Страница 6 из 9
Вопросы и разговоры не мешали ему по мере того, как мы продвигались вперед по открытому отливом песчаному пространству, собирать раковины, растения, травы и складывать все это в сетку, которую я нес позади его.
— Как это называется? — спрашивал он меня то про одно, то про другое.
Почти всегда я не находил ответа, хотя и знал по виду все эти прибрежные травы и растения, но названия их были мне неизвестны.
— Ты настоящий сын своей деревни, — сказал он, наконец, с досадой.
— Для вас море служит только средством к добыче, оно ваш вечный враг, против которого надо всегда быть настороже; вы не видите и не хотите знать того, что оно для вас кормилец и мать, такая же, как и земля, что есть на дне его подводные леса, не менее населенные, чем те, что находятся на поверхности земли. Этот, уходящий в бесконечную даль, горизонт, эти облака, эти волны ничего иного не говорят вам, как только об ураганах, кораблекрушениях и гибели людей.
Он говорил это все так горячо и живо, что слова его запали в мою детскую душу, хотя я и не ясно понимал их смысл. Но впечатление от них было так сильно, что я до сих пор точно вижу перед собой его фигуру с огромным распущенным над головой зонтиком и с протянутой в даль горизонта рукой, при этом он смотрел прямо мне в глаза пронизывающим взором.
— Поди сюда, — продолжал он, — поди, я покажу тебе одну интересную вещь, — и он показал на расщелину в скале, откуда вода еще не успела уйти. — Я хочу немного пояснить тебе, что такое море?
— Например, знаешь ли ты, что это за штука?
Он наклонился и указал пальцем на небольшой стебелек растения, обвивающий камень. Стебель этот, буро-красного цвета, имел желтую чашечку на конце, края чашечки были окружены белоснежной каемкой.
— Скажи мне, как ты думаешь, что это? — трава, растение или животное?
Я молчал.
— Ты ничего об этом не знаешь? Так вот, слушай, мой милый, это — животное. Если бы у нас было побольше времени остаться здесь и понаблюдать, ты бы увидел, как это существо начнет двигаться и отделяться от камня, а ты знаешь, что цветы не ходят. Всмотрись внимательнее и ты увидишь, что оно похоже по виду на цветок, а между тем оно вытягивается, сокращается, покачивается. Ученые называют его морской звездой. Но чтобы убедить тебя вполне, что это действительно животное, а не растение, сделаем маленький опыт: поймай мне креветку; ты ведь знаешь, что цветы не едят?
— Знаю, — ответил я с недоумением.
— Ну смотри же, — он взял креветку и бросил ее в чашечку морской звезды; чашечка закрылась сама собой и поглотила креветку. Я был очень этим удивлен, потому что раньше никогда не обращал внимания на жизнь морских животных.
Мы пошли дальше.
В дыре, наполненной водой, нашел маленького ската, он съежился, хотел спрятаться от меня, зарывшись в песок, но его полосатое тельце с белыми и темными пятнышками выдало его; я принес показать его г-ну Бигорелю.
— Ты нашел и поймал ската единственно потому, что его кожа с отметинами; по этим же признакам его отыскивают и прожорливые рыбы. На дне моря происходит беспрерывная война, причем сильные уничтожают слабых так же, как это, к несчастью, случается часто и на земле. Эти бедные скаты не замедлили бы совершенно исчезнуть с лица земли, так как они плохо плавают, если бы природа не позаботилась о них. Посмотри на их хвостик: он весь усеян колючими иглами, так что в бегстве хвост служит для них щитом; враги узнают его по крапинкам на коже и часто отступают, потому что никак не могут его ухватить. В этом явлении сказывается закон равновесия… Впрочем, для тебя это еще не понятно, теперь только наблюдай, а поймешь его позднее, когда вырастешь.
Я был от природы мальчик любознательный, поговорить мне было не с кем; поэтому я с большим интересом слушал рассказы моего нового знакомого. Он, заметив это, с видимым удовольствием отвечал на мои вопросы. Мой первый страх рассеялся окончательно и я разболтался вовсю.
Таким образом, продвигаясь вперед и вперед, мы дошли до скал «Собачьи головы». Сколько времени мы оставались там, я не могу хорошенько припомнить. Понятие о времени для меня исчезло: я бегал со скалы на скалу, приносил г-ну Бигорелю раковины, растения, животных; я наполнил свои карманы массой вещей, которые казались мне чрезвычайно любопытными в тот момент, когда я их находил; но потом я их выбрасывал, чтобы заменить другими, имевшими неоспоримое преимущество — новизны.
