Страница 29 из 37
- Слушаюсь.
Призрак медленно поплыл прочь по коридору.
- Пошли, - Айве оглянулся на Лиама и двинулся в свои покои. Запустение тут царило куда большее, чем раньше. В те дни, когда Айвен обитал в замке, стены и мебель искрились тёплым, желтоватым светом, будто их заливало солнце. И не он приказывал Зеле приводить их в порядок… Всё происходило будто бы само собой. – Здесь не очень уютно, - сказал он, оборачиваясь, и глядя на Лиама, но тот лишь пожал плечами.
Постояв ещё немного, Айвен сел напротив камина. В эти минуты он жалел, что почти не владеет магией огня, и всё же повторив заклятье пару раз, смог разжечь в пустом камине слабенький огонь. Он наклонился и протянул к не приносящему тепла пламени замерзшие руки.
Айвен не мог решить, что не нравится ему больше – запустение в доме сира, или пустота в чёрных, ещё недавно таких тёплых глазах.
- Лиам… - позвал он, сам не зная, что собирается спросить.
Лиам не ответил. Он внезапно оказался на полу у кресла наместника, и, сжав его ладони, торопливо растёр. Айвен перевёл взгляд на обращённого и едва не утонул в тепле его глаз.
Лиам молчал. Только опустил голову и, не отрывая взгляда от глаз наместника, коснулся горячим дыханием его пальцев.
Айвен сжал зубы, чтобы не закричать, с такой силой кольнуло в груди.
========== Глава 21. Камин ==========
«Простить я не могу», - слова звенели в ушах. Он в самом деле знал, что иначе не будет. Чем больше вспоминал он об Ивэйне, тем явственнее понимал – посмертие изменило его. Он стал холодным. Ледяным, как вершины северных гор, и всё труднее было узнавать в нём того Ивэйна, которого Лиам успел полюбить. Черты лица, движения рук, даже мерное колыхание груди во сне – всё это принадлежало Ивэйну, но глаза – глаза были чужими. Поначалу Лиам думал что причина лишь в том, что Ивэйн не помнит… Но Вальдес помнил. И этот наместник. И подводный принц. А глаза оставались такими же чужими, холодными и бесстрастными.
Лиам помнил клятву. Но даже вспомнив её много лет назад он почему-то предпочёл бродить по миру в поисках воспоминаний, вместо того чтобы искать того, кто сам был воспоминанием. Теперь Лиам понимал – душа его слишком устала искать и терять. Бессмертие нового тела оказалось нежданным подарком, который позволил ему прожить почти счастливую жизнь. Странствовать, воевать за свою веру, быть свободным – как он мечтал всегда. Почти потому что одиночество ядовитой змеей глодало его душу все эти годы. И у самых красивых берегов, глядя на звёзды, он думал о том, что ему не хватает голубых глаз, гибкого тела, звонкого голоса… Не хватает того одного, с кем он хотел говорить о звёздах и о море, о ветрах и о дорогах… Обо всём, что осталось позади, и о том, что ждало его за поворотом.
Он не выдержал. Не потому, что ждал скорой смерти, а потому, что одиночество стало невыносимым. Сама смерть уже казалась ему блаженством. И теперь, когда они, наконец, нашли друг друга, Лиам не знал чего хочет больше – жить или умереть.
Поиски закончились. Он мог с уверенностью сказать, что вместе они не будут. Осознание пришло мгновенно, когда прозвенели в воздухе эти короткие слова – «Простить я не могу».
И всё же, стоя в сумраке заброшенного замка, он не мог смотреть, как мучительно пытается любимый согреть ладони о несуществующее пламя. Он сам не заметил, как оказался на полу у стройных колен, растирая бледные пальцы и вглядываясь в глаза Айвена, в поисках самой маленькой искры тепла.
Он не забирал руки, будто позволяя ласкать себя, но всё так же молчал.
- Когда мы встретились, ты любил солнце, - сказал Лиам. Слова вырвались сами собой откуда-то из глубин естества, будто пытаясь примирить память с реальностью.
- Солнце… - сказал Айвен задумчиво. – Я не видел его так давно, что просто не помню, мог ли любить.
- Не думаю. Теперь ты любишь снег. Это видно по твоим глазам.
Айвен усмехнулся одной половиной рта, и от этой горькой усмешки в груди у Лиама кольнуло.
- Расскажи мне о нём, - сказал Айвен, отворачиваясь к очагу.
