Мороз

Было немного одиноко и тоскливо, несмотря на отличную погоду, но Артур уговаривал себя, что это от усталости, и что в первый день в лесу всегда так бывает. Но его не покидала тревога и чувство опасности. Только сейчас он начал понимать, какой рискованной и тяжелый поход ему предстоит...

Разгорелся большой костер...

Чем темнее становилось вокруг, тем ярче делалось пламя, впитывая все больше алого, багрово-красного, тем отчетливей слышен треск разрушающихся в огне веток.

Отойдя на десяток метров от костра, в темноту, он глянул на небо и поразился обилию звезд. Казалось, на эту чернеющую бездну, набросили сверкающую бархатом, плотную звездную кисею.

Круг света у костра, сферой поднимался к вершине сосны и растворялся там, в необъятной, вселенской тьме. Черные тени от стволов по радиусу расходились вокруг, чистые и тяжелые вблизи у огня и невесомо исчезающие в отдалении. Настороженная тишина начинающейся ночи, замерла в ожидании: не вечно же так ярко будет гореть огонь, взвиваться в небо красочное пламя?!

Подойдя к костру, Артур почему-то подложил в него еще тяжелые коряги, и пламя резко поднялось вверх, опаляя хвою на нижних ветках сосны. Стало невыносимо жарко, и пришлось лежанку отодвинуть от костра..

Но вот Артур стал задремывать, поминутно оглядывая одежду и охлопывая себя в горячих местах. Потом моргая отяжелевшими веками, прилег на локоть...

Чуть погодя, подложил рюкзак под голову и прикрыв зябнущую спину брезентом, ненадолго закрыл глаза. Уже погружаясь в сон, открыл их, силясь рассмотреть что-то за кругом света и, не помня уже ничего, крепко заснул, под ночной яркой звездой медленно пролетающего по небу, спутника...

Над черными складками, гор взошел ослепительно серебряный серп растущей луны. Все замерло вокруг: ручей притих на ночь, сосны застыли, костер уже не трещал так оживленно. Человек, свернувшись клубочком, спал, отделившись от прошлого, не чувствуя настоящего, не ведая о будущем...

Ночь объяла землю...

Проснулся Артур от холода. Костер прогорел. Чуть светились огоньки угольков сквозь серую пелену пепла. Темнота подступила вплотную, затопила округу пугающими волнами. Только небо над головой светилось мириадами созвездий, да отчетливо низкая Большая Медведица перевернула свой "ковш", на четверть горизонта, "наполовину" вылив воображаемое содержимое в бездны необъятного космоса.

Шатаясь, дрожа всем телом от холода и усталости, он встал, озираясь протер глаза, раздул угли, подкидывая тонкие веточки. С увеличением пламени, подкладывал все больше и больше, наконец, навалил сверху тяжелый обгорелый пень и, дождавшись тепла, вновь заснул, но уже ненадолго. Просыпаясь через полчаса, поправлял огонь, подкладывал новые ветки, подвигал к центру костра прогоревшие...

И засыпал, когда пламя поднималось, а от надвинувшейся темноты, просыпался, словно чувствуя это кожей...

... И так до утра, до рассвета... А при первом свете, уже уснул мертво, успокоенно. И проснулся от яркого солнца, появившегося из-за близких лесистых гор. Тело ныло от усталости, но хотелось есть, и это был хороший признак - значит все-таки выспался...

Спустился к ручью, долго, фыркая, умывался ледяной водой, смывая остатки сна. А когда напился чаю и позавтракал, настроение поднялось, и от ночных страхов не осталось и следа. Начался второй день похода...

Солнце, яркое, теплое, поднималось над горизонтом и быстро растопило утреннюю прохладу. Тяжелый рюкзак давил на плечи, ноги в резиновых сапогах вспотели, но воды кругом было так много, что переобуться Артур не мог. Ручейки, ручьи, речки текли прозрачными потоками слева, если смотреть по ходу движения и часто переливались через дорогу. Туда же, налево, косо уходили вверх "берега" падей и распадков, заросшие мелкой березой и осинником. А на каменистых возвышенностях разбросал свои лапы-ветки кедровый стланик, совершенно непроходимый. Стволы такого куста-дерева у основания толщиной в руку и чуть более, вырастали из центра, и одно дерево покрывало круг, диаметром до десяти и более метров. Ветки стлались над землей на уровне метра или полутора, и невозможно было ни перелезть, ни проползти по земле низом.