Вдруг, оглядевшись кругом, я не увидел больше берега, он точно исчез в легком облаке тумана. Небо было везде одинакового серо-бледного цвета, а море такое тихое, что мы едва слышали его позади нас. Если бы я был один, то немедленно пошел бы обратно домой, потому что знал по опыту, как трудно в тумане найти дорогу по берегу, но так как г-н Бигорель не говорил ничего, то не смел сам ему об этом напомнить, значит, нечего было беспокоиться.
Между тем туман быстро увеличивался, он окутал весь берег и продвигался к: нам, как облако дыма, поднимаясь от земли прямо к небу.
— Вот и туман, — воскликнул г-н Бигорель, — если мы не хотим поиграть в опасные жмурки, то должны немедленно возвращаться домой. Бери сеть, Ромен.
В эту самую минуту облако тумана нас настигло, перешло через нас, и мы ничего больше не увидели — ни берега, ни моря, которое было в пятидесяти шагах позади нас, все точно погрузилось в серый мрак.
— Море позади нас, — сказал г-н Бигорель, видимо, не беспокоясь, — нам нужно только идти все прямо вперед. Идем же, живо!
Идти все прямо оказалось не так-то легко.
Перед нами был ровный гладкий песок — и только. Для руководства у нас не было ни старой колеи, ни наклона или холмика, чтобы определить, подымаемся мы или опускаемся. Мы шли точно с завязанными глазами. Опасность потерять направление к берегу грозила каждую минуту, а до него оставалось идти добрых полмили.
Мы шли уже около десяти минут и вдруг должны были остановиться, потому что на пути перед нами очутилась груда прибрежных скал.
— Это «зеленые камни», — сказал я.
— Нет, ты ошибаешься, это Польдю.
— Сударь, уверяю вас, что я не ошибаюсь, это «зеленые камни».
Он меня слегка потрепал по щеке.
— Кажется, у тебя довольно упрямая голова, — сказал он.
Между тем было очень важно решить вопрос, где мы? Если это действительно были «зеленые камни», то мы должны были взять вправо, если же наоборот, г-н Бигорель прав, и это была группа скал «Польдю», мы должны были повернуть налево, и рисковали очутиться спиной к берегу.
Среди белого дня нет ничего легче, как отличить эти две группы одну от другой, но среди, тумана мы видели перед своими глазами одни только ближайшие камни, покрытые водорослями и больше ничего.
— Прислушаемся, — сказал г-н Бигорель, — откуда слышен шум моря, тогда мы узнаем, где берег.
Но сколько мы ни прислушивались, мы ничего не слышали, ни звуков с берега, ни шума моря. В воздухе не было ни ветерка, ни звука — все замерло, точно мы погрузились в белую вату, которой нам заткнули и уши, и глаза.
— Это Польдю, — решил, наконец, г-н Бигорель.
Я не смел больше ему противоречить и безмолвно повернул за ним влево.
— Поди ко мне, дитя мое, — ласково сказал он и взял меня за руку, — не будем оставлять друг друга ни на минуту. Раз, два, три… Идем вперед!
Мы шли еще минут десять, вдруг я почувствовал, что он сжал мою руку сильнее; до нас стал доноситься слабый плеск воды.
— Я, очевидно, ошибся, — сказал г-н Бигорель, — твоя правда, это были «зеленые камни», а не «Польдю».
Мы прямо шли к морю, а не от него, и теперь были лишь в нескольких шагах от воды.
— Ты был прав, милый, — повторил еще раз старик, — надо нам было повернуть вправо! Вернемся же назад.
Вернуться, но куда? Это было легче сказать, чем сделать. Мы узнали одно, где находится море, потому что слышали его плеск, тихий, но слегка усиливающийся; удаляясь же от него, мы теряли всякую нить и не знали более, куда идем: прямо к берегу или же вдоль береговой линии. Все слилось в непроницаемом белом мраке, который становился все гуще и мрачнее с наступлением вечера и, наконец, сгустился до того, что мы не видали больше кончиков наших сапог. Г-н Бигорель едва мог разглядеть часовую стрелку на часах. Было уже 6 часов. Сейчас должен был начаться прилив.