Страница 18 из 29
– Считаете это лучшим выходом?
– Нет. Но в голову больше ничего не приходит. О, вот и Штейблиц! Легок на помине.
Фары высветили высокую фигуру, удаляющуюся в сторону огромного, высотой едва ли не в двадцать пять ярдов, Нароста, выползшего прямо на храмовую площадь. Сразу отпал вопрос, куда подевался островерхий городской собор, в котором, насколько знал инспектор, пытались укрыться многие верующие горожане. На миг ему даже показалось, что он слышит сквозь дождь и многие тонны стекла сдавленный стон, рвущийся одновременно из сотен сплющенных грудных клеток.
– Ну чего же ты не сигналишь? Жми на клаксон! – скомандовал он водителю.
Но тот вцепился в рулевое колесо дрожащими руками и таким же дрожащим голосом произнес:
– Ноги! Посмотрите на его ноги! Это же…
– Что там еще с ногами? Штейблиц! – чуть приоткрыл дверцу и крикнул вслед удаляющейся фигуре Мирабо.
– Это не Штейблиц. Водитель прав, – меланхолично заметил коронер, отхлебывая из фляжки. – Его ноги словно рычаги на шарнирах. Пародия на человеческую походку. Автоматон. Кажется, именно это слово употребил наш мистер «как сказать» на баррикадах?
Мирабо вышел из авто, присмотрелся, а после сделал то, чего коронер никак от него не ожидал. Инспектор выхватил огромный револьвер, сияющий хромированными накладками рукояти, и сделал три выстрела. Даже в непогоду они показались оглушительными. Фигура дернулась, из спины ее брызнул маленький фонтан, но коронер слишком хорошо знал, что кровь вылетает фонтаном из выходного отверстия, а никак не из входного. Затем раздался стеклянный звон, и все стало понятно. Мирабо сделал еще один выстрел, который тоже не причинил фигуре никакого вреда – разве что снова высек из туловища сноп разлетающихся стеклянных осколков. Это стекло по прочности явно превосходило то, из которого делают окна и посуду, сделал вывод Лауфер. Что-то заставило его выскочить из машины вслед за инспектором: может, любопытство, может, какое-то чувство сопричастности, – но именно поэтому Лауфер тоже успел увидеть, как фигура прислоняется к поверхности Нароста и будто всасывается внутрь, отчего по стенке Нароста прошла небольшая волна.
– Двойники! – кричал между тем инспектор. – Это все из-за двойников! Они как-то там уничтожают настоящих людей, чтобы занять их место! Потому случайная смерть бродит по городу! Вы сами говорили – это не наша смерть! Так и есть!
Позади раздался гудок. Водитель, справившийся с испугом, обратил их внимание на совсем уж нерадостное зрелище. Из дверного проема, держась за грудь одной рукой, со второй, безвольно повисшей вдоль тела, показался Штейблиц. Настоящий. Пока еще живой. Он сделал два неуверенных шага и упал. Мирабо и Лауфер бросились к нему, но с первого взгляда коронер понял, что дела у Штейблица – хуже некуда.
– Что с вами? Кто вас так? – суетился Мирабо, перевернув офицера сыска на спину и подкладывая под голову свой плащ, одновременно пытаясь прикрыть ему лицо от дождя.
– Я говориль… Есть только один, кто меня побеждайт на дуэль… Только я сам!.. – с какой-то непостижимой гордостью произнес Штейблиц и отошел в лучший мир. Во всю грудь у него цвело красное пятно, еще два пятна растекались в области шеи и сбоку, чуть пониже ребер…
– Три укола. Все три смертельны… Чистилище пройдено. Начался ад!
Дождь стекал по застывшей улыбке Штейблица, по рукам и коленям Мирабо, перемешиваясь с его слезами. Рядом стоял в странном оцепенении Лауфер – скрестив руки на груди, обхватив плечи, будто стараясь закрыться от этого мира, от дождя и всего сразу.
Снова сигнал авто отчаянным пунктиром прострочил ночь, и им открылась совершенно жуткая картина. Из Нароста, выпочковываясь один за другим, выскальзывали люди. Вернее, они были почти похожи на людей. Безглазые, чуть сплюснутые оловянные тарелки вместо лиц, дерганые неуверенные движения ног с какими-то комлями вместо ступней, тела отливают свинцовыми искрами в свете молний. Но в руках у них под непрекращающимся дождем самым непостижимым образом горели свечи!
Темная месса под темным грозовым небом. Невидимый церковный орган в глубинах Нароста взял жуткий вибрирующий аккорд, и площадь заполнилась ритмичным гулом потревоженной мостовой.
