Где правда, там и ложь

– Ты знаешь анекдот про водителя на встречке? Собственно, это скорее притча, особенно в твоём случае. Короче, двое едут в машине по шоссе и слушают радио. Внимание, внимание, на А4 между Кёльн-Мерхаймом и перекрёстком Кёльн-Ост по встречной полосе едет автомобиль… Ха, говорят эти двое, какой автомобиль! Тут их сотни!

– И ты считаешь, что я как эти двое?

– Именно. Только надо заменить водителя на встречке на идиота.

– Как ты хочешь зваться в моей книге? Люсиль, гадкая старшая сестра?

– Мне всё подойдёт, кроме Гертруды. Купи себе толстую тетрадь. Или сразу пять, фрау Картхаус-Кюртен удивится, как много ты сможешь рассказать, когда возьмёшься за дело.

– Там на несколько страниц растянется история о том, как Люсиль, гадкая старшая сестра, пристрочила мне к голове венок из маргариток. Или привязала?

– Алло? Это же был скотч!

– Верёвка!

– Скотч! И я сделала это только потому, что ты была самым лысым ребёнком на свете, и я хотела тебя немного украсить. – Люсиль, гадкая старшая сестра, велела мне не выключать мобильник и сказала, что она меня любит.

Я ответила ей, что я её тоже люблю. С тех пор, как умер Карл, я старалась говорить приятное на прощанье. Никогда нельзя знать.

Назад от фрау Картхаус-Кюртен я, вместо того чтобы проехать три остановки на трамвае, пошла пешком. Стояла не самая оптимальная погода для пешей прогулки, но я была рада тёмному ноябрьскому небу и моросящему дождю. Солнце и весна были бы сейчас для меня невыносимы. И мрачные лица прохожих мне нравились. Они давали мне ощущение того, что я не единственный несчастный человек в городе. Час со слезами у фрау Картхаус-Кюртен немного смягчил меня, во всяком случае у меня не было потребности расталкивать людей и кричать при этом: «Прочь с дороги! Мой муж умер!».

Мими с Ронни жили в довольно фешенебельном предместье, где все улицы были названы именами насекомых. Во многих местах улочки теснились одна к другой, и их было довольно много В какой-то момент после использования обыкновенных муравьёв, стрекоз и шершней у планировщиков кончились идеи, и в поисках новых названий они, видимо, раздобыли руководство по борьбе с вредителями и использовали его под мухой. Больше всего мне понравились «Проезд долгоносика» и «Улица мебельного таракана».

В проезде Жука-бронзовки Мими с парой подруг в начале года открыли обувной магазин, который назывался «Пумпс и Помпс». Люди высказывали много предположений по поводу отсутствующего в словаре слова «Помпс», и имелась даже версия, что Помпс – это экскременты жука-бронзовки, а то и требуха этого жука. Моя мать так путалась с этим названием, что она всякий раз произносила его по-разному, к примеру, «Помп на пампе» или «Пимпс, пумпс и пампс». И даже я на прошлой неделе почти засмеялась, когда она спросила у меня по телефону, не могла ли бы я помочь Мими в «Пумпс и Пупс», чтобы у меня было какое-то занятие и мало времени для раздумий.

Концепция магазина – поменьше мейнстрима, побольше незнакомых марок, необычные сумочки, хорошенькие вещи для девочек и бесплатный капучино – оказалась безошибочной. В магазине было не протолкнуться от клиентов, а ради туфель молодого итальянского дизайнера Франческо Сантини, которые в Германии продавались только в «Пумпс и Помпс», в магазин приходили и покупательницы издалека. Даже я, которая почти совсем не интересовалась модой, считала эти туфли неотразимыми. К моему прошлому дню рождения Мими подарила мне пару бирюзовых босоножек от Сантини. У них был одиннадцатиметровый каблук, но я чудесным образом могла в них ходить. И даже простому комплекту «джинсы с майкой» они придавали нечто особенное. Только ради этих босоножек я купила себе бирюзовое платье от Ghost, ещё бирюзовые серёжки, браслет с бирюзовым бисером и бирюзовый шарфик (разумеется, я носила не всё сразу, а попеременно). Поскольку босоножки по осеннему времени я носить не могла, Мими постоянно предлагала мне спокойно посмотреть зимнюю коллекцию Сантини, пока мой размер не кончился. Но зачем мне покупать новую обувь, если Карл не может её видеть и восхищаться?

