Язычник

– Муниципальный инспектор по охране среды, – мрачно сообщила Кристина. – Толстое сопящее дерьмо.

– Дерьмо не сопит.

– Это у вас на Хляби не сопит. А у нас на Тверди есть одно животное…

Она не договорила – в этот момент тянуще завыла сирена.

Глава 3

Девять человек и ящик на веревочке

Оглушительный мерзкий звук ударился о гранит, расплескался по болоту. Кристи подбросило. В голос зарыдала Кубышечка. Ян Обермайер, неустрашимый миссионер церкви Господа Вездесущего, – и тот, вздрогнув, втянул голову в пугающе костлявые плечи. Джоб зажал уши.

Звук оборвался, и тишина оглушила людей. Стало слышно, как тихонько шумит, словно дышит, болото. Что-то поскрипывало и пощелкивало в водорослевом ковре. Начинался прилив.

– Пора, – сказал Эрвин, вставая. – Не забудь свой шест.

Он разделил ножом веревку на две неравные части, конец большего куска обвязал вокруг пояса Кристины, конец меньшего привязал к ручке опустевшего металлического ящика; оба свободных конца обмотал вокруг своего пояса пониже тощего рюкзачка и скрепил узлом.

– Ну, двинулись.

Сразу же загрохотало, загремело гулко. Громоздкий легкий ящик изрядно резонировал, скача по камням. Хайме Касада захохотал и выгнулся дугой, изображая приступ буйного веселья. Юст ухмыльнулся и сплюнул вслед:

– Не попадись мне на болоте, умник.

Очень скоро ящик перестал грохотать и зашуршал по водорослям. Ударило в нос зловоние. Гранит полого, незаметно для глаз понижался, и трудно было понять, где же в точности проходит граница Саргассова болота. Поначалу под слоем водорослей, живых и гниющих, еще чувствовалось каменное ложе, и под ногами смачно лопались пупырчатые гроздья соплодий. Потом гранит перестал ощущаться, а еще через несколько десятков шагов ковер растительности начал колыхаться при каждом шаге. Под мокроступами зачавкало.

– Я ноги промочила, – сообщила Кристи. Помедлив, она добавила: – А эта жижица совсем не холодная.

– Мелкое, почти пресное окраинное море, – пояснил Эрвин. – Оно хорошо прогревается. Мелкое-то оно мелкое, но утонуть нам глубины хватит, так что держи шест как полагается.

– Поперек, что ли?

– Вот именно. Если ноги провалятся, постарайся лечь на него животом. Я тебя вытяну.

– Мы будем идти всю ночь?

– Да, если не будет явной опасности.

– А днем мы что будем делать?

– Тоже идти. Чем скорее, тем лучше.

– «Скорее»! Это с ящиком-то на буксире?

– Он не помешает. Погоди… Стой, говорю!

– Что случилось? – Кристи остановилась.

– Кажется, кто-то идет за нами…

И верно: ритмичное колыхание болота выдавало бредущего человека надежнее, чем медный лунный свет. Топоча мокроступами, как водоплавающая птица своими перепонками, Эрвин повернулся к берегу. Шест остался в левой руке – правая невзначай легла на рукоять ножа.

– Стой, – скомандовал Эрвин.

Если Лейла и была вооружена, то в глаза это не бросалось. Низкий голос с чувственной хрипотцой произнес:

– Можно мне пойти с вами?

Шеста при ней не было, мокроступов тоже.

– Нет, – отрезал Эрвин.

– Я не стану обузой, обещаю.

– А что же твой… работодатель? Не передумал?

– Матиас? Он остался, прячется. Там щель в граните… маленькая, на одного. Велел мне искать другое место, только нет там никаких других мест, да и ночь светлая – обязательно заметят. Или заложит кто-нибудь из тех… – Лейла кивнула через плечо в сторону берега. – Ну и пусть он сдохнет, если ему хочется, – продолжала она с ожесточением, – а я решила уйти. Так можно мне с вами?

– Я же сказал: нет. Возвращайся, просись к Юсту, он возьмет.

Ни спорить, ни умолять Лейла не стала – ожгла ненавидящим взглядом, круто повернулась, всколыхнув болотный ковер, и зашагала прочь, к берегу.

– У нас есть запасные мокроступы, – тихонько сказала Кристи.

– Которые нужны нам самим, – оборвал Эрвин. – Мы зря теряем время. Вперед.

