Страница 22 из 29
– Капитан, мне надо осмотреть ее позвоночник, – раздраженно бросил я через плечо.
Прошла еще минута, наконец он кивнул. Девушка, возбуждающе изогнувшись на койке, потянула пояс вниз. Под парусиновыми штанами никакой одежды больше не было. Почти всю правую – совпадение? – ягодицу занимала странная татуировка, выполненная, похоже, красными чернилами.
Формой она напоминала звезду Давида, но только отдаленно – шесть ее коротких лучей изгибались наподобие щупалец и оканчивались загнутыми когтями-крючьями. Внутреннее пространство фигуры заполнял узор из точек и волнистых линий, создающих иллюзию движения к центру. Рисунок затягивал внутрь, как вращающаяся спираль, и я задерживал на нем взгляд, пока капитан предупреждающе не кашлянул.
– Может, достаточно Massage… делать массаж? – уточнил Ван Страатен, когда я добрался до основания шеи.
Похоже, он спешил.
– Это не массаж, капитан, у вашей девушки серьезные невралгические нарушения – я ищу причину.
– Заканчивайте. Вы сказали, как лечить кашель, – мы постараемся sich an das Rezept… слушаться этого рецепта.
Я бегло прощупал семь позвонков шейного отдела – картина подтверждала мои опасения.
– Капитан, вам следует прекратить истязания, иначе…
Марина сидела ко мне вполоборота – Странник не видел ее лица. Губы девушки немо пошевелились, и я сумел прочитать сорвавшиеся с них слова: «Не говори ему». А потом девушка повернулась к Ван Страатену:
– Быстрее, герр капитан.
Странник выругался по-немецки и подтолкнул меня к выходу, заторопился, пошел рядом, потом обогнал.
Присутствие капитана меня нервировало – молчание напрягало, но и разговаривать желания не было. Почти дойдя до моей койки, капитан вдруг замедлил шаг, рассматривая потолок и прислушиваясь, я не успел остановиться и толкнул его в спину. Словно в ответ на это где-то сверху прозвучал удар, заставивший вздрогнуть весь корпус, а потом что-то, будто скрежеща когтями, процарапало лодку от носа до кормы. Я присел на корточки, и даже капитан, похоже, на мгновение втянул голову в плечи.
Впрочем, его замешательство длилось недолго – он почти бегом, насколько это возможно в узком проходе, бросился в торпедный отсек.
– Глубина, ее фокусы, – прокомментировал мой ошарашенный вид Яков.
Старпом так и лежал на нижней койке, задумчиво положив руки под голову.
– Но зачем так глубоко опускаться? – Я вытер выступившую на лбу испарину.
– Бездна – она как магнит. Чем глубже, тем больше Силы. И у нас с каждым разом все ниже получается.
– А обшивка выдержит?
– Обшивка… – Старпом накрыл ладонью правой руки сжатую в кулак левую: – Сверху – легкий корпус. Снизу – прочный. Внутри – мы. А знаешь, – Яков приподнял ладонь над кулаком, демонстрируя пространство между корпусами лодки, – знаешь, что посередине?
Я покачал головой – не знаю. Старпом резко ударил кулаком в ладонь:
– Вот и я – не знаю. Но до сих пор – выдерживала. Да не боись, сейчас Странник договорится.
– Как договорится? – Вероятно, присутствие капитана в торпедном отсеке что-то означало. – Да что вы все вообще здесь делаете?
– Не «вы», – поправил меня старпом, – а «мы». Служим, конечно. Каждый делает свою работу. Как там Маринка – всю осмотрел?
– Да.
– Ну и как она?
Мне не хотелось обсуждать проблемы девушки с кем бы то ни было прежде, чем с капитаном, но Яков жестом, имитирующим поглаживание женской груди, обозначил вектор своего интереса:
– Для единственной самки на корабле – хороша?
Захотелось дать ему в морду, но я – сам толком не понимая зачем – спросил:
– Что значит ее татуировка?
– Татуировка? – не сразу понял старпом. – А, ты про Знак? Ба, да тебе позволили лицезреть потаенные области! Говорила мне мама – учись на фельдшера! Это был Знак Врат Сакката, доктор. Самое то место для входа в логово Червя.
И, заржав, Яков звонко хлопнул себя по ягодице.
