Трень - брень

- Я на тебя уже посмотрела.

- Я сниматься хочу.

- Все хотят.

- А я больше всех хочу. Я три года перед зеркалом упражнялась.

- Все упражняются. И не морочь ты мне голову.

- Я умею петь басом. - Девчонка запела на непонятном языке с восточным акцентом. И заплясала. И так увлеклась, что не заметила даже, как женщина скрылась.

- Тьфу! - сказала она, обнаружив побег. - Стоило глотку портить. Строит из себя режиссершу, а сама ассистентка. Что она понимает! Уж если я им не нравлюсь, тогда понятно, почему нет хороших картин.

Ольга вскочила на парапет.

- Ничего тебе не понятно. Черная ты ворона. Бутылка из-под чернил! Кривляка! Ну, что уставилась? - Ольга принялась петь, кстати, тоже на непонятном языке, и плясать. - Подумаешь, - сказал она, отдуваясь. - Так петь и плясать все могут, только стесняются. Еще перед зеркалом упражнялась три года. Не могла это время на дело потратить. Черная ночь ты. Копоть!

Девчонка попятилась. Ольга соскочила с парапета, взмахнула руками.

- Кар-ррр! Ты в зеркало не видела, какая ты уродина? Ты посмотри и умри от досады. Я сейчас прысну!

Девчонка вскрикнула и пустилась бежать.

- Наповал! - сказала Ольга. Посмотрела вокруг, в глазах ее сверкал боевой огонь. - Берегитесь, - сказала она. - Я буду смеяться над всеми!

КАРТИНА ВОСЬМАЯ

Вечер приблизился к городу, он развел темные краски на площадях и на улицах. На другом берегу реки дома тесно прижались друг к другу, как заговорщики. Ветер утих.

Из парка на набережную вышла Ольга. Увидела шута (дядю Шуру), обрадовалась. Шут стоял с букетом цветов, важный и бледный.

- Дядя Шура! - крикнула Ольга.

Шут вздрогнул, поморщился от досады.

- Опять ты? Могу я иметь личную жизнь?

Ольга засмеялась.

- Чего ты смеешься? Не смейся.

Ольга уселась рядом.

- Дядя Шура, у вас глупый вид. Ха-ха-ха. Ну до чего же у вас глупый вид!

- Перестань хохотать, - сказал ей шут (дядя Шура). - Это тебя не касается, какой у меня вид.

- Как же... Вы, наверно, влюбились. Потеха. Комедия... Дядя Шура, вы элегантны, как торшер.

Шут посмотрел на Ольгу печальными глазами.

- Иди-ка ты лучше домой.

- А что, и смеяться нельзя? - спросила Ольга.

- Смейся, - сказал ей шут.

- Ну и буду. Я теперь решила так жить. Я теперь над всеми буду смеяться. Я теперь всем покажу.

- Смейся, - сказал шут (дядя Шура). - Показывай.

- Сейчас. - Ольга огляделась.

По набережной гуляли нарядные люди - воскресенье было. Прямо к ним шел Тимоша. Он смотрел на Ольгу большими глазами.

- Ага! - Ольга заерзала от нетерпения. - Иди, иди. Ну, подходи поближе... - Голос ее стал мягким и сладким, как пастила.

Тимоша подошел, облокотился на парапет.

- Хорошо, что я тебя разыскал.

- Это просто отлично, даже прекрасно, - сказала Ольга. - Дорогой Тимоша. Юрик!

Тимоша помигал немного.

- Ты на нас не сердись...

Ольга перебила его:

- Что это у тебя с носом?

- А что? - Тимоша потрогал свой нос.

- Он же у тебя как огурец. Ты, когда чай пьешь, лимон носом давишь. А уши! Уши - как у слона. Ты, когда спишь, ушами глаза закрываешь.

Тимоша слегка отодвинулся.

- Ну, ты даешь, ну, я пошел.

- Иди, иди, - Ольга ему улыбнулась. - Иди червяков копай. Носатый крот. Неудачный потомок слона. Червячный спекулянт. Лопоухий щенок. Ушастый головастик. Боевая киса-мяу. Шестью шесть!

Тимоша сжал кулаки, пододвинулся к Ольге и, не зная, как ему поступить, спросил дядю Шуру:

- Что с ней?

Дядя Шура пожал плечами.

Тимоша снова уставился на Ольгу.

- Неужели? - прошептал он. - Ой-ей-ей... Может, ты пить хочешь? Я сейчас. Я тебе принесу лимонаду. - Он оглядывался на бегу и сокрушенно качал головой.

Ольга откашлялась.

- Вот балбес! Он что, не понимает, что я над ним смеюсь? Бывают такие, которые не понимают.

