Мороз

Колбасу не резал, а рвал зубами, почти не жуя глотал и запивал водой. Насытился быстро. Убрал все со стола, разобрал рюкзак, озираясь на дверь, достал завернутый в мягкую тряпочку обрез шестнадцатого калибра. Осмотрев, вновь завернул, обвязал плотно бечевкой и положил в рюкзак на самое дно. Пощупал через карман коробки с патронами, но не стал доставать. Зато достал точильный брусок, и подточил и без того острый нож.

В рамочном рюкзаке, набитом до отказа, было все необходимое для большого похода: резиновые сапоги, спальник, кусок полиэтилена, брезентовый полог, два котелка, один в другом, кружка, ложка. Пластмассовая коробочка с компасом. Был еще небольшой топор, легкий и острый, с длинным и тонким топорищем из березы, который он сделал сам и даже клин деревянный вклеил в обух, чтобы, если рассохнется, не слетел топор с топорища при сильном ударе. Была даже аптечка: йод, кусок бинта, таблетки от головы...

Осталось закупить продукты, и можно отправляться.

... Артура начинало жечь изнутри нетерпение. Так хорош был воздух, так завлекательны горы, привидениями стоящие в пол-горизонта, далеко-далеко, за Байкалом, на юго-востоке. Он, уже вглядывался в эти вершины, вспоминая, что по пути на Бодайбо будут и горы, не такие высокие, со снеговыми еще вершинами, как Яблоневый хребет, но тоже, наверняка, красивые и величественные.

Вдруг он вспомнил название тунгусской деревни на Верхней Ангаре и повторил несколько раз странно мягкое нерусское слово, почти из одних гласных. Уоян, Уоян.... Как это красиво и мягко звучит...

...Чуть позже Артур познакомился с соседом по гостинице, молодым парнем, едущим через Нижний, в деревню Верхняя Ангара. Вместе пили чай, и Артур предложил ему заварки, цейлонского чаю. Разговорились, и Коля, так звали паренька, стал рассказывать, о жизни на севере Байкала, о рыбаках и рыбалке. Артур намекнул, что он хотел бы написать об этих местах в областной газете, и, узнав это, Николай, патриот Байкала, оживился.

- Да, ты подумай! Здесь все люди хорошие. Вот я говорил, что сейчас редко где омуля свежего можно достать, но ведь здесь неподалеку холодильник от промхоза, так я сбегаю и, может быть, штучку омуля добуду, у меня там кладовщик родственник...

И точно, быстро собрался и убежал, и пока Артур расспрашивал старушку с худым лицом монашки, дежурную в гостинице, где и когда работают и открываются продуктовые магазины, Коля вернулся.

Мигнул, поманил незаметно рукой. Вышли в сени, и Коля показал большую серебристую, круглую, как батон, мороженую рыбину, завернутую в газету. - Ты хлеба прихвати, и если есть, то перца. Я тебя на берегу буду ждать,- и вышел. Захватив все и еще ножик на всякий случай, Артур вышел со двора, обошел гостиницу и увидел далеко у воды сидящего на бревне, полу занесенном мелкой галькой, Колю.

Увидев Артура, Коля развернул газету, положил на торец, тут же лежащей чурки и, взяв в правую руку тяжелую березовую палку, стал колотить по завернутой в газету рыбине. - Расколотка, - весело пояснил Николай и, ударив еще несколько раз изо всей силы, развернул сверток. Рыбина внутри от ударов потрескалась, и отслоившееся белое, холодное с льдинкой, омулевое мясо легко отделялось от костей, кусочками и щепочками. Коля показал, как надо солить и перчить, взял кусочек хлеба и стал, есть, чавкая и посмеиваясь. Попробовал и Артур.

Он уже раньше слышал от старых рыбаков о байкальской расколотке, но когда сам попробовал, то восхитился. Такое нежное, холодное, тающее во рту солоноватое и пряное мясо.

Омуль был необычайно вкусен, и новые приятели быстро покончили с килограммовой рыбиной. - Вот это вкус - вот это сочность, - урчал Артур, не переставая жевать, а Николай довольный тем, что угодил городскому гостю, гордясь за Байкал, за свои места, говорил: - Это что! Если это все под водочку да с солеными огурчиками или груздями - это сказка...

