Страница 161 из 187
К. Симонов: Надо помнить, что творилось в душах людей, оставшихся служить в армии, о силе нанесенного им духовного удара. Надо помнить, каких невероятных трудов стоило армии… начать находить в себе силы после этих страшных ударов. К началу войны этот процесс еще не закончился. Армия оказалась не только в самом трудном периоде незаконченного перевооружения, но и в не менее трудном периоде незаконченного восстановления моральных ценностей и дисциплины.[553]
И при этих неблагоприятных обстоятельствах необходимо было готовиться к предстоящей войне, изучать и восстанавливать военное искусство, науку, воинский дух. Буквально накануне фашистской агрессии внимание к этой проблеме привлек генерал-лейтенант Дмитрий Михайлович Карбышев (1880–1945) — бывший офицер, чудом сохранивший жизнь во времена массовых чисток, и в последующем, в фашистском плену, не утративший мужества, чести и совести. В своем письме в редакцию «Красной звезды» (май 1941 г.) он предложил «создать центральную военно-научную библиотеку», чтобы на основе новейшей литературы изучать опыт идущих уже войн: «Весь ход второй империалистической войны и то новое, что она вносит в военное искусство, уже сейчас требует внимательного исследования и пристального изучения. В результате быстрого прогресса танковых войск и авиации сильно изменились самые формы ведения войны, что существенно отражается на характере операций и боя».[554]
Необходимо отметить, что командный состав, сменивший безвинно репрессированных «врагов народа», не берегся в ходе войны и в большинстве своем был «выбит» уже в начале боевых действий. «И советский офицерский корпус фактически был воссоздан уже в ходе самой Великой Отечественной, отмечает историк Е. С. Сенявская. — Так, к 1945 г. в Советской Армии командовали полками 126 офицеров, начавших войну рядовыми и сержантами. Новый боевой опыт, наработка навыков военной культуры, традиций в итоге были оплачены непомерной кровью рядовых и офицерских кадров и гражданского населения».[555]
Только в ходе войны отношение к старому (русскому) офицерскому корпусу стало меняться. На щит были подняты имена великих русских полководцев. Исчез негативный образ русского офицера («контра», «золотопогонник», «белогвардеец», «офицерье» и др. оскорбительные клички), восстановлены были многие воинские традиции:[556] награждение «историческими» орденами и медалями, возвращение «золотых» погон и самого слова «офицер», воссоздание гвардии (с 1941 г.), кадровой армии и т. д. Введением погон, в частности, предполагалось решить несколько задач: подчеркнуть, что Советская армия является законной преемницей доблести и боевой славы старой армии, единственной наследницей ее традиций; укрепить авторитет и единоначалие командных кадров, напомнить им об ответственности, достоинстве и чести, символом которых всегда были погоны. В «Красной звезде» (7 января 1943 г.) по этому поводу отмечалось, что «мы надеваем погоны в великую и трудную годину Великой Отечественной войны. Обессмертим эти знаки воинского различия и воинской чести новыми подвигами во славу нашего Отечества и нашей героической армии».[557] Многие советские офицеры действительно почувствовали себя наследниками и продолжателями славных побед русского оружия. Ведь возвращение прежней воинской атрибутики совпало с переломом в ходе войны и начавшимся наступлением Советской Армии.[558]
Несмотря на все эти меры и саму войну, настоящей преемственности между русским и советским офицерством установлено не было. В послевоенное время русская военная история, биографии и труды предшественников широко не изучались. Реабилитация репрессированных бывших «красных» офицеров растянулась на годы, а «белых» — на десятилетия. Их общее идейное наследие и нравственный пример зачастую игнорировались. У советских офицеров хороших, если не отличных специалистов своего дела — не воспитывалось национального самосознания, которое было заменено марксистско-ленинским мировоззрением, приучавшим больше думать о выполнении «интернационального долга», чем о безопасности и действенной защите собственного Отечества. Результаты подобного подхода, разрыв преемственности и традиций, «оскорбительное» отношение к офицерскому корпусу — все это в 1991 году сказалось в развале Большой России (Советского Союза) и Советских Вооруженных Сил, всей громоздкой военной системы. Офицеры в очередной раз потеряли Отечество, оказавшись в армиях различных государств (бывших республик СССР), а то и по разные стороны баррикад.
