Патриот

В семь с четвертью его разбудил телефон.

– Доброе утро, Сергей Витальевич! – произнёс абонент с чудовищной вежливостью. – Не разбудил?

– Кто рано встаёт, тому бог даёт, – ответил Знаев севшим со сна голосом. – Здравствуйте, господин Молнин.

– Есть минутка?

«Сволочь, – подумал Знаев. – Конечно, есть; для тебя – найдётся; но каков стиль! Деловой звонок спозаранку. Я себе такого не позволял даже в лучшие годы, когда сам подскакивал с первыми петухами. Когда в семь утра уже сидел за монитором. Впрочем, этот парень давно сам за монитором не сидит. И, может, вовсе никогда не сидел, другими руководил. Новое поколение, менеджеры божьей милостью, с детства умеют управлять чужим трудом».

– Я послал своего шофёра. Его зовут Иосиф. Он привезёт вас ко мне, потом отвезёт. Другого времени не будет. Что скажете?

– Давай, – развязно ответил Знаев. – Пиши адрес.

– Иосиф запишет, – непринуждённо ответил абонент. – Он сейчас вам позвонит.

Знаев отправил телефонное сообщение Горохову: «Ландыш позвал на встречу у него дома в 9.00».

И пошёл бриться.

Он твёрдо решил сегодня познакомиться со своим новым сыном и желал предстать перед ним в максимально приличном виде.

Когда спустился во двор и увидел Иосифа – вздрогнул. Из чрева чёрного, с затемнёнными стеклами седана вышел щуплый, но отлично скоординированный брюнет с пронзительным свинцовым взглядом. «Убийца, – подумал Знаев. – Шофёр, он же телохранитель. Вон и кобура торчит из-под куртки. Валить они меня собрались, что ли? А если так – я что же, не увижу своего нового сына?»

Спохватился: забыл выпить таблетки, – пробормотал что-то извинительное во внимательные глаза Иосифа, поднялся в квартиру, нащёлкал в ладонь таблеток, гранул и капсул, проглотил; запил заваркой из чайника.

Теперь – можно. Теперь я готов.

Проехав Барвиху, они свернули с Рублёво-Успенского шоссе и медленно покатили по узкой, почему-то сильно разбитой дороге меж одинаковых усадеб, слипшихся сплошными трёхметровыми заборами, минуя один пункт проверки за другим; поднимались и опускались неприятно подрагивающие полосатые шлагбаумы; прохаживались широкоплечие мужики с внешностью отставных майоров; одна улица сменяла другую, заборы разных цветов имели одинаковую высоту, и в проёмах кое-где распахнутых въездных ворот можно было увидеть огромные гаражи – на 8 или 12 автомобилей, – заставленные однотипными премиальными джипами: чёрными (главы семейства) или белыми (жены, дочерей, содержанок). Не менее десяти километров продвигались вдоль заборов и ворот, пока наконец очередные – может быть, сотые по счёту – ворота не открылись перед Знаевым, подобно воронке, готовой засосать его в мир кошмаров или карикатур.

Вспыхнули и закрутились оранжевые маяки на столбах.

Гостя никто не встречал.

Иосиф – явно особо доверенный человек – отомкнул дверной замок своим ключом и сразу уверенно повёл Знаева по широким коридорам со многими поворотами. В доме стояла утренняя тишина, нарушаемая только странным, издалека доносящимся размеренным железным звоном: словно где-то под землёй ковались крепкие цепи с целью порабощения мирового пролетариата.

Присутствие людей обозначал лишь свежий запах варёных овощей, доносящийся с кухни.

Спустились на этаж ниже и оказались в просторном спортивном зале. Здесь Иосиф, сделавшийся бесшумным и даже как бы бесплотным, показал глазами: «Иди дальше, вперёд». Знаев сделал несколько шагов – и увидел перед собой огромную голую мужскую спину, налитую кровью, мокрую от пота.

Григорий Молнин сидел спиной к входной двери, держал в вытянутых руках над собой штангу и делал жим вверх. Шумно дышал. Сверкающий никелированный гриф штанги, укреплённый в машине, скользил вверх и вниз по стальным рельсам и внушительно лязгал. Это и был звук цепей.

Чтобы обозначить присутствие, Знаев громко придвинул к себе табурет и сел.

Молнин немедленно оставил штангу и развернулся в своём кресле – лёгком, ультрасовременном инвалидном кресле с электрическим приводом; надавил пальцем на рычаг и подъехал, почти бесшумно, ближе к Знаеву.

