Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 27



После войны дед работал на авиационном заводе. У него родились две дочери – Ирина и Валентина. Один его внук, один правнук и одна правнучка носят его фамилию, чем очень гордятся.

Иосиф Иванович умер в 1961 году, его «догнал» тот осколок, который не смогли достать хирурги после ранения на Курской дуге. Мой дед похоронен в Казани на кладбище в Кировском районе. Мы, его внуки, родились через несколько лет после его смерти. Когда я был маленьким, я часто смотрел на его фотографию в старом семейном альбоме, мысленно с ним разговаривал и всегда очень жалел, что не смог увидеть его живым. Я очень горжусь моим дедом Иосифом, для меня он тот человек, который был настоящим мужчиной и героем.

Его награды и офицерская книжка хранятся у нас, его внуков. Это наша главная семейная реликвия, и она будет передаваться из поколения в поколение.

Роман Лебедев

Сын полка

Рассказ дочери

Мой папа, Лучинкин Сергей Иванович, родился в 1932 году. Когда началась Великая Отечественная война, его отца забрали на фронт, он с двоими братьями (папа – средний) остался дома с мачехой в деревне Ваулово в Подмосковье.

Он был очень смелым мальчишкой и сбежал из дома на фронт. Папа был сыном полка, он прошел всю войну в составе 335-го стрелкового полка 58-й стрелковой дивизии Первого Украинского фронта.

Сын полка

Он был разведчиком. Мальчишка – немцы не очень обращали на него внимание, и он пробирался в захваченные ими села и города и узнавал, где у них скрыты танки, пулеметы, где расквартированы по домам фашисты, где их штабы, а потом скрытно возвращался к своим и докладывал все добытые сведения.

Он никогда не рассказывал мне о войне. Один раз я попросила его рассказать что-нибудь, что запомнилось очень. Он сказал: «Знаешь, дочка, как-то после тяжелых боев наш полк отправили в тыл на переформирование, потому что очень мало бойцов осталось. Через неделю нас погрузили в эшелон, и мы снова ехали на фронт. Остановились на каком-то полустанке пропустить встречный эшелон и тут налетели немцы и стали бомбить нас. Разбегались, прятались, кто куда мог, а когда бомбежка окончилась – вокруг была страшная картина. Люди, с которыми ты только что сидел рядом, о чем-то говорил, кто-то пил чай, кто-то на гармони играл, только что – пять минут назад! – и их уже нет, они убиты, кто-то тяжело ранен, у кого-то оторваны руки, ноги – это так страшно!» И папа заплакал. Я больше никогда не просила его рассказать о войне.

Он прошел всю войну, освобождал Прагу в Чехословакии, г. Сандомир в Польше, награжден пятью медалями: «За отвагу», «За боевые заслуги», «За освобождение Праги».

Из рядов Красной армии гвардии ефрейтор Лучинкин Сергей Иванович убыл в 1946 году 14-летним пареньком с пятью наградами на груди.

Он поступил в харьковское ремесленное училище, окончил, работал слесарем в г. Кривой Рог. Он был очень скромным. И когда его призвали в армию, он никому ничего не сказал и отслужил положенный срок. И только когда в 1965 году в газету «Юный ленинец» написал его товарищ о боевом прошлом и наградах папы – его разыскали пионеры Кривого Рога, и папу приглашали на слеты в другие города страны, на праздники в школы и училища.

Последние годы папа тяжело болел, в 1984 году мы привезли его в Керчь, а в 1985-м его не стало, ему было 53 года.

Вот такие преданные Родине были душа и сердце у моего папы, когда фашисты рвались к Москве, он сбежал на фронт и защищал нашу Родину до Победы!



Записал Андрей Михайлович Кечин

Летать хотелось – романтика!

Мой отец, Петр Петрович Хоботов, более 60 лет отработал на «Электросиле» – старейшем предприятии Ленинграда – Санкт-Петербурга. 17-летним пареньком в июне 1939 года пришел он сюда учеником токаря-револьверщика. Выбор был, в общем-то, случаен: просто настала пора самостоятельно зарабатывать на жизнь, беззаботное детство ушло навсегда – в 1937-м погибла мать, через два года умер отец.

Для оставшегося без родителей паренька завод, естественно, стал вторым домом. Настырный, старательный, отец уже с юношеских лет заметно выделялся в рабочем коллективе и даже успел в предвоенный период получить благодарность от министра за досрочное выполнение важного задания.