Шаг. Еще шаг. Инспектор выпустил оставшиеся в барабане пули, две фигуры разнесло в стеклянные клочья.
– Нет! Не разворачивай! – крикнул Мирабо водителю, собиравшемуся сдавать задним ходом. – Назад не проехать… Давай через площадь! Пока они еще хрупкие.
– Но как?
– На заднее сиденье, живо! – Инспектор потеснил совершенно потерявшегося водителя и занял его место.
Следующие несколько секунд были схожи с автопробегом внутри посудной лавки. Во все стороны летели полупрозрачные, пока еще не сформировавшиеся людские конечности, осколки лиц, куски раскрашенных платьев и сюртуков. Даже флегматичный Лауфер прикрыл глаза, чтобы не вглядываться в мельтешение жутких фигур, взрослых и детских, рассыпавшихся со стекольным звуком, когда автомобиль врезался в них на полном ходу. То, что должно стать людьми, гибло под колесами, но их было много, слишком много, чтобы на ум пришла жестокая безумная идея перекрошить всю площадь.
Потом машину потряс сильный удар, как если бы они врезались в столб. Но то был не столб. Прямо перед ними, в свете уцелевшей фары, вторая оказалась разбита, стоял тот, другой Штейблиц. Вот у него уже имелось лицо, пальцы. Одежда как настоящая, и весь он как настоящий, кривил губы в несвойственной погибшему Штейблицу усмешке.
– Сдохни, тварь! – Мирабо в отчаянном жесте снова выхватил оружие, пытаясь стрелять через развороченное ударом лобовое стекло, совершенно забыв, что не перезарядил барабан.
Вместо него это сделал Лауфер. Как всякий человек, имеющий отношение к полицейским расследованиям, он носил с собой револьвер, правда, калибром поменьше, чем оружие инспектора, но при выстрелах в упор это не могло иметь никакого значения. Первый хлопок, второй, третий; губы ненастоящего Штейблица изогнулись по-звериному, будто бешеный пес оскалил клыки перед броском. Выстрелы оставили только небольшие вмятины. Причем вмятин оказалось шесть. Еще три наверняка были отметинами дуэльного клинка Штейблица, отвечавшего ударом на удар своему двойнику. Все три несли бы верную смерть живому человеку. Но не тому, кто выходит из стеклянного чрева подобно Ионе, выходящему из желудка огромной рыбы.
Потом двойник Штейблица достал клинок и сделал выпад. Мирабо не успел увернуться, и ему оцарапало плечо.
– Бежим! – проорал на ухо Лауфер, выталкивая инспектора из салона.
Водитель уже успел исчезнуть; коронер даже не заметил, как это произошло. Ну и черт с ним, с трусом, решил Лауфер, выпуская оставшиеся три пули, что позволило им выиграть пару секунд и умчаться, прежде чем лже-Штейблиц сделал следующий выпад.
Со стороны баррикады, которую они встретили по пути к соборной площади, доносились вопли боли и отчаяния. Жители Марблтана вели свою последнюю неравную битву. Когда полицейский и коронер добежали до баррикады, там все уже было кончено. Под ливнем движущиеся фигуры казались размытыми, нечеткими, они просто склонялись над другими фигурами, которые лежали на мостовой. Склонялись и делали короткие движения.
– Они их добивают! – понял Мирабо и тут же принялся набивать барабан патронами.
Если бы не Лауфер, инспектор закончил бы свою жизнь прямо здесь.
– Им уже не помочь! Твои пули бессильны! Нужно прорываться к ратуше!
И они мчались в темноте, между замершими, опустевшими домами. Марблтан превращался в город-призрак. Шторм ликовал. Наросты пульсировали, выпуская новые и новые фигуры. Это была агония.
Когда они выкарабкались из нижней части города, им открылся белый луч, бьющий вверх.
– Туда! – скомандовал инспектор, и вскоре они оказались в совершенно другом мире.
Здесь по-прежнему жили иллюзией, будто все как-то наладится, сюда не долетели вопли ярости и крики боли тех, кто сражался на баррикадах в нижнем городе. Кружился диск радиолы, выводя приятную салонную мелодию, подавальщики в матросских тельняшках и рыбацких шляпах разносили пиво. Какой-то старый шкипер в десятый, наверное, раз пересказывал свою историю. Инспектор и коронер услышали ее с середины. Про то, как рассказчик столкнулся с какой-то старухой, которая на самом деле погибла в первый день появления Наростов. Как она говорила ему, что время закончилось, что теперь будет все новое: новые люди, новая жизнь, – что так решили где-то высоко-высоко древнейшие боги… Потом старик со смехом рассказал, как успел сбежать, оставив свою одежду в руках призрака… Все улыбались. И все чему-то радовались. Но чему?