Изумительно искусно изготовленный пластиковый корсет обнимал талию миллиардера Григория Молнина. Выше корсета бугрился мышцами атлетический торс; ниже корсета торчали маленькие колени.

– Сэнсэй, – сказал Григорий Молнин и обозначил короткий, но уважительный поклон.

– Бог вам сэнсэй, – ответил Знаев.

Молнин взвешенно улыбнулся.

– Я извиняюсь, – сказал он. – Встречаю гостя в спортивных штанах. В спортзале. Тухлый стиль, Голливуд восьмидесятых.

– Я тоже без смокинга, – ответил Знаев.

Молнин улыбнулся опять. Об его улыбку можно было точить кинжалы. Знаев хотел проделать какой-нибудь непринуждённый жест, но не смог сообразить, какой именно; не закидывать же ногу на ногу.

– Сегодня у меня четырнадцать встреч, – веско сообщил Молнин. – Времени нет, совсем. Давайте сразу – о главном?

Знаев кивнул.

– Сергей Витальевич, – Молнин щёлкнул пальцами, – давайте договоримся. Насчёт вашего магазина. Я даю хорошую цену, вы её знаете…

– Знаю, – сказал Знаев. – Цена нормальная. Но не могу. Магазин не продаётся.

Молнин постно поморщился, словно священник, услышавший богохульные речи.

– Или продавайте, – сказал он. – Или я его отожму.

– Не могу, – повторил Знаев. – Простите, Григорий.

Молнин нахмурился.

– Я ваш ученик, – сказал он. – Я читал вашу книгу. Я много взял от вас, Сергей. Но в нашем случае правота – за мной… Давайте договоримся. Прошу вас. Пожалуйста.

И улыбнулся снова, обнажая идеальные белые зубы.

Григорий Молнин, сильный мужчина, едва за тридцать, представлял собой продукт сверхновой генерации деловых людей. Родился в Новосибирске, Россия, учился в Гарварде, США; текущие счета имел только в американских банках; там хранил все капиталы. С юности занимался только розничной торговлей – никаких финансов, никакой нефти, никаких стеклянных офисов и антрацитовых приталенных костюмчиков, никакого крысятничества из государева кармана; только игра по правилам. Натренированный умными и свободными людьми в стране свободного предпринимательства, вернувшийся в Россию Молнин поискал и увидел пустующую нишу: дешёвые, самые дешёвые, максимально дешёвые продукты питания, низкосортные крупы, мясные хрящи, колбаса из наполнителей, идентичных натуральным; подгнившая капуста, скользкая морковь – еда низшего сорта для низшего слоя населения.

Оказалось, что Россия, вроде бы уже успокоенная, поделенная и переделенная, освоившая все правила рыночной цивилизации, – упорядоченная Россия нулевых годов по-прежнему может сказочно озолотить любого обладателя пытливого ума. Молнин нашёл Клондайк. Он первым понял, что полунищие городские пенсионеры в России всё своё время тратят на поиски самой дешёвой еды; для стариков это вопрос жизни и смерти. Главное – сэкономить; а гниль с морковки можно и ножичком счистить, а потом в воде помыть, и нихрена ей не будет.

Гнилыми овощами и фальшивой колбасой торгуют по всему миру, это нормально, гуманно, это по-божески. Вместо того чтоб выбросить, лучше продать за гроши бедолагам.

Торговая сеть «Грошик», созданная Молниным, спустя пять лет имела сто пятьдесят супермаркетов по всей просторной стране.

Молнин обратился в миллиардера за считанные годы. Несколько раз его портреты мелькнули в «Воге» и «Тэтлере» наравне с портретами других моложавых эксцентриков тех времён: Полонского, Тинькова, Прохорова. Однако сверхновый миллиардер не спешил превращаться в светскую звезду. Он жил на два континента, то в России, то в Америке, посвящая всё свободное время гонкам на снегоходах по ледяным полям Антарктики или прыжкам на парашюте из стратосферы.

Официально он не считался миллиардером и в списках «Форбса» не значился. Никто не знал точной цифры, кроме самого Молнина. Как и многие десятки других таких же молодых и трезвомыслящих миллиардеров, Молнин не устраивал шумихи вокруг своего имени, ни в какие списки «Форбса» не лез, а главное – не лез и в политику, не финансировал партий и не имел членского билета «Единой России»; он никого не трогал, ни с кем не враждовал, сто пятьдесят его супермаркетов давали прибыль, обеспечивали рабочие места и платили налоги.