А чего удивляться? В те годы все старались работать, не отлынивали. Было почетно хорошо делать дело, а плохо – унизительно. А отец был к тому же еще и комсомольцем, это тоже заставляло стараться.

Живо и отчетливо сохранила память отца годы войны, окрашенные незабываемым фронтовым братством и романтикой далекой молодости…

Петра Хоботова еще до начала войны призвали в армию, весной 1941-го. Жил он тогда на Средней Рогатке (это самая южная окраина Ленинграда). Его родители перебрались сюда когда-то с Псковщины. Вряд ли сумел бы он прижиться в центре, а здесь – почти село. Немецкие слободки возле завода Бергервирта, двухэтажные домики, совхоз молочный, пруды… А когда в 1947 году домой вернулся – не узнал.

…Первая бомбежка настигла отца уже в сентябре – под Тихвином. Училище техников по вооружению, где Петру Хоботову предстояло учиться, срочно переформировали в школу. И через несколько месяцев их уже выпустили сержантами и старшинами.

Рабочие войны… Их путь, может, не был столь опасен, как судьба летчиков. Но снаряды доставали не только в воздухе. На аэродроме под Тамбовом Хоботов получил свое первое ранение. Не тяжелое, но поправка требовала времени. До окончательного выздоровления работал на авиационном заводе неподалеку от Саратова. Оттуда по чьей-то воле был направлен в академию им. Жуковского в Москву, хотя был всего лишь старшиной. Неизвестно, как бы сложилась дальнейшая служба, не окажись в их общежитии «покупатель» – командир одной из летных частей, базирующихся под Москвой. Так в начале 1943 года отец оказался в полку, с которым ему предстояло пройти до конца войны. Сначала в прежнем качестве – механика по вооружению, затем – воздушного стрелка на штурмовиках Ил-2 и Ил-10.

Петр Петрович Хоботов

«Это люди взрослые осторожны и умеют думать наперед, – рассказывал мне отец, – а мы-то ведь на фронте, считай, пацаны были. Конечно, летать хотелось, романтика!.. А тут, неожиданно для всех, от несчастного случая погиб стрелок одного из самолетов. Ну я, недолго размышляя, и подал заявление: мол, прошу зачислить… Мой непосредственный командир пытался было отговорить, отсоветовать, но куда там!»

Отец никогда не жалел принятом решении. Это сегодня страшно вспоминать годы войны. А там бояться было нельзя. Восприятие жизни было иным, к опасности относились как к реальности, естественной закономерности, что ли. Он ведь пятерых летчиков пережил… И все потому, что Илы устроены так, что малейшего повреждения кабины летчика достаточно, чтобы ее заклинило. А у стрелков она, к счастью, открывалась почти автоматически.

«Раз еще над вражеской территорией нас подбили, – вспоминал как-то отец. – Разумом успел оценить ситуацию – лучше разбиться, чем к фашистам, секунды какие-то, подсознание, что ли, сработало, заставило жить – очнулся уже с парашютом. Вижу, их истребитель заходит сбоку. Дернул стропы – и камнем в землю. Лежу, не шелохнусь. Видимо, решили, что всё, мертвый. Улетели. А я 22 дня до своих добирался. Дело было вблизи Карпат, кругом бандеровцы. Даже на своей уже территории в деревни заглядывал осторожно, спал же по-прежнему в лесу, так надежнее».

А однажды нежданно-негаданно отец получил месячный отпуск от войны, это тоже на Украине было. Петр Хоботов вместе с однополчанами ждал задания. О его цели им неизвестно было до последней минуты. Понимали лишь, что задание будет нелегким, приказали никуда не отлучаться. Оказывается, предстояло абсолютно неожиданно для немцев разбомбить отлично засекреченный аэродром под Станиславом (город неподалеку от Львова). «Бой был жуткий, – говорил потом отец. – Мы бомбили и стреляли с воздуха, а они – из орудий с земли. Над городом зависло темное облако от дыма, горели ангары. Мой командир ас был, в этом облаке и скрывался. Нас вызывают, а мы молчим, стоит раскрыть себя – фашистские истребители тут как тут. Выполнили задание, вырвались из пекла, все вроде хорошо шло. И откуда ни возьмись вынырнул истребитель, дал очередь… Короче, задело нас. Но командир сумел дотянуть до линии фронта и даже посадил самолет на горушку поблизости хутора Березы. Он отправился в часть, а я почти месяц караулил нашу машину…»