Страница 12 из 33
"Я у них ночью в палатке посижу!" - распереживался напарник Палыча, от которого ускользала надежда провести ночь с Розочкой. Но Палыч его тут же охладил:
"Сейчас о девке забудь! Не о ней надо думать, а как нам из всего дерьма выбраться! Как от ментов отмазаться! Как объяснить, почему мы в пустыне оказались! Что везли и кому! Почему Камаз сгорел! А еще - не дай бог - этот ненормальный сюда вернется, и стрельбу устроит, сам знаешь из чего!" - насчет исчезнувшего Макарова при Славе и Виталии говорить не решился, и правильно сделал.
"Вам бы тоже в милицию", - деликатно предложил Леня, - "все равно придется с ними дело иметь".
"С тобой и поедем", - это Палыч твердо; перевел взгляд на напарника и еще тверже, - "Оба!" - на что тот отвернулся в сторону и огорченно вздохнул.
"Теперь третье", - Леня опять обратил на себя внимание, - "Я с канавщиками поговорил, насчет партизана. Так вот: этой ночью он в палатке не ночевал, на работу с ними утром не ходил. Вещи, рабочая роба здесь осталась. И даже канистра, в которой воду на работу брал! Ну не дурак ли? Куда он без воды? Значит, его возле родника нужно ждать!"
"Не совсем дурак", - не согласился Палыч, - В Камазе у нас все было, и вода, и одежда. Ими воспользовался".
"Тогда вечером к Камазу прокатимся", - решил Леня, - "посмотрим, взял ли он с собой вашу канистру. Или что у вас там было?" - поинтересовался у Палыча.
"И бидон был с водой, и канистра небольшая", - вздохнул тот, с нескрываемым огорчением.
"А теперь", - Леонид стрельнул из пальца в сторону Виталия и Славы, - "вы идете к себе, зовете Пашу и Сашу", - это молодые геологи, - "и договариваетесь, как будете лагерь охранять, до моего возвращения из партии. Найдите место и для Егорыча".
Виталий и Слава тут же с кровати вскочили и домик покинули, после этого Леня опять взял в свои руки бразды правления:
"А теперь", - обратился к Палычу, - давайте решим, что будем ментам говорить. Что б мы не одно, а вы другое".
"Правду будем говорить", - молодец Палыч, хотя от дури еще не совсем отошел, но голова уже соображает нормально! - "Отряд у вас большой, все машины наши видели. Так что не соврешь, в момент менты расколят. А насчет груза - документы всегда в порядке. Ну ездили не по асфальту - так это наше дело, отбрешемся, знаков, что проезд запрещен, мы нигде не встречали".
"Имей ввиду: как только менты про нашего придурка узнают - посты в ближайших поселках выставят, и сюда приедут отлавливать. А у него твой Макаров. Что если к ментам попадет?"
"Как карта ляжет", - Палыч пожал плечами, ничуть не удивившись, что Леня о пистолете знает; а его напарник закрутил головой, - "Может, и не попадет пистоль к ментам, догадается дурак выкинуть. А может...", - еще раз пожал плечами, - "тогда будем ваньку валять: не наш, и все тут. Ты понял?" - это уже Роме, и тот кивнул головой. А Палыч добавил: "Остальных ребят я до ментовки по телефону предупрежу", - это уже насчет экипажей двух других Камазов.
На этом серьезный разговор закончился, а в дверь начала рваться Розочка, с требованием ее впустить. Впустить ее Леня не впустил, но Рому из домика выставил, в ее временное распоряжение. Парочка сразу же смылась. А я из домика вышел, и пошел к палаткам канавщиков. Сейчас у меня были некоторые сомнения, правильно ли мы представляем недавние события. Потому что, отпечаток в пыли проселка слишком большого сапога, причем только из отряда в направлении Камаза, не мог принадлежать никому из пока известных участников, можно уже сказать - криминальной истории. И кто тогда пробежал, и с какой целью?
Для начала я посетил палатку партизана, и при его коллеге убедился, что рабочие сапоги того лежат под раскладушкой, вместе с рабочей робой, и по размеру значительно меньше подозрительного отпечатка на проселке. Зато отсутствовали туфли, в которых этот тип обычно разгуливал в лагере.
