Страница 12 из 79
«Здравствуй», — ответили шелестом деревья. Листья затрепетали возле пальцев Блу.
— Адам? — позвал Гэнси.
— Дай мне секунду.
Они ждали, пока Адам сделает свои подношения. Потому что со временем и пространством нужно было договариваться на энергетической линии; была вероятность, что из леса они могли выйти в другое время или в другом месте, нежели входили. Этот феномен поначалу казался капризом леса, но со временем, когда Адам находил всё больше и больше согласия с энергетической линией, он стал понимать, что лес следует правилам, только не заурядным, которые считались само собой разумеющимися в обычном мире. Это было больше похоже на дыхание: ты можешь задержать дыхание, можешь дышать быстрее или медленнее, ты можешь дышать в унисон дыханию того, кто стоит рядом с тобой. Перемещение по Энергетическому пузырю предсказуемым способом означало, что придётся ориентироваться на нынешнюю модель дыхания. Потому перемещайтесь вместе с ним, а не против него, когда вы пытаетесь проложить себе путь обратно к тому времени и месту, из которых вы пришли.
Закрыв глаза, Адам позволил энергетической линии захватить его сердце на несколько ударов. Теперь он знал, в каком направлении она побежит у него под ногами, и мог чувствовать, как она пересекалась с другой линией где-то за мили отсюда слева от него, как она пересекалась ещё с двумя ещё дальше справа от него. Запрокинув голову, он ощутил покалывание звёзд над головой и осознал своё положение относительно них. Энергетический пузырь осторожно развернул свои плети внутри него, пробуя на вкус его настроение, не раздвигая границ этих дней, не давя на него, используя только его разум и глаза для поиска земли, которую нужно вскопать, чтобы обнаружить воду и камень для последующей ориентации.
Так как Адам практиковался во многих вещах, Адам был хорош во многих вещах, но это... как бы оно ни называлось? Предсказание будущего, предчувствие, магия, магия, магия. Он был не только хорош в этом, но и стремился к нему, жаждал, любил так, что чуть было не набросился на Энергетический пузырь с благодарностью. Он не знал, что мог так любить. Вернее, не был уверен. Они с Гэнси боролись за это чувство однажды... Гэнси как-то раз даже высказался с отвращением: «Прекрати считать её привилегией. Любовь — не привилегия». Но у Гэнси всегда была любовь, он всегда был способен на любовь. Теперь, когда Адам обнаружил это чувство в себе, он был более уверен, чем когда-либо, что прав. Потребность была ориентиром Адама, его пульсом спокойствия. Любовь была привилегией. Ему хотелось вспоминать снова и снова как её чувствовать.
Теперь, когда Адам полностью открыл свои чувства, Энергетический пузырь неумело пытался взаимодействовать со своим магом-человеком. Он взял его воспоминания, развернул их и вывернул наизнанку, перестраивая их для тайного языка грёз: лишайник на дереве; Блу едва не спотыкается, спешно отстраняясь от него; царапина на запястье; особые морщинки на коже у Ронана меж бровями, по которым Адам узнавал, что тот злится на него; змея, исчезающая под мутной поверхностью озера; большой палец Гэнси на его нижней губе; раскрытый клюв Чейнсо, и червь, выползающий из него, вместо того, чтобы оказаться уже внутри.
— Адам? — позвала Блу.
Он отвлёкся от своих мыслей.
— О, да. Я готов.
Она зашагали в лес. Сложно было сказать, сколько у них уйдет времени, чтобы добраться до места, где жила мама Ронана – иногда времени вообще не требовалось, а иногда тратилась целая вечность, на что с горечью жаловался Ронан, неся Девочку-Сиротку. Он пытался убедить её идти самостоятельно, но, стоило ему опустить её на ноги, как она, словно бескостная масса, тут же съёживалась в комок, оседая на землю. А он не тратил время на то, чтобы бороться с ней; он просто подхватывал её на руки со злым выражением лица.