В последнее десятилетие XX века немало трудностей пережил и российский офицерский корпус. В результате обвальных сокращений и непродуманных военных реформ его представители оказались разбросанными по разным силовым структурам. Многие вынуждены были (в основном по тем же оскорбительным причинам, что и в начале века) уйти на «гражданку». И на рубеже XX–XXI веков продолжает существовать значительный некомплект младших офицеров, которые по-прежнему «бегут из армии» из-за неудовлетворительных условий службы. Только за 1996–1998 гг. Вооруженные Силы России (и их более чем 300-тысячный офицерский корпус) добровольно покинули 60 тыс. офицеров в возрасте до 30 лет — несколько отборных офицерских дивизий![559]
В 1999 году досрочно уволились с военной службы 35 тыс. офицеров, из них почти половина в званиях от лейтенанта до капитана. Каждый год 7–8 тыс. молодых офицеров, получив высшее образование и немного послужив в армии, пишут рапорта на увольнение, 10–11 тыс. курсантов, отбыв два года в военных училищах, переходят в гражданские вузы. Уходят не только курсанты и лейтенанты, но и золотой фонд — капитаны и майоры, накопившие значительный служебный и боевой опыт.[560]
Несмотря на наличие более чем пятидесяти высших военно-учебных заведений, первичные офицерские должности до сих пор приходится пополнять в принудительном порядке, «по призыву» — выпускниками военных кафедр гражданских вузов, которым из-за их низкой подготовки «нельзя доверять командовать солдатами».[561] Тем не менее в звене рота-батальон 90 % офицеров — «двухгодичники». 80 % из них после года службы уже знают, что в армии не останутся, чувствуют себя временщиками. «Да, в условиях дефицита кадров офицеры-двухгодичники делают немалую работу. Но, подчеркну, далеко не все из них профессионалы, хотя любой работой, особенно военным делом, должен всегда заниматься профессионал, связавший свою жизнь с армией»,[562] — отмечает начальник Главного управления воспитательной работы Вооруженных Сил РФ генерал-полковник В. М. Азаров Некомплект должностей младших офицеров вынуждает руководство страны и в 2000–2005 гг. призывать офицеров запаса на военную службу (ежегодно до 15 тысяч граждан).[563]
Сохраняются и многие другие хронические проблемы офицерского корпуса. В конце 90-х годов лишь 29 % населения России испытывали доверие к армии (в два раза меньше, чем в конце 80-х), в то время как 52 % относились к этому государственному институту, по крайней мере, опасливо и настороженно (в 4–4,5 раза больше), все чаще винили армию в неблаговидных поступках.[564] При таком отношении к Вооруженным Силам престиж офицерского звания, службы, значительно снизился. Частично он был восстановлен только благодаря успешным действиям федеральных войск в борьбе с терроризмом на Северном Кавказе (1999–2000 гг.)
Жилищная проблема в Российской армии по-прежнему остается одной из трудноразрешимых. В 1998 году в списках бесквартирных военнослужащих насчитывалось около 100 тыс. человек. «Картина получается безрадостной: на пороге XXI века в Российской армии почти каждый третий офицер не имеет своего жилья. Хуже того, перспективы на его получение в ближайшем будущем весьма туманны».[565]
В материально-денежном отношении офицерство, как и в начале XX века, продолжает бедствовать, вынуждено «подрабатывать»,[566] пускаться нередко в сомнительные авантюры ради выживания семьи. Оклады, несмотря на периодические повышения, остаются мизерными (у командира взвода, например, — 1354 руб. в месяц, что ниже среднемесячной зарплаты по стране). Учитывая, что у многих военнослужащих-офицеров жены не работают, можно констатировать: «Семьи командиров взводов вынуждены жить на сумму, составляющую от 29,4 % до 52 % прожиточного минимума, а командиров батальонов — от 46,4 % до 82 %. На Дальнем Востоке даже адмиралы и генералы во многих случаях не могут содержать свои семьи на уровне выше прожиточного минимума».[567]