Страница 7 из 27
…Я хорошо помню разные его присказки. И скупой смех. И меховую жилетку, в полочку которой я упиралась, сидя на дедовых коленях. Отлично помню его меховую шапку, которую, даже обладая премией в области литературы, затрудняюсь описать: то ли ушанка без ушей, то ли кубанка-маломерок с меховым помпоном на кожаном верхе. Я помню лишь то, что трогало мою детскую душу и интересовало детский ум; например, подарит ли он мне, если хорошо попросить, зеленый треугольный пластиковый кошелечек с кнопочками? Кошелек из пластика он мне, кстати, подарил. Или – что скрывается за дверьми книжного шкафа, помимо старых пыльных книг? И не забудет ли он меня позвать, когда будет набивать патроны? Я же не знала тогда, что мой дед – герой. Мое внимание никто на этом не акцентировал. То есть я никогда в этом не сомневалась, но не осознавала полностью.
В машинном отделении теплохода «Волголес». 1960 г.
На даче. Ладожское озеро. 1960 г.
Я вспоминаю эти мелочи, потому что «Бессмертный полк» – не иконы, несомые на крестный ход. «Бессмертный полк» – еще недавно живые люди, со своими привычками, характерами, проблемами, взглядами. Они жили и любили, веселились и плакали, спорили и работали. Именно они построили многое из того, чем мы пользуемся до сих пор, не задумываясь об этом. И мы помним их не героями, бросающимися на амбразуры, – это все было без нас, в другой их жизни, – а такими, какими они были рядом с нами, в обыденной повседневности.
На дедовых похоронах к бабушке подошел кто-то из представителей пароходства и заговорщицки сообщил, что вскоре ее ожидает большой сюрприз. Бабушка довольно долго ждала и гадала, но даже не приблизилась к истине. «Холодно», – как сказали бы тогда мы, дети.
В 1976 году на верфях Финляндии было начато строительство десяти однотипных сухогрузов класса ролкер, передовых по тому времени судов-контейнеровозов. Все они получили имена в честь судовых механиков, отдавших много лет жизни российскому флоту. В ноябре 1977 года на воду был спущен «Механик Евграфов». До 1996 года он ходил под российским флагом, и наша семья много лет дружила с членами экипажа, мы даже подарили на судно часть дедовой библиотеки. А потом теплоход был продан и ходил под флагами других стран, с другими названиями. Может быть, и сейчас еще ходит, во всяком случае, последнее упоминание о нем, которое я нашла, датируется 2011 годом. Совсем недавно.
Как недавно были и те дни, когда мы сидели с дедом и пили кофе вприкуску с сахаром. И нам казалось, что впереди много времени, провести которое мы сможем вместе.
Юлия Евграфова
Ходил в разведку как на работу
Почти все мои друзья и однополчане из 9-й танковой Бобруйско-Берлинского Краснознаменного ордена Суворова II степени корпуса, в который входила и моя 8-я мотострелковая Бобруйская орденов Суворова и Кутузова бригада, ушли из жизни. Так что записную книжку перед праздниками можно не листать… Да и самому мне уже – 90 лет!
До войны жили мы с отцом и матерью в Ленинграде, на улице Дзержинского (сейчас она вновь называется Гороховой), в доме 39. Летом сорок первого меня, еще четырнадцатилетнего мальчишку, отправили погостить к бабушке в Калининскую область, в деревню Лютово, под Кашин. Началась война – и вернуться в Ленинград я не смог. Остался у бабушки. Работал в колхозе. А летом сорок второго поехал в Кашинский военкомат, просился, чтобы меня взяли на фронт.
Мне сказали: «Молодой, подрасти немножко!» Вновь приехал в военкомат в марте сорок третьего: подрос, говорю. Возраст свой объявил честно: шестнадцать лет. И взяли! Наверное, за честность.
Молодой Осокин
Попал в Московскую школу отличных стрелков снайперской подготовки. Научился метко стрелять. Получил даже благодарность от начальника школы за то, что метко поразил мишени на 500 метров. В сентябре сорок третьего года отправили на фронт.
Разгрузили на какой-то станции эшелон, построили. И при шли «покупатели». Перед строем появились капитан – орденов полная грудь и старшина, тоже с наградами, и начали в разведроту людей набирать. Я вышел из строя. Отобрали туда 30 человек. Предупредили, что это очень серьезно. А оставшихся, не спрашивая, стали отправлять в артиллерийские дивизионы и пехотные батальоны.
Виктор Григорьевич Осокин
В разведроте нас начали усиленно натаскивать. Командир роты капитан Потапов никому спуску не давал. А как иначе? Ошибка – не только твоя смерть, товарищей, но и, возможно, провал операции. Вот смотри: 9-й танковый корпус на каком-то участке фронта входит в прорыв. Какая-то танковая дивизия прорывает оборону противника, пехота прорывает, а мы уже вклиниваемся в прорыв – и уходим по тылам. Взяли «языка» – хорошо. Нет – пришли с какими-то другими сведениями. Тоже важными.
Видишь этот знак – «Отличный разведчик»? Его давали за два поиска. Надо было два раза в тыл к фашистам сходить. Ты спросишь, сколько раз я ходил? Не помню, не считал. Для нас это была обычная работа. Единственное, очень трудно было несколько часов подряд сидеть или лежать, наблюдая за противником. А так…
Награды отличного разведчика
Своими руками «языков» я не брал, хотя и был в группе захвата. Теперь я тебе объясню, как работала наша разведка, чтобы было понятно. А то в современных фильмах иной раз такую чушь показывают: несколько человек – в тыл врага, с пальбой, «языка» обратно притаскивают, параллельно чуть ли не батальон живой силы выбивают! Фантазеры!
Благодарность за Берлин
Сначала шла группа обеспечения – это саперы, которые резали проволочные заграждения, обезвреживали мины. И оставались. Следующей шла группа поддержки, а уже потом – группа захвата. Группа захвата непосредственно брала «языка». Для этого у нас два здоровенных мужика были. «Первым номером» – Уточкин, которого мы прозвали Человек-гора, до войны грузчиком во Владивостоке работал. Вроде небольшого роста, но силы неимоверной. И выглядел как квадрат: что в длину, что в ширину – почти одинаково! Вот он и брал «языков», а мы с Иваном Горшковым были у него «на подхвате».
Что же касается шума… У нас стрельба не приветствовалась, и начальник разведки бригады майор Мазуренко говорил: «Если, ребята, без шухера придете – вот вам честь и хвала!» Так что, несмотря на то что я лучше других стрелял, снайперская подготовка на войне мне не пригодилась. Даже пленных, когда требовалось, не мы расстреливали. Штаб бригады охраняла рота автоматчиков, при ней был комендантский взвод. И его бойцы нам часто выражали недовольство, говорили: «Вот вы с чистыми руками, а нас расстреливать заставляют!»
Одна интересная разведоперация мне все-таки запомнилась. Было это в Польше. Приехали к нам трое представителей ГРУ. Им нужно было пройти в занятый немцами населенный пункт – не помню его название – и вывести в расположение советских войск из костела ксендза. Он был нашим резидентом. К этой операции готовились тщательно. Нам предстояло сопровождать разведчиков, так что трижды мы ходили «на ту сторону» разными путями – выбирали наиболее удобную дорожку. В итоге сопроводили товарищей из ГРУ туда-обратно, и убыли они с ксендзом восвояси. А мы вскоре вновь пошли в прорыв с бригадой.