Страница 21 из 33
Все Павла Петровича послушали, втихаря поулыбались, и конечно никто его наставления, разве что по части наркотиков, выполнять не собирался. Все ж таки народ мы свободный, а не в зоне за колючей проволокой. На этом все разошлись, и уже в нашем домике, в присутствии Лени, меня, Виталия и Славы, начальник партии, забыв о только что сказанном на публике, достал из своего чемоданчика бутылку водки, хлеб и кусок колбасы.
"Давайте за то, что, слава богу, обошлось у нас без лишних жертв. Парня конечно жалко, не доглядели. Но...всяко бывает!" - и все по стаканчику хлопнули. После чего, жуя колбаску, Павел Петрович, как бы между делом, озвучил главное:
"Поиски кончаем. Все что могли - мы сделали. Преступник или давно ушел, или мертв и найти останки можно случайно", - и не сказал, что ему такой приказ отдали!
Начальник партии уехал, забрав Палыча и Рому. А оставшиеся - раз уж пошла такая масть - разлили еще бутылку, из Лениных запасов. Радоваться - так по настоящему!
Когда начало темнеть, а Виталий и Слава ушли в свой домик, я, снедаемый излишним любопытством, попробовал расколоть Леню - о чем он говорил с приехавшими начальниками, в моем отсутствии. Нахал, конечно, что говорить, но сдержаться я не мог, и задал вроде бы нейтральный вопросик:
"Леня, а как дела у Палыча и Ромы? Что менты говорят?"
Леня, с которым мы только что закончили убирать со стола, не торопясь с удобством устроился на кровати, после чего взор свой обратил на меня:
"Хорошего мало, но не все так и плохо", - улыбнулся, - "Я жду и жду, когда у тебя терпение кончится, а ты молчишь и молчишь, будто тебя эти дела не касаются!"
Еще как касаются, и очень надеялся, что Леня о них заговорит без моей подсказки. Но если подсказать пришлось, что было для меня самым сложным, то дальше можно двигать уже со спокойной совестью:
"Тогда говори все, что знаешь! А потом и я тебе кое-что расскажу, может быть из области фантастики, а может быть и тебя заставит призадуматься! Потому что касается отряда, то-есть, тебя в первую очередь!"
"Насчет фантазий - не сомневаюсь, с ними у тебя все хорошо, всегда избыток. Но, прежде чем начнешь мне голову морочить, я тебе реальность объясню: что менты обо всей этой истории думают".
"Принимается", - согласился я с очередностью изложения, и устроился на кровати поудобнее, рассчитывая на разговор долгий.
"Насчет всех контрабандистов: менты прекрасно знают, чем они занимаются, почему товар с юга везут в пустыне, и что Палыч у них старший. Но ничего серьезного предъявить не могут: в Мирный приезжали шофера двух других Камазов, привозили документы на товар, путевые листы. Все они в порядке, и как Палыч мне шепнул, даже если менты доберутся с проверкой до пунктов погрузки и разгрузки товара - все будет чисто, кому положено - там заплачены большие деньги. Так что менты с этими делами не стали связываться, и рассматривают лишь факт сожжения Камаза, хищения денег Палыча с нападением на него, и исчезновение преступника. Насчет денег - никаких перспектив, если только партизана с ними не задержат. И здесь Палыч виноват сам: нечего было с собой везти, мог сразу на книжку положить, если не хотел за перевод раскошелиться. И если б машина с товаром даже случайно сгорела - тоже ничего бы не получил, потому что товар они не застраховывали!
Теперь о самом преступлении", - Леня вроде бы не к месту улыбнулся, - "Розочка на капитана и следователя большое впечатление произвела! Видел бы ты, как они на нее смотрели! Поверили, что и у Ромы, и у нашего Гриши от любви крыши поехать могли запросто! И что Камаз к нам из-за нее мог завернуть, и что между влюбленными дело могло до смертоубийства дойти!" - вновь принял вид серьезный, - "В бутылке, которую я увез в партию, и в крови Палыча нашли следы наркотика - название сказали, но я сразу забыл, слишком сложное и заумное. Менты рассчитывали, что и в крови нашего партизана наркотик окажется, когда его задержат. Тогда все легко объяснить: наркоман с поехавшей крышей не соображал, что делал".
