Москву, возвращались в Азербайджан для проверки и ответов. Несчастные люди ходили по замкнутому кругу.
В те же годы меня познакомили с бывшим бакинцем, а тогда гражданином Великобритании. В 60-х годах его отец был директором завода по производству соков. После прихода Алиева к власти через этого человека пытались расправиться с политическим противником – председателем Президиума Верховного Совета. Он не поддался, и тогда против него возбудили уголовное дело. Через год отца моего английского знакомого расстреляли. Сын просил добиться хотя бы его посмертной реабилитации. В Баку по моей просьбе выехал опытный адвокат.
22
Из интервью кандидата в члены политбюро ЦК КПСС, первого секретаря ЦК КП Азербайджана Г. А. Алиева – Пусть справедливость верх берет // Литературная газета. 1981. 18 ноября.