Я вернулся в домик, и у озабоченного начальника поинтересовался, как был одет пропавший, когда прошлым вечером и частично ночью патрулировал возле палатки Розочки, а Леня его проверял, с надеждой, что тот наконец-то успокоится и уйдет спать.
"Как всегда", - Леня и секунды не задержался, - "В рубашке, брюках, туфлях!" - и тут же в свою очередь поинтересовался у меня:
"Ты мне объясни, если можешь. Палыча", - кивнул на того, все еще обитающего на кровати, - "партизан накормил дурью. Но где ее взял? Он же наркоманом не был - никто никогда его под кайфом не замечал!"
"Этого не знаю. Но знаю другое: у Палыча в городке возьмут кровь и мочу на анализы. Что бы узнать, чем его накормили".
"Да понятно! Но я, после случая с шофером, которого пришлось отправить в партию, из-за той же дури, за всеми мужиками следил! И никто больше с ней не засветился!" - мне оставалось развести руки.
Но кто то же дурь хранил, раз она сейчас всплыла! Теперь у меня еще одна, кроме отпечатка сапога, заморочка! А в домике появился озабоченный Виталий:
"Молодежь дым от Камаза видела, теперь собирается к нему идти! Посмотреть, что там горит!"
"Ни за что!" - опередил я начальника отряда, - "Мы должны к машине первыми попасть!" - при Виталии я не мог озвучить, что нам было нужно конкретно: пистолет - точно ли он не сгорел, и канистра - взял ли ее угонщик с собой. Ну а я надеялся до появления ментов - а они точно в отряд прикатят - как то защитить, если хоть один не уничтожен колесами нашего Газона, отпечаток большого сапога. И подобрать бутылку, из которой Палыча партизан поил отравой - о ней в недавней спешке я забыл.
Леня отреагировал немедля, повернувшись к Виталию:
"Обойди все палатки и домики, всех предупреди, что с этой минуты никто из отряда ни шагу, кроме канавщиков, и то только завтра на работу! Кто будет возмущаться - объяснишь, что у нас не детский сад, а режимное поселение, из которого никто без твоего разрешения не может отлучиться! Тем более, наша молодежь, когда рядом партизан крутится, может и вооруженный!"
"Понял!" - отрапортовал Виталий, и побежал выполнять распоряжение. А я Леню попросил сделать для меня исключение, в смысле послабления режима временного ограничения передвижений:
"Сейчас я должен до Камаза один пробежаться, пока лишних следов на проселке нет. И пока вы их собственным Газоном окончательно не уничтожите, когда с Палычем туда же поедете".
"Так мы их уже уничтожили", - напомнил Леня.
"Не все. Кое-где на проселке есть вторые объезды слишком разбитых участков, в том и посмотрю, где мы еще не проезжали".
Леонид посмотрел на меня, покачал головой, и согласился:
"Что с тобой сделаешь. Все равно побежишь, ты же на всяких следах зацикленный. Только револьвер захвати, партизан наш - вооруженный".
"Если что - на поражение бей гада!" - Палыч посоветовал с кровати, и Леня по очереди показал и ему, и мне кулак, что бы этого я не вздумал делать.
Часть десятая.
От домика я спустился к роднику рядом со столовой, от него еще ниже в долину, и по кустикам-кустикам, что бы меня никто не засек, с пол километра пробежал согнувшись. После чего из долины выбрался на проселок, уже вне зоны видимости из отряда, и начал искать, что на нем осталось после нашего Газона, с Леней за рулем.
Как и следовало ожидать, все следы мы уничтожили. И я, дурак, это позволил! Не возмутился, не объяснил начальнику, что они могут понадобиться, хотя бы ментам! Оставалась слабая надежда на объезды, которые Камазы проторили в нескольких местах рядом со слишком разбитым проселком. Их я тщательно просмотрел, отпечаток большого сапога нашел, причем один, потому что кто-то объезд всего лишь перескочил, а не пробежал по нему. Отпечаток был плохонький, для сравнения с другими не годный, но когда я его замерил, и сравнил с длиной сапога в палатке под раскладушкой партизана, убедился твердо: сапоги разные. Тогда кто отпечаток оставил, если не партизан? Не поленился, приволок два больших камня, положил рядом с отпечатком. Что бы машина это место объехала.