"Как можно, ничего не соображая, колеса у наших машин порезать?" - ухитрился я влезть с провокационным вопросом.
"А!" - Леня небрежно махнул рукой, - "Они (то-есть менты) считают, что нам еще повезло, не стал наркоман с топором носиться и все подряд крушить! Или, чего они (то-есть те же менты) не знают - Макаровым размахивать, а то и стрелять!" - я в сомнении покачал головой, а Леня на полном серьезе выдал, - "Всем нам повезло, что партизан сразу в бега непонятно куда пустился, а еще больше повезет, если он уже дуба дал и на его остатки кто-либо наткнется рано или поздно! Тогда и Палыч имеет шанс свои деньги вернуть, и менты куда надо доложат, что партизан был бандюгой законченным, раз при себе пистолет таскал!"
Вот так то. По виду понятно, что представления ментов Леню по крайней мере устраивает. Хотя не сомневаюсь, что Гриша для него точно не бандюган, а овца заблудшая, всего лишь любовью в большей мере прибабаханная, чем наркотиком с заумным названием. И мои фантазии, вытекающие от уже не существующего отпечатка большого сапога, его не трогают. Но, на всякий случай, о нем напомнил:
"Ты же видел, что из отряда к Камазу пробежал еще кто-то, в сапогах, и точно не Гриша. Вдруг он всего лишь подстава?"
Леня помолчал, подумал, и вздохнул:
" Уже сомневаюсь. Мы за два дня в долине все обыскали! И Гришу, в убиенном виде не нашли!"
Не нашли. В этом Леня прав. Но представить Гришу бандитом - ха, ха, ха - я при всем желании не мог. Для меня он и сейчас только подстава! Но как это доказать?
Сейчас доказывать не пришлось - Леня пришел в совсем хорошее настроение:
"Все, хватит о неприятностях! Завтра денек спокойно поработаем, ночью Виталий на такыр прокатится - сайгу одну должен добыть. А в воскресенье - сабантуй, как договаривались!"
Часть семнадцатая.
В субботу после работы повалятьсясь на кроватях не удалось: Леня напомнил, что мне пора заняться сооружением шашлычницы, Славе - найти алюминиевую проволоку и нарубить из нее шампуры, Виталию и Егорычу - готовиться к ночной охоте. Понимая, для чего все это, сачкануть никто не попытался, а я, встретив Виталия, попросил его об одолжении: если сайгу добудут, то голову, ноги и легкие, что обычно выбрасывается при свежевании, сложить в мешок и привезти мне.
"Зачем?" - удивился Виталий.
"Секрет!" - улыбнулся ему.
"Блюдо сделаешь, национальное?"
Я покрутил ладонью, вроде как что-то близкое к этому, но отвечать не стал, для сохранения интриги. Потому что ответ мой - хочу подкормить волка-инвалида - восторга у Виталия точно не вызовет. И быстренько от него смылся, сделал вид, что мне некогда, работа ждет, камни для шашлычницы собирать.
А вечером в домик заглянул один из канавщиков, и попросил завтра утром показать двум работягам канавы для воскресенья, то-есть рядом с отрядом. Пришлось срочно доставать карту, и места, где эти канавы принесут пользу, выискивать. А потом и будильник завести на пол пятого.
Утром у двери на входе увидел мешок с пятнами крови - значит, Виталий ночью прокатился по такыру не зря. Я мешок прихватил с собой в столовую, на лобном месте разрубил содержимое топором на куски, повариха, которую я попросил, добавила к ним остатки еды, обрезки мяса, кости. И после завтрака, с этим добром и прихватив ружье, повел канавщиков, показывать им новые канавы, уже для себя наметив, что завтра сюда вернусь, просмотреть законченные. И, с особой тщательностью - две из них, выкопанные работягами с большими сапогами. Не очень на что либо надеялся, ну а вдруг? Вдруг один из них, убедившись, что партизаном все, в том числе и менты, считают их недавнего коллегу Гришу, ослабит бдительность, и я найду припрятанные рядом с их канавами похищенные деньги и Макаров? Но это завтра, а сейчас, обеспечив работяг работой по крайней мере на два-три воскресенья, я навострил лыжи к луже, от которой волк-инвалид далеко уйти не мог.