Страница 2 из 18
Отец-король, жрецы и придворные — все сходят с ума, пытаясь исправить то, что рыжий натворил безмозглым великодушным поступком. А Джиад…
Сердце резануло тоскливой виной, стоило вспомнить глаза Лилайна. Он-то чем такое заслужил? Верностью и заботой? Да за одно это рыжему хвост оторвать мало! Целый месяц… Дождется ли? А если дождется, как потом вымолить прощение? Как убедить, что иначе не могла? Лилайн поверил ей с полуслова, привёз к морю, рискуя жизнью и свободой, а что теперь будет с наемником, которого наверняка ищут люди Торвальда? Малкавис, помоги ему скрыться! Помоги понять, что не надо ждать на побережье, за месяц даже матерый зверь попадется в расставленные ловушки.
Они спускались все ниже, у Джиад уши заложило от давления воды. Она несколько раз сглотнула, открыв рот, и почувствовала, как в ушном проходе что-то щелкнуло. Вода сразу перестала давить, будто придя в непонятное равновесие.
Плечи Ираталя под обхватившей их рукой Джиад ритмично напрягались. Иреназе правил зверем, еле заметно смещаясь то на один бок, то на другой, помогая себе лоуром. Вспомнилось, как Алестар учил её морской верховой езде. Как один человек может быть таким разным?
Ведь рыжий действительно любит салту и понимает их, как на земле хорошие всадники любят и понимают лошадей. Это, конечно, не говорит о том, что человек добр, — сколько угодно мерзавцев холят и берегут зверей, а вот людям на их пути лучше не попадаться. Но в Алестаре временами проглядывало растерянное отчаяние заблудившегося мальчишки… Да, он был жесток. Но совсем не так, как Торвальд. Мог, сорвавшись, мучить, даже убить, наверное, но лгать с таким ясным взором, предавать с красивым и спокойным расчетом… Это на принца иреназе было ничуть не похоже.
Джиад сильнее сжала колени, пытаясь удержаться на крутом повороте. По привычке, конечно, салту — это не лошадь, им коленями не правят. Мокрые штаны облепили ноги, босые ступни терлись о шершавую кожу рыбозверя. Сапоги остались на берегу. И перстень! Только сейчас Джиад, растерявшись, вспомнила, что перстень Аусдрангов так и лежит в каблуке её левого сапога. Если Каррас не вспомнит или решит, что она спрятала драгоценную реликвию где-то ещё, — конец перстню. Сапоги — это не клинки и даже не плащ, вряд ли алахасец заберет их с собой, скорее бросит на берегу. Что ж, это судьба… Рубин Аусдрангов хотел отправиться в мир — он это сделал. Впору поверить в этом Каррасу, иначе как объяснить, что перстень вылетел из памяти как раз в нужный момент?
Шпили Акаланте вынырнули прямо под ними, и Джиад поняла, что они плыли к городу напрямую, как и в ту ночь, когда рыжий её отпустил. Прямо — и вниз. Дворец надвигался стремительно, черноту его силуэта испещряли голубоватые и желтые светляки туарры в окнах. Похоже, многие там то ли встали спозаранку, то ли вовсе не ложились. Салту заложил последний поворот, от которого Джиад, будь она сыта, могло бы и вывернуть, застыл перед темным проемом в стене, где-то посередине между крышей и дном. Ну да, им здесь лестницы не нужны…
— Как вы, госпожа избранная? — в голосе Ираталя, соскользнувшего со спины рыбозверя и пристально смотрящего на Джиад, слышалось беспокойство. — Все хорошо?
Джиад кивнула и тоже попыталась слезть, сразу почувствовав, что невольно соврала — никакого "хорошо" и близко не было. Голова кружилась, пустой желудок скрутило жгутом, а перед глазами бешено мелькали разноцветные искры.
— Ваше величество… — услышала она сквозь плотную темную пелену, застелившую все вокруг.
Что-то говорил Ираталь, что-то отвечал ему король — Джиад, запрокинув голову, пыталась отдышаться, с бессильным отвращением думая, что силы, дарованные Малкависом, на исходе. Промедли она в предгорьях, не помоги ей Лилайн добраться до моря — и жрецы могли бы хвост узлом завязать, объясняя, как погубили избранную вместо того чтобы добыть. А что, хороша была бы шуточка…
К её губам прижалось горлышко кувшина, в рот полилась горьковатая влага, уже знакомая по прошлому разу. Джиад глотнула, допила до конца и, дождавшись, пока перед глазами немного прояснится, отдала кувшинчик подплывшему Невису.