Девочка-Сиротка, казалось, предвидела это, и оттого слишком сильно давила на кнопки Ронана, он по дороге с каждым шагом дергал её. Но она не осталась в долгу, со значением выдав ноту, подкрепив её пинком копыта. Секунду спустя невидимая птица пропела другую красивую ноту на три тона выше. Девочка-Сиротка взяла чуть выше своей последней ноты, и другие невидимые птицы в ответ заголосили ещё на три тона выше. Третья нота — третья птица. Вскоре песня, напеваемая детским голосом и невидимыми птицами, которые то ли реально существовали, то ли нет, окружила подростков.
Ронан с негодованием посмотрел на Девочку-Сиротку, но было очевидно, что на самом деле означало его негодование. Его руки вокруг неё служили защитой.
От Адама не ускользнуло, насколько хорошо они знали друг друга. Девочка-Сиротка была определённо не случайным созданием, извлечённым из судорожного сна. Между ними была достаточно сильная связь, как бывает в семье. Она знала, как управлять его буйным нравом; он, казалось, знал, насколько грубо можно с ней себя вести. Они были друзьями, однако даже нагреженным друзьям Ронана приходилось с ним нелегко.
Девочка-Сиротка продолжала каркать свою часть хора, и было ясно, что странная песня подстраивалась под настроение Гэнси точно так же, как и Ронана. Спор в машине, очевидно, уже давно покинул его мысли, он поднял руки над головой и, касаясь осенних листьев, когда те пролетали мимо и спускались на землю, закачал ими в такт музыке, словно дирижер. Каждый мёртвый завиток листа, который ему удалось задеть кончиком пальцев, превращался в золотую рыбку, плывущую по воздуху. Энергетический пузырь внимательно слушал его намерение; к нему слеталось все больше листьев в ожидании касания. Вскоре косяк — стая — поток рыбок окружил его, мерцая, шныряя туда-сюда и меняя цвет, стоило только солнечному свету упасть на их чешуйки.
— Вечно ты со своими рыбками, — сказала Блу, но она смеялась, когда те щекотали ей шею и руки. Гэнси посмотрел на неё и отвел взгляд, потянувшись за другим листом, чтобы пустить его в дело. Радость искрилась между ними; такая же простая и чистая, каковой была любовь Гэнси и Блу к магии этого места.
Где им легко быть такими беспечными.
Энергетический пузырь нежно подстегнул мысли Адама, вызывая десятки счастливых воспоминаний из прошлого года — в общем, мысли были только из прошлого года, потому что даже Энергетическому пузырю сложно пришлось бы доставать воспоминания из времён, предшествующих знакомству с Гэнси и Ронаном. Адам всё ещё сопротивлялся, но перед его мысленным взором уже замелькали картинки воспоминаний, где он представлялся глазами остальных. Его улыбка только для своих; смех удивления; пальцы, протянутые к солнцу. Энергетический пузырь не понимал людей до конца, но он учился. «Счастье, — настаивал он. — Счастье».
Адам смилостивился. Пока они шли, Девочка-Сиротка писклявым голосом напевала свою песенку, а рыбки продолжали шнырять в воздухе туда-сюда вокруг них, он отбросил собственные намерения из головы.
Объем полученного «БУМ» удивил даже его; он услышал его в одном ухе и почувствовал в обеих ногах. Остальные же вздрогнули, когда ещё один тяжёлый «БУМ» зазвучал в начале следующего такта мелодии. К третьему «БУМ» стало очевидно, что грохот появляется в такт музыке. Каждое дерево, которое они проходили, дребезжало глухими ударами, постепенно превращаясь в пульсирующий электронный ритм, который неизменно играл в машине Ронана или в наушниках.
— О Боже, — произнёс Гэнси, но при этом смеялся. — Нам придётся и здесь это терпеть? Ронан!
— Это не я, — парировал Ронан. Он посмотрел на Блу, которая пожала плечами. Встретился взглядом с Адамом. Когда рот Адама язвительно искривился, выражение лица Ронана замерло на мгновение, прежде чем он изогнул губы в слабой улыбке, которую обычно приберегал для придурей Меттью. Адам почувствовал одновременно прилив удовлетворения и нервозности. Он будто прокатился по краю. Заставить улыбнуться Ронана Линча было сродни вызову, заключению сделки с Энергетическим пузырём. Но на игры сил не было.
Девочка-Сиротка резко умолкла. Адам поначалу подумал, что она каким-то образом положительно влияла на его настроение. Но нет: они просто добрались до долины роз.