Страница 14 из 56
- От собачников?
- Тадарик, может хватит держать нас на пороге?
Лёгкая усмешка тронула губы хозяина. Он широким жестом указал пришельцам на стойла, на веранду:
- Проходите, поболтаем. Эй! Старуха! Принеси поесть гостям. И выпить.
- И каких-нибудь объедков этому псу, - Гастас дёрнул за ремень, подтягивая пленника.
- Собачник?
- Собачник.
Гастас поставил коней под навес, к яслям с сеном, разнуздал их. Тут же в длинной колоде плескалась нагретая на солнце вода. Раба он привязал рядом под навесом, как собаку. Размотал ему руки и тут же связал снова, но впереди. Потом за руку повёл Аню на веранду.
Голые столы просто светились от чистоты, как и доски помоста. Скамьи же и лавки стояли тёмные, тяжёлые. Гастас усадил спутницу, сел сам. Женщина лет тридцати в серо-белом платке, серой рубахе с длинными рукавами и длинной прямой, буро-рыжей, полосатой юбке с полотняным передником поставила перед ними глиняные кружки для пива, похожие на маленькие, широкогорлые кувшинчики, тарелку с уже причерствевшими пирогами, кувшин с каким-то питьём.
- Можно мне воды? - попросила Аня, не испытывавшая доверия к местному алкоголю. Женщина молча кивнула и через несколько минут рядом, на столе появился ещё один кувшин: влажный, дышащий прохладой глубокого колодца.
В пирогах оказалась рыба, запечённая как есть: с чешуёй, головой, костями и потрохами. Для того, чтобы есть её - существовал целый ритуал. Во-первых, пирог полагалось "раскрыть", аккуратно срезав и сняв верхнюю корку. С рыбы лежащей в пироге, как на блюде, пластом снималась кожа с чешуёй, мякоть съедалась вместе со снятой коркой, как с хлебом, вприкуску. Выбранные кости и потроха выкидывались вслед за чешуёй. Оставшаяся рыбная мякоть доедалась с нижней коркой, как бутерброд и чешуя здесь становилась проблемой, но не такой уж серьёзной чтобы прекращать еду. По сравнению с недавней, жёсткой, грязной кашей из размола и колючей, застревающей в горле остью, чешуя не стоила внимания. В считанные минуты на столе перед едоками выросла целая гора костей и шелухи. Из любопытства, Аня попробовала хмельной напиток из кувшина. Он оказался мутным, отдавал мукой, дрожжами, пенился и пощипывал язык. Что-то среднее между пивом и бражкой. А рыбка в пирогах - ничего. Не смотря на чешую, жирненькая, вкусная. На одной даже останавливаться не хочется. Вон, Гастас, второй пирог потянул.
Покончив с третьим пирогом, Гастас отодвинул блюдо, обхватил кружку всей пятернёй. Служанка аккуратно смела со стола в передник рыбью шелуху, не просыпав на пол ни крошки. Хозяин пододвинул грубый табурет, сел напротив гостей:
- Рассказывай.
- Если по порядку, - парень отхлебнул из кружки пива, - то мы шли с караваном из "Дальнего" в "Вороний город". Сюда, в "Пристепье", заходить не думали. Двенадцать дней назад на караван напали собачники. В тот день наш десяток шёл пешим. Мы и остались. Караван ушёл. Мы задержали собачников, насколько смогли. Двоих собаки загрызли сразу. Кого-то покусали. Вначале было ничего. Потом раны воспалились. Собачники добили Тропа, затем - Карка. На очереди был я. К моему счастью в тот день эти звери захватили госпожу Анну и её друзей. Какой-то маг закинул их в эти степи. Госпожа Анна вылечила меня. Но, уже к несчастью, тот щенок положил на неё глаз. В общем, он увидел мою повязку (госпожа Анна порвала для неё своё головное покрывало) и взбесился. Щенок наябедничал отцу и нас приколотили на ночь в степи. Надеюсь, что должно было последовать за этим - никому объяснять не надо?
- Да понятно, - отозвался один из посетителей. Все они собрались у стола рассказчика.
- День бегать на привязи за всадником, а вечером - поддержал его сосед, - собачий котёл.
- Вот госпожа Анна, - продолжил рассказ Гастас, - и не захотела дожидаться утра. Она освободилась от цепей сама, освободила меня и мы - бежали ...
- Освободила от цепей? - с сомнением покачал головой Тадарик. - Если она так легко могла снять цепи, и бежать, то почему не сделала это сразу?