— Быстрее, — умоляюще сказал старый целитель, заглядывая ей в глаза. — Госпожа избранная, прошу вас…
Её тащили за руку по коридорам, залитым светом туарры, и даже это мягкое сияние казалось тревожным, лихорадочным. Дверь — та самая, будто и не было недель свободы. И комната — знакомая и незнакомая одновременно. У стены клетка с мечущимся рыбёнышем. Надо же, как вырос… Погоди, малыш, не до тебя пока. Остальные стены от пола до потолка заставлены какими-то сложными приборами: зеркала, стеклянные трубки, сосуды с разноцветными жидкостями, то искристо мерцающими, то густыми, непрозрачными. И посреди всего этого до омерзения знакомая кровать с распростертым телом. Мертвой змеей стелется по подушке тусклый рыжий жгут волос. К рукам, до синевы белым, почти прозрачным, тянутся стеклянные трубки, уходя в кожу хищными иглами. Даже хвост, всегда сияющий перламутром, поблёк, и безжизненно свешивается с ложа обвисший плавник. Лицо…
Джиад подплыла ближе, взглянула в холодную совершенную красоту мертвого принца Алестара. Нет же! Вот, грудь еле заметно поднимается и опускается. Но… так медленно…
— Прошу, — послышался рядом лихорадочный шепот короля иреназе. — Вы видите? Теперь — видите? Умоляю — не надо ненависти… Разве можно ненавидеть его сейчас?
«Нельзя, — согласилась она про себя. — Такого — нельзя. Просто не получится».
А вслух спросила:
— Что мне делать? Говорите же!
— Оставьте нас, ваше величество, — прозвучал удивительно властный голос Невиса. — Вы сделали, что могли, теперь оставьте нас и молитесь Троим — остальное в их власти.
Покорно кивнув, король выплыл из комнаты вместе с Ираталем, а целитель опять поймал взгляд Джиад своим — безмерно усталым и тревожным.
— Нет времени на ритуалы и обряды, — торопливо сказал он, беря её за руку и увлекая к постели. — Еще немного — и наследника не вернуть. Просто ложитесь рядом и прикоснитесь к нему. Так тесно, как… сможете. Прошу! — добавил он срывающимся голосом.
Джиад молча повиновалась, пытаясь убедить себя, что ничего страшного и отвратительного в этом нет. Ведь спасала же она рыжего дурня от дыхания Бездны, а потом и от сирен? И не думала тогда, насколько его ненавидит и может ли простить.
Постель была такой же мягко-мокрой, как помнилось, только теплее. Все равно гадко! Запрокинутое лицо принца оказалось совсем рядом, бледное, будто светящееся изнутри.
«Он и в самом деле уходит, — чутьём поняла Джиад. — Душа вот-вот улетит. Или уплывет? Ох, да какая разница…»
Придвинувшись еще ближе, она обняла рыжего одной рукой, прижалась к его боку, попыталась уловить ритм дыхания принца, не понимая, что делать. Да и что она может?
— Вы же слышали, что сказал король? — подсказал из-за спины бесцветный от усталости голос Невиса. — Забудьте о ненависти. Просто… постарайтесь вспомнить то, что могло вас связать. Что-нибудь хорошее! Ведь было же хоть что-то?
Судя по отчаянию в тоне, целитель и сам не очень в это верил. Джиад честно попыталась вспомнить. В памяти, как грязная муть со дна потревоженного источника, всплывали унижение, боль и ярость… Нет! Не думать… Не думать о том, что убьет последнюю исчезающую связь между ними. Это как тренировка на сосредоточение! Убрать ненужные мысли легко, но как и где найти нужные?
В отчаянии она уцепилась за единственное, что пришло в голову: принц держит за хвост малька салру, отчитывая безмозглого мальчишку. Он был рад, когда Джиад выпросила рыбёныша. Рад не убивать.
Джиад судорожно вдохнула воду, старательно гоня мысли о плохом. Алестар учил её плавать на салту. Высокомерно выпускал колючки, фыркал, но учил на совесть. И даже бросил обожаемую охоту, чтобы проследить за двуногой, защитить её от злоязыких сплетников вроде Миалары. Да уж, для рыжего — настоящий подвиг…