- О нём?
- Да… О том, кого ты любил.
Лиам повёл плечами.
- О тебе, - сказал он упрямо.
- Да… обо мне.
Айвен прикрыл глаза, будто избегая даже краешком взгляда задеть внимательный взор своего обращённого.
Лиам повернулся, устраиваясь поудобнее. Опустил локти на колени наместника и положил подбородок на скрещенные руки.
- Он был… - Лиам задумался, подбирая слова, - как солнечный зайчик среди листвы тёплым летним днём. Да и время тогда было другое. Люди были добрее, и нам хотелось им помочь…, а они помогали нам. Ивэйн… ты… был Хранителем племени, как сейчас бывают хранители у эльфов. И он был хорошим Хранителем. Люди любили его. Я знал его с тех пор, как мне исполнилось… наверное, шесть. Ему было четыре – он родился на два года позже меня. Конечно, в те годы нам было не слишком-то интересно вместе, но Ивэйн рос очень быстро. Не телом, душой. Когда мне было восемь и я играл с другими мальчишками в воинов жизни, Ивэйн сидел у речки поодаль… Никогда не просился к нам. Смотрел, будто изучал. Однажды мне стало любопытно, на что он смотрит. Я отвлекся, деревянный меч вылетел из моей руки и полетел прочь - туда, где сидел ты. Это был отличный повод спросить, тем более, что возвращаться в игру после поражения я не хотел.
И я подошёл к тебе в первый раз. Ты будто бы и не видел меня, продолжая наблюдать за игрой. «Почему ты один?» - спросил я, а ты лишь медленно перевёл на меня взгляд своих голубых как небо глаз и долго молчал. Я уже собирался уходить, когда ты протянул ко мне руку и поправил мой палец на мече.
Я с недоумением проследил за твоим движением и снова поднял на тебя взгляд.
«Вот так», - просто сказал ты.
Конечно, тогда я не захотел слушать. Только хмыкнул и ушёл. Но на следующий день сделал, как ты сказал, и никто так и не смог выбить из моих рук меч. А я всё чаще косился в сторону хрупкого мальчишки, сидящего в стороне ото всех. Я так и не осмелился подойти второй раз.
Потом… прошло, наверное, пять лет. Ну да, мне было пятнадцать, когда Оракул предсказал, что ты станешь Хранителем. Тебе было тринадцать… Это было неслыханно. Слишком рано. Так хотели духи, и мы приняли их волю. Но было второе предсказание… Когда старший Хранитель зачитывал его, люди замирали в ужасе.
«Раньше, чем исполнится юному Хранителю тридцать лет, сталь зазвенит над землями Кен-Шу. Великая Тьма восстанет из глубин. Мор и голод пройдут по земле. Затем утихнут волны и воцарится покой освещённый полной луной. Новые травы взойдут на крови. Лишь одна жизнь станет платой за покой – Хранителя или того, кто падет за него».
«Того, кто падёт за него». Уже тогда я знал, что эти слова – про меня. Хотя другие ещё не приняли решения. Они не знали тебя, и твоя жизнь не стоила для них ничего. Только я продолжал каждый день наблюдать, как ты читаешь свитки вместе со стареющим Хранителем и учишь свои заклятья. Как ты навещаешь больных в лечебнице. Как скользят твои руки по разгорячённым телам, одним касанием снимая боль. Ты не боялся ни болезней, ни смерти, всего себя отдавая другим.
И тебе было куда меньше тридцати, когда предсказание напомнило о себе. В тот год тебе должно было исполниться двадцать. Война началась, и гонцы приехали из соседних племён, собирая подмогу и стращая нас картинами грядущих бедствий. Люди думали по-разному. Кто-то хотел отсидеться, кто-то готовился помочь собратьям. Но даже тем, кто готов был рискнуть жизнью, нужен был предводитель – и им стал ты.
Женщины и старики не хотели отпускать тебя. Хранитель всегда оставался с племенем, даже если вождь начинал войну. И теперь уже все вспомнили предсказание. Жена вождя вспомнила ещё и его окончание. Падёт хранитель или тот, кто отдаст жизнь за него.
Мудрая Кена предложила устроить соревнования, победитель которых должен был стать твоим защитником в пути.
***
Лиам усмехнулся, внезапно увидев отражение пламени в зрачках наместника. На секунду ему показалось, что его глаза горят собственным огнём.