- Потому что я не знала куда идти, - вставила свою реплику Аня.
Быстрый и тяжёлый, как удар взгляд хозяина дома, заставил её прикусить язык.
- Не зная дороги, - далеко не убежишь. Так решила госпожа Анна. - Гастас не раздумывая пришёл на помощь спутнице. - Проводником стал я.
- Очень разумно для женщины. Пусть даже и ведьмы, - вынужденно согласился хозяин. - Так вы бежали? И собачники не послали за вами погоню?
- Конечно послали. Иначе на ком бы мы приехали в город?
- Так! - Тадарик вскинул руку, придерживая рассказчика. - За вами послали двух всадников и ты одолел их голыми руками? В это можно поверить. Как воины, собачники стоят не дорого.
- Тадарик, посмотри на раба, на лошадей, на мою броню...
- Я говорю: я верю тебе. Но неужели эти храбрецы, погнавшиеся за вами, не пустили по следу собак?
- Конечно пустили. Двух псов.
- И?
- Псов пришлось убить.
- Голыми руками?
- Голыми руками.
- Тадарик! Да он же врёт нам в глаза! Да если он такой боец, что безоружный одолел двух псов, то почему он не сделал этого будучи при оружии и в доспехах, когда остался в степи?!
- Тадарик, - Гастас опустил глаза, стиснул кулаки, но голос его оставался тих и ровен. - Почему ты позволяешь оскорблять гостя в твоём доме?
- Ну-у-у ... - Как бы в раздумье протянул "Медведь".
- Ты тоже не веришь мне. Хорошо, - на стол лёг нож в ножнах.
- Никто не отрицает, что ты убил человека, - возмутился тот же посетитель. Гастас его реплику проигнорировал:
- Сколько он, по-вашему стоит?
- Ну, - хозяин взял клинок, освободил от кожаного чехла, повертел в руках, любуясь багрово-сизым, матовым блеском металла. В усах бывалого воина пряталась снисходительная усмешка: мальчик зря горячится. Но если он так хочет заплатить - пусть платит. - Не меньше пяти золотых.
- Ставишь против хотя бы три?
- Обижаешь. Зачем три? Ставлю пять. Разве я похож на крохобора?
- Так вот: нож против пяти золотых за то, что собаки были убиты.
- Идёт. Какие доказательства? За ними далеко идти?
- До конюшни.
Широкий, хозяйский размах:
- Конюшня рядом.
Гастас не спеша спустился с веранды, прошёл через двор, снял со спины Аниной лошади тюк, принёс его, развязал ремни, снял кожу, в которую тюк был завёрнут, развернул. Две собачьи брони и "костяной" панцирь кочевника ковриками расстелились на полу. Зрители, как завороженные трогали и гладили сизую бронзу бляшек и колец. Хозяин сидел над ними, широко расставив ноги, упершись кулаками в бёдра и чуть покачиваясь. Сейчас он уже напоминал не медведя, а оглушённого быка.
- А кто подтвердит, что собак убил именно ты? Может быть они сами... того? - попытался разрядить обстановку ещё один посетитель.
- Точно! Сами подавились, сами померли, а Гастас только броню с них снял, - опять не удержавшись, съехидничала Аня.
- Цыц! - рявкнул хозяин снова уподобляясь медведю, на этот раз разъярённому. - Вот брони. Сами собаки сдохнуть не могли. Значит, их убил Гастас.
- А я не говорил, что прикончил собак, - упрямо возразил ему парень. - Я только сказал, что псов пришлось убить.
- Значит всё-таки они сдохли сами?
- Ага, подавились чем-то несъедобным, - вставила реплику девушка. Тадарик и на этот раз её проигнорировал, а Гастас заявил чётко, почти по слогам:
- Псов убила Госпожа Анна. Как? Не знаю. Я тогда лежал под собакой.
- И пёс тебя не порвал? - опять вылез всё тот же скептик.
- Дружище, - поморщился хозяин, - помолчи, если ничего не смыслишь. Когда собаке дан приказ "Взять", - она не кусает. Она просто сшибает с ног. Ну и держит потом, пока хозяева не подъедут.
- А всадники отстали.
- А ты успел очухаться?
- Да. И был зол, как дикий кот.
- Хорошо, - подвёл итог рассказу с спору Тадарик. - Собак вы убили, до города добрались, деньги ты у меня выиграл. Что будешь делать дальше?