- Смейся, смейся, - сказал дядя Шура. - Показывай. Над товарищами смеяться легче всего. На крайний случай, их можно обвинить в отсутствии чувства юмора.

- Какой он товарищ! Все они только и думают, как бы меня побольнее боднуть.

Как раз в этот момент мимо них проходил гражданин в макинтоше. Он остановился напротив шута (дяди Шуры).

- Здравствуйте, - сказала Ольга. - Вы еще не поправились? Вы меня узнали?

- Здравствуйте, дитё, - ответил ей гражданин. - Во-первых, я никогда не болел. Во-вторых, я тебя, конечно, узнал. Мне это легко дается. Хоть я лично и не имею детей, но все дети мира - мои дети. Цветы жизни... Гражданин потянул носом. - Аромат. - Он наклонился к дяди Шуриному букету. - Разрешите насладиться? Прекрасные эфироносы. Дары природы.

Он посмотрел величественным взором вдаль.

- Да, ничего не скажешь, наша река одна из красивейших городских рек мира. Не правда ли, в этом понятии есть какая-то глубина.

- И ширина, - пискнула Ольга.

- И ширина, - согласился мужчина.

- И длина, - рискнула Ольга.

- И длина, - спокойно и терпеливо согласился мужчина. - А между прочим, вы ведь прохожих ногами мараете. Вы уже не дети, чтобы сидеть верхом на парапете.

- А где нужно сидеть? На тротуаре? - спросила Ольга.

Гражданин улыбнулся ей:

- Я терпелив. Дома сидеть нужно. Изучать классику высочайших умов.

На реке печально прокричал буксир, и, словно эхо, откликнулся ему другой голос:

- Сынки-и, где вы-ы? Уплыли! - На набережную вылез подвыпивший старикан с продуктовой сумкой. - Сынки-и, я вас простил. Мне с вами поговорить желательно. Я без разговора болею... - Старикан увидел Ольгу обрадовался. Сделал из пальцев козу. - Рыженькая. Забодаю, забодаю. Рыжичек, я их простил, а они уплыли. Я им в папаши годен, в деды. А может быть, наголо? - Старик махнул рукой, словно у него в руке была сабля. Всех - наголо!

- А вы не кричите, - сказал ему гражданин в макинтоше. - Люди любуются красотой нашего прекрасного города, а вы кричите.

Старикан приподнял свою сумку.

- Наклонись, милый. У меня в этой сумке два утюга лежат. Я тебе дам по кумполу, ты и расколешься, как арбуз.

- Что?! - Гражданин в макинтоше голос повысил: - Вы, простите, ихтиозавр.

- А ты-то? Верблюд нестриженый. Павлин!

- Старое чудовище!

- Чертополох мокрый. Горшок с букетом.

- Ха-ха-ха, - сказала Ольга. - Я прысну.

Шут (дядя Шура) вытащил милиционерский свисток. Свистнул, призывая к порядку. Гражданин в макинтоше и старикан разом повернулись.

- Мы ничего, - сказал старикан. - Мы вот встретились. - Старикан обнял макинтоша. - Здравствуй, друг Петя!

- То есть как это - ничего? Сначала обзывает, а потом ничего? Я вам не Петя!

Старикан посмотрел на него с презрением. Обнял шута (дядю Шуру).

- Действий не было. Нецензурщины - не дай бог. Сынок, закон не нарушен!.. Георгинчик! - сказал он гражданину и пошел, потряхивая сумкой. - Сонюшка, я иду-у!..

Гражданин в макинтоше приподнял свою модную шляпу.

- Извините, закон действительно не нарушен. Не смею мешать. Я все понимаю. Вы на посту. - И он удалился на цыпочках, чтобы ни звука, ни шороха.

- Смейся, ты хотела смеяться, - сказал Ольге шут.

- Сейчас. - Ольга прокашлялась.

Прибежал Тимоша с бутылкой.

- На, попей лимонаду.

Ольга взяла у него лимонад, отпила глоток. Вдохнула свежего воздуха, который, как и подобает, немножко припахивал нефтью.

- У тебя что, никакого самолюбия нет? И ты не обиделся? Серый ты, как туман.

Тимоша крепился, хотя видно было по всему, что это дело дается ему с трудом.

- Что ж на тебя обижаться? Смешно на тебя обижаться. Мне тебя очень жаль.

- Это почему тебе меня жаль? - воскликнула Ольга. - Это зачем?

- Что я, не человек? Что, у меня сердца нет? Ты не волнуйся, тебе вредно волноваться. Хочешь, я тебе мороженое принесу?

Ольга повернулась к шуту (дяде Шуре).