Шум, раздающийся снаружи, начал постепенно стихать. Удары и скрежет сменились постукиванием и едва уловимым шелестом, потом остался только мерный гул моторов, передающийся всему корпусу лодки. Может, источник предыдущих звуков тоже не столь зловещ, как казалось, а все дело в акустических особенностях воды и невероятном внешнем давлении?
Старпом с видимым облегчением вздохнул:
– Теперь можно и перекусить. Пойдем, доктор?
Понятное дело – предложение не показалось мне заманчивым. Яков пообещал принести мне хотя бы чаю с лимоном и направился в сторону кормы, а я снова завалился на койку в надежде успокоиться. Вероятно, из-за морской болезни и обезвоживания, сознание оставалось спутанным. Или окружающее на самом деле балансирует на грани ирреальности, а встреченные члены команды – умопомешательства?
Я повертел перед глазами псалтырь – он валялся на скомканном одеяле, маня задолженными с детства ответами на все вопросы. Не похоже, что книгу часто читали: переплет был разношен только в одном месте, на двадцать первом псалме – шелестя страницами, псалтырь раскрывался здесь сам.
Пророческая Песнь Страданий Давида, за тысячелетие предсказавшая мучения Иисуса. Она даже начинается с тех же слов, которые прозвучали с креста: «Боже, Боже мой, для чего оставил Ты меня?»
Воскресная школа не прошла для меня даром.
Синим химическим карандашом предшественник-врач, или кто-то иной подчеркнул стихи: «Аз же есмь червь, а не человек, поношение человеков и уничижение людей, яко ты еси исторгий мя из чрева, упование мое от сосцу матере моея».
И больше никаких пометок…
Лязгнув шлюзом, из торпедного блока выбрался, пошатываясь, Ван Страатен. Для лодки, с ее насквозь проходными отсеками, постоянное перемещение людей из стороны в сторону является нормой. Но меня отсутствие личной зоны раздражало. Неуютное сочетание: тесное, ограниченное пространство и невозможность уединиться, – наверное, это тоже должно накладывать определенный отпечаток на психику здесь присутствующих.
Да, к лодке надо привыкать.
Капитан выглядел хуже, чем обычно: еще более бледный, с пустым, бессмысленным взглядом. Я тоже отвел глаза, сделал вид, что листаю псалтырь.
– Ищете, кому geben sich teuer… отдать себя задорого? Напрасно.
Странник говорил сквозь зубы, к тому же акцент, и я подумал, что ослышался:
– Что?
Капитан небрежно ткнул пальцем в обложку псалтыря:
– Бог facettenreichen… имеет много граней, доктор. Неважно – кому молиться, надо раскрыть разум… отдать душу. Тогда в любом писании найдется след всякой из его hypostasen… ипостасей. Или – за душу боязно?
В чем-то он прав. Наличие бессмертной души, учитывая доказанный факт существования богов, тоже сомнениям не подвергалось. И отдавать ее с потрохами, без оглядки, кому ни попадя теперь не очень хотелось. А у богов приветствовался натуральный обмен – как оказалось, благотворительностью они не промышляли. Так лучше ничего ни у кого не просить и остаться при своем. Философия.
Раньше Ван Страатен виделся мне иначе, но уставший и несвойственно для себя многословный, сейчас Странник не воспринимался таким неприступным, и я решился:
– Капитан, девушка, Марина… видимо, тут считают откровениями то, что она видит во время приступов…
Ван Страатен как-то задумчиво кивнул, и мне ничего не оставалось, как сбивчиво продолжать:
– …но это лишь воспаленный бред. Она больна, нарушено кровоснабжение мозга – шейный позвонок смещен вследствие травмы и передавливает артерии. Мозгу не хватает кислорода – у девушки предынсультное состояние…
Капитан не отвечал, но и не останавливал меня, и я шел вслед за ним, стараясь высказать за короткий промежуток как можно больше:
– …предынсультное! Даже то, в какой позе она сидит, ссутулившись, провоцирует ишемические атаки, вы же усугубляете ее положение истязаниями. В любой момент может случиться обширное поражение тканей мозга, понимаете? Она станет растением или…
Мой лепет прервал серебристый голос Марины, раздающийся из ее угла. Говорила она быстро, невнятно, но сами звуки завораживали.