Страница 3 из 10
Пространство культуры
Стараюсь следить за самыми разными направлениями и стилями творчества. Но самым, пожалуй, любимым для меня видом исполнительского искусства всегда была инструментальная музыка. Наверное, я несовершенный человек, но мне кажется, что драматический театр, кино, балет, вокальное искусство, а тем более шоу-бизнес сегодня слишком замешены на человеческой гордыне, на самовыражении артистов и режиссеров. Там слишком активно транслируется самость человека, как правило ослепленного грехом и даже не догадывающегося, что ему по-настоящему нужно. Конечно, есть приятные исключения. Но все-таки «обезличенная», поднимающаяся над сиюминутными эмоциями музыка оставляет гораздо больше простора для понимания слушателя, для его собственных размышлений и чувств, нежели восприятие чужого самовыражения, даже самого оригинального и интересного.
Время просеивает многое в русской музыке XX века. Постепенно забываются многие имена, которые были на слуху 20–30 лет назад. Но остаются Шостакович, Шнитке, Свиридов. Их наследие постепенно становится все более популярным в мире – пока, впрочем, среди элитных кругов. К сожалению, мы в России мало делаем для того, чтобы произведения этих композиторов стали известны не только нам. Недавно в кругу серьезных французских музыкантов заговорил о Свиридове – никто не знал это имя. Но вскоре те же люди были совершенно потрясены, услышав «Отчалившую Русь». Потрясла их и поэзия Есенина. Сразу возникла претензия ко мне: почему мы раньше этого не знали?
Посмотрел в «Геликон-опере» «Диалоги кармелиток» Франсиса Пуленка по книге Жоржа Бернансона. Это душераздирающая история мученичества католических монахинь во время «великой» Французской революции. Очень похоже на спектакль «Семеро святых из деревни Брюхо» по книге Людмилы Улицкой – уже про наших новомучеников… Никогда не будем забывать о том, что революция, о которой доныне без тени смущения говорят как о «просветившей» Европу и мир, была вакханалией идеологического террора, торжеством изощренного и глумливого садизма, перед которым меркнут даже сталинские преступления. Совсем не случайно ее идеи и лидеры так вдохновляли большевиков…
Шостакович, пожалуй, лучше всех выразил трагедию подсоветской жизни. Один знакомый музыковед даже сказал: «Странно, что Шостаковича не расстреляли первым». Его музыка – это огромное напряжение ума, который искал выход посреди безысходной реальности, но, наверное, так и не нашел его. Композитор прекрасно умел писать и легкую музыку. Но в своих симфониях он, цитируя ее, подвергает горькой иронии популярную чувственность, «душевность». Действительно, все наши чувства так смешны и ничтожны перед лицом человеческих трагедий, перед лицом вечности, перед лицом Божиим… В битве навязчивой «душевности» и Шостаковича я на стороне последнего, даже если он давно проиграл 99,9 процента российской и мировой аудитории.
Музыка Арво Пярта – православного композитора, которому недавно исполнилось 70 лет, – всерьез популярна на Западе. Популярна, наверное, потому, что она – посреди какофонии современной цивилизации, гонящейся за горделивым самовыражением, – возвращает человека к гармонии Эдема и напоминает ему о будущей гармонии Небесного Царства, призывая войти в него. Душа Пярта – вселенская, она обращена к людям всех времен и народов. Это позволяет полагать, что интерес к его творчеству не продиктован модой на экзотический «поставангардный минимализм», но связан с глубинной тоской человеческого сердца по утраченному и взыскуемому раю, по общению с Творцом.
Пярт – не только эстонец (хотя он очень любит свою родину), не только прихожанин того или иного православного храма (хотя его нередко можно видеть в Пюхтицкой обители и в Иоанно-Предтеченском монастыре в Суссексе). Он – человек, который актуален для разных мест, разных сообществ и, будем надеяться, для разных эпох.
Само признание Пярта в Европе – это знак усталости Старого Света от культуры неона, шума, крика, лицемерных улыбок. И одновременно – предостережение нам: настоящий путь к себе и к Богу не лежит на магистральных трассах современности. Стяжав «дух мирный», композитор выражает его в своем творчестве, свидетельствуя о Христе. А значит, по мысли преподобного Серафима, призывает тысячи людей к спасению.
Как-то прослушал сборник всех сохранившихся записей Александра Галича. Этот человек, после многих жизненных распутий ставший православным христианином, очень болел сердцем за Россию, несмотря на уничижительную и едкую критику, которой полны его стихи. В «Песне об отчем доме», выплеснув на него всю свою неизбывную горечь, Галич говорит:
Мне очень и очень жалко, что «диссидентская» культура советского времени сегодня почти совершенно забыта, оставшись достоянием узкого круга пожилой интеллигенции. Вместе с этой культурой уходит живое чувство истории, уходит опыт реальной свободы творчества. Эта свобода родилась в противостоянии тоталитарному режиму, которого теперь нет. Но она так нужна именно сейчас – для тех, кто совершенно не свободен от заказов, моды, выгоды, вкусов толпы!
Телевизионные хохмачи, критикуя окружающую действительность и отрицательные черты национального характера, делают это менее умно, чем Галич. Но вместе с тем гораздо более цинично. Поношение России для них – коммерческий проект, эксплуатирующий извечную нашу любовь к самобичеванию и самоиронии. Усилиями современных юмористов сатира, когда-то учившая людей думать, стала частью телепопсы, весь смысл которой – заставить человека как можно дольше сидеть перед экраном, предпочитая его молитве, общению, чтению, театру, музыке – вообще всей «внетелевизионной» жизни. Когда культура отучает людей думать, чувствовать, действовать, она становится антикультурой.
Собственно, в нынешней попсе нет ничего нового – сначала были похабные стихи, частушки и сказки, затем легкая оперетта и бульварные романы. Но такая машина тотального промывания мозгов, какая появилась у попсы сегодня, делает ее диктатором. Особенно когда ей нет альтернативы – что по телевидению, что на наиболее популярных радиочастотах. Современные массовые теле- и радиоприемники даже устроены так, что, кроме попсы, по ним невозможно послушать или посмотреть какие-либо культурные программы. Если радио, то только FM, если телевидение, то два-три попсовых музыкальных канала. Или покупай тарелку, или пользуйся интернетом, или…
В семидесятые, да и в восьмидесятые, годы вся страна слушала Высоцкого. От «блатняка», привлекавшего поначалу, вслед за «народным бардом» советские люди шли к философским и патриотическим сторонам его творчества, к духовным исканиям поэта. Вокруг его имени возник целый парарелигиозный культ, вплоть до требований канонизации и до составления «молитв» Высоцкому. Не случайно памятник на его могиле имеет некое подобие нимба, а недавно созданный монумент на Страстном бульваре напоминает распятие. На могиле Высоцкого много лет велись околорелигиозные дискуссии, обычно под сто грамм и под исполнение его песен.
При всем при том у Высоцкого было очень много актерства – талантливого, но, быть может, не всегда искреннего. Насколько серьезным было его богоискательство, или оно оставалось лишь данью моде на все религиозное, которой была проникнута жизнь диссидентствующей интеллигенции семидесятых? Об этом знает только Сам Господь. Нам остается лишь молиться о упокоении души раба Божия Владимира. И помнить, что он – вне зависимости от степени своей искренности – выразил боль и духовные метания целого поколения «позднесоветских» людей.