... Старая дорога, кое-где буйно заросшая травой, сохраняла колею, которая в сырых местах превращалась в такие грязевые лужи, что с трудом верилось в их проходимость для машин.

В таких местах, кое-где, как на пограничной полосе, хорошо были видны большие, глубокие, с широким шагом следы лосей, пересекавшие дорогу. Иногда по краю колеи, видны были медвежьи, с отпечатавшейся голой пяткой, и полукруглой гребенкой когтей, завернутых чуть внутрь. Артур, улыбаясь, думал: "Не даром их зовут косолапыми".

Однажды, дорогу по диагонали пересекли крупные, продолговатые, похожие на собачьи, но аккуратнее, идущие строго по прямой. "Волчки ходют", - шутливо, с деревенским выговором произнес Артур и улыбнулся, вспомнив модную тогда, среди городских любителей природы теорию, о санитарной роли волка в лесу. "Такие санитары, так подсанитарят, сломай я где-нибудь ногу, что от меня и косточек не останется" - он тихо засмеялся, вспомнив афоризм одного своего знакомого, который говоря: - Сильному - мясо, слабому - кости, - делал уморительное лицо, и задирал подбородок кверху.

"У волков - думал Артур, выьирая на дороге место посуше - все зависит от количества еды и от характера вожака. Много еды, ленивый вожак - могут и обойти, испугаться нападать. Если наоборот - пощады не жди..."

Тяжело дыша, поправляя врезавшиеся в плечи лямки рюкзака, смахивая соленые капли пота со лба, с бровей и даже с носа, он думал о чём-то своем, незаметно осматривал привычные для глаза зеленые чащи, с неподвижными тенями стволов берез и осин. "Дорогу когда-то прорубили в таежной чаще, и потом заготавливали лес и вывозили по ней - думал неутомимый путник.

На вырубке выросли лиственные деревья и кустарники. На возвышенностях кое-где осталась расти крупная сосна. Иногда встречался кедр. Все это по низу, заросло багульником и кое - где стлаником...

... Солнце поднялось к зениту. Наступило самое жаркое время дня, и Артур, дойдя до очередного ручья, сошел с дороги, с облегчением сбросил "каменный" рюкзак на землю. Стянув с плеч, влажную энцефалитку, он, крякая, облился ледяной водой, смыл соль и пот с обожженного солнцем лица, сделал несколько глотков из правой ладошки, и повалился рядом с пропотевшим рюкзаком на травку.

"Буду здесь отдыхать часа три, пока жара спадет", - думал он, сквозь прищуренные веки, разглядывая кроны деревьев высоко вверху, и наслаждаясь свободой от груза. На плечах его розовыми рубцами отпечаталось место, где лямки рюкзака давили на мышцы...

Быстро разведя огонь, путешественник вскипятил чай и стал без аппетита есть обед. Он очень устал...

Наевшись, убаюканный шумом воды, падающей с камня на камень, задремал в тени кедра, прикрывшись брезентом с головой, - чтобы комары не мешали. Во сне видел теплоход, тунгуса-старика и пляж в Песчанке, где загорали туристы и туристки...

Проснулся неожиданно. Где-то далеко впереди, с воем мотора, буксовала машина. Он, торопясь, оделся, залил остатки костра, все сбросал в рюкзак, и, отойдя от дороги подальше, за кусты ольшаника, присел.

Машина приближалась, мотор выл все громче и пронзительнее. Артур почему-то не любил неожиданные встречи в лесу, и всегда избегал их. Люди были разные, а у него с собой в рюкзаке лежал обрез, который, конечно, нельзя было иметь.

"Идиотская власть", - ворчал Артур. - Оружие имеют только бандиты и браконьеры. Если ты простой охотник или походник, ты не можешь иметь даже ножа, который менты называют холодным оружием. Но именно охотники дорожат свободой, потому что им есть что терять. Они знают цену свободы".

Машина приблизилась, мотор вездехода прорычал совсем близко, и Артур даже пригнулся. Вскоре машина уже гудела где-то далеко позади, а обеденный отдых был испорчен.