Артур охал, ахал от восторга, доедая рыбу, говорил: - Впервые такую вкусноту ем, и, главное, так все просто, ни жарить, ни парить не надо...

Через время они расстались. Коля вскоре уехал, - подхватив рюкзачок запрыгнул в кузов машины, идущей из райпотребсоюза в Верхнюю Ангару. Артур долго махал ему рукой...

... Пока новые знакомые сидели около гостиницы и ждали попутку, Коля рассказал, что каждый день в магазин, в деревню ходит бортовушка, и можно доехать до отворота, а там заросшая старая дорога в сторону Уояна и дальше. Когда Артур сказал, что он собирается идти тайгой в Бодайбо, Николай присвистнул, безнадежно махнул рукой, - мол, далеко это...

А, может, просто не поверил, потому стал меньше рассказывать, иногда исподтишка разглядывая собеседника. А Артур и не стал распространяться... Коля вскоре уехал, а Артур пошел в поселок за продуктами. У него уже был написан список, и потому, он знал, что ему нужно. Первым делом, галеты, потом несколько банок рыбных консервов, потом сухие супы с вермишелью и картофелем. Потом чай, сахар кусковой, соль, маргарин для жарки, и немного масла сливочного: в пачках, для бутербродов. Потом колбасы и сыру для завтраков, и гречки или вермишели несколько килограммов. Всего весу в продуктах было немного, так как их надо было нести на себе, - запасы на десять дней, за которые Артур собирался добраться до Бодайбо, весили килограммов двадцать...

Галет в прохладном магазинчике, полутемном из-за маленьких окон, конечно, не оказалось и пришлось купить сухарей вместо галет и две булки свежего серого хлеба с хрустящей корочкой. "Вначале съем хлеб, а потом уж буду подъедать сухари" - думал Артур.

Выглядел он уже после нескольких дней путешествия вполне по-лесному, а жесткая рыжеватая щетина и крепкая, ладно сбитая фигура придавали ему бывалый вид. Но ведь так и было. Он не был новичком - знал и мороз, и слякоть, ходок был неутомимый, мог за день отшагать под пятьдесят километров.

И, главное, он не боялся одиночества и таежной глухомани и знал уже, что люди бывают даже в самой глухой тайге. Пропасть не дадут. И потом, от одиночества человек становится доверчивым и не гордым, а людям это всегда нравится. "Если что, буду просить помощи" - думал он, шагая под вечер в гостиницу, осмотрев Нижний, и полюбовавшись на безмерность и величавость Байкала. ..."Помогут! Не в джунглях живем". Он, на всякий случай, потрогал в нагрудном кармане энцефалитки мягкие листки удостоверения внештатного сотрудника областной газеты, где была заляпанная чернилами его фотография с большой бородой и улыбающимся лицом...

Вечер был свободен, и Артур, упаковавшись, долго сидел на берегу, на бревне и рассматривал горы на противоположной стороне...

В сумерках, возвратился в свою комнату, попил чаю, пожевал бутерброды с колбасой, еще раз посмотрел карту и потом лег спать. Однако, заснуть не мог, вспоминал походы...

... Как-то, раз придя в дальнее зимовье в километрах сорока от города, уже в начале ночи, он, в темноте в сильный мороз, долго вырубал нижний край двери изо льда. Потом, закрыв ее, растопил печь, зажег свечу и стал насаживать слетевший с топорища топор. Неловко и сильно стукнул, и точеный, острый как бритва, топор слетел с топорищ и ударил по правой руке. Боли не было, но мгновение спустя, Артур почувствовал, как рукав намок, и мазнув по рукаву пальцами левой руки, увидел на них кровь.

"Ну, вот приехали!" - мелькнуло в голове, и, засучив рукав на правой руке, он увидел, что кровь течет обильно, и густая, капает большими каплями на пол. ...Потрескивали дрова в печи, ровно и светло горела свеча, в избушке стало тепло, но Артура охватила невольная дрожь. Кровь продолжала сочиться из раны... Достав из рюкзака белый охотничий маскхалат из простынного полотна, он разорвал штаны на широкие полосы, как бинт, и стал неумело, торопясь бинтовать руку. Кровь лила, не переставая. "Кажется, перерубил вену, - думал он. - Если не остановится, надо затягивать узлом руку выше локтя и отправляться в сторону города". А в голове металась мысль: "Мороз, сорок километров, снег глубокий. Не дойду!"