В проезде Жука-бронзовки кроме обувного магазина была ещё тайская овощная лавка, турбюро, лотерейный магазин с небольшим ассортиментом канцелярских товаров, магазин детской одежды, булочная и аптека, где я собиралась реализовать свой рецепт. Вместе со мной в аптеку вошла целая семья – мать с тремя детьми. Младшему был примерно годик. Его коляску поставили у двери. Малыш уцепился за ногу матери. На нём была шапочка с козырьком и ушами, которые завязывались под подбородком. Даже у самого хорошенького ребёнка в этой шапочке было бы лицо как блин, а я подозревала, что этот малыш и без шапочки выглядел не особенно симпатичным. Несмотря на мои противные мысли, он мне улыбнулся. При этом у него из рта выпала соска. Я нагнулась, подняла соску и передала её матери, которая тут же опустила её в сумку и достала новую.

– Это происходит постоянно, – сказала она. – Константин, маленький сердцеед! Ты опять обворожил девушку своей улыбкой. – Она победно улыбнулась мне. – Хотя он обычно предпочитает блондинок.

Ах ты Боже мой.

В отличие от моей сестры, которая при виде любого ребёнка сразу начинала лопотать всякий вздор, я и до моей злобной фазы «Все идиоты» не находила детей такими уж чудесными. Даже ребёнка моего брата, Элиану, я не особенно любила. Что, вероятно, было вызвано тем, что я её редко видела (и слава Богу) и что она, когда я её видела, всё время либо ныла («Я не буду есть кекс, он покрошился!»), либо ковыряла в носу и ела свои сопли («Мама, Каролина опять плохо на меня смотрит!»), а книжки с картинками, которые я ей приносила, презрительно забрасывала в угол («Я не хочу книжку про черепаху, хочу про принцессу!», «Я не хочу книжку про принцессу, я хочу книжку про няню, которая умеет колдовать», «Я не хочу про няню, хочу про черепаху»). Почему я всякий раз упрямо приходила с книжкой, я и сама не знала. Наверное, я просто хотела услышать, к чему она опять придерётся. Или я хотела войти в семейные анналы как глупая тётушка, которая постоянно дарит книги. Мать Элеоноры – моя невестка Сюзанна, именуемая Циркульной пилой, любила подбросить дровишек в огонь, говоря: «Почему ты не принесла подушку в виде лягушки с тайным карманом, как я тебе советовала? Тогда ни Элиана, ни ты не были бы так разочарованы». Я считала и Сюзанну просто ужасной, но здесь я была по крайней мере не одинока. Никто в семье особенно не любил Сюзанну, кроме, разумеется, моего брата, который на ней женился. «Хотя непонятно, почему», как обычно говорил Карл.

Эта мамаша здесь, в аптеке, была родственной душой Сюзанны, её сестрой-близнецом по духу.

– Марлон, я не думаю, что аптекарю понравится, если ты перемешаешь все эти чересчур дорогие пакетики с якобы полезными жевательными конфетками, – сказала она мягким голосом. «Перемешать» в данном случае означало «разбросать по полу». Аптекарь был занят с другой клиенткой и не видел, что наделал Марлон. Марлону было, вероятно, около пяти лет. Сейчас он был занят тем, что пытался растоптать один из упавших пакетиков.

– Он фофсем не вопается! – сказал он разочарованно.

Что?

– Чтобы он лопнул, на него надо хорошенько прыгнуть, – ответила его мать и повернулась к старшей сестре Марлона. – Флавия, помоги Марлону сложить пакетики с конфетами опять на подставку! Иначе нам придётся за всё это заплатить.

– Я же их не разбрасывала, – ответила Флавия.

– Пожалуйста, не начинай сначала, моя дорогая фройляйн! Немедленно поднимите эти пакетики. – Женщина переложила младенца с одного бедра на другое, и ледяной взгляд, который она бросила на свою дочь, задел и меня. Я тоже чуть не нагнулась и не начала подбирать пакетики.

Аптекарь попрощался с клиенткой и взглянул из-за прилавка. Ему было, вероятно, под тридцать, такой моложавый тип с короткими светло-каштановыми волосами и веснушками на носу.

– Ой, что это тут произошло?

– Пожалуйста, не делайте вид, что это в первый раз, – фыркнула на него мать. – Эти якобы здоровые сладости намеренно выложены так, чтобы дети могли до них дотянуться, а родители потом вынуждены покупать этот мусор.