– Между прочим… ты точно заметил, откуда вылез тот язык? – Кристи завертела головой.

– Не беспокойся, язычника мы оставляем справа. Если только он не переполз… Давай двигай. И в следующий раз выполняй команду сразу, без болтовни. Кстати, не топчись подолгу на одном месте – затянет.

– Даже в мокроступах?

– Не знаю. Но лучше не искушать судьбу.

В медном свете луны водорослевый ковер отсвечивал антрацитовым блеском. Лужи казались покрытыми ржавой пленкой. Смачно, жирно чавкали мокроступы. То и дело какие-то мелкие создания, панически попискивая, спешили убраться с дороги и затаиться, слившись с упругим ковром. Не то крошечные тритоны, не то головастики.

– Хоть раз признался, что чего-то не знаешь о болоте, – насмешливо проговорила Кристи, оглянувшись через плечо. – А то послушаешь тебя – прямо знаток…

– Что ты этим хочешь сказать?

– Признался – значит, не безнадежен. Это комплимент.

– Я тронут… Между прочим, советую смотреть вперед. Да и под ноги тоже.

– Эти головастики опасны?

– Только если объешься ими. В них слабый токсин, но вообще-то они съедобны.

Кристину передернуло.

– Ты хочешь сказать, что нам придется ими питаться?

– И ими тоже… Стоп. Видишь впереди кочку?

– Да.

– Обойди-ка ее справа шагах в десяти.

Они обошли кочку. Ничего не случилось.

– Не поняла, – сказала Кристи. – По-моему, кочка как кочка. Комок водорослей.

– Возможно. Но экспериментировать мы будем днем, а не ночью. Пройди еще двадцать шагов и остановись.

– Зачем?

– Хочу взглянуть назад.

– На Юста и компанию?

– Ага.

Похоже, Эрвин в самом деле обладал незаурядным чутьем: выбранное им место казалось вполне надежным, и Кристина удержалась от язвительного замечания. Возможно, неглубоко под слоем спутанных, пропитанных болотной жижей водорослей пряталась каменистая мель.

– Так и есть, – сказал Эрвин, вглядевшись, – уже идут. Точно по нашему пути. Фонариками светят, идиоты.

– А недалеко же мы ушли, – разочарованно протянула Кристина. – Я думала…

– Что ты думала? Это болото. Торопливых оно любит – питается ими.

– Сам же говорил: чем скорее, тем лучше.

– Что, уже и глупость нельзя сказать?

– Сколько их там? – спросила Кристи, помолчав.

– Не вижу… Семь, наверное, считая одалиску. Сутенер наверняка не примкнул – знаю я таких. Упрямый идиот.

– Пойдем, – Кристи потянула за веревку.

– Подожди. Полчаса сейчас кончатся.

Ждать пришлось не больше минуты – и снова над болотом повис тягучий вой сирены. Загорелся и забегал по берегу луч прожектора, выхватывая из сумрака валуны, комки водорослей, остатки обреченной рощицы.

Затем, на мгновение развалив ночь надвое, на западе что-то ярко вспыхнуло и погасло. Донеслось короткое шкворчащее шипение – словно плюнули на раскаленную сковородку. И сейчас же что-то гулко лопнуло – вероятно, треснул не выдержавший нагрева гранит.

– Все, – констатировал Эрвин. – Одним меньше.

Когда занялся рассвет, Эрвин объявил привал. Третья луна, самая маленькая, бледнела на глазах, поглощаемая разгорающимся алым заревом. Легкая дымка висела над болотом. Оживали стаи насекомых, несомненно из породы убежденных кровососов, но, по-видимому, человеческая кровь их не привлекала. Кусаться не кусались, но лезли и в глаза, и в уши, и за ворот.

Пожалуй, лишь в хорошую оптику отсюда удалось бы разглядеть верхушки деревьев на покинутом берегу да площадку наблюдателя на дозорной вышке. Сам же берег исчез бесповоротно, как и не было, – ни знака, ни намека, ни едва угадывающейся темной полоски на западном горизонте. Казалось, что здесь уже середина Саргассова болота, хотя фактически было еще побережье.

Мелей больше не попадалось, с середины ночи и до утра шел сплошной зыбун. Эрвин уложил параллельно оба шеста, взгромоздил на них ящик и, усевшись на край крышки, приглашающе похлопал ладонью рядом с собой:

– Отдыхай.