Подарок из Египта

Куда бы она ни пошла: в театр или в баню, — рабы, как две тени, следовали рядом. Это раздражало и бесило Юлию, но она ничего не могла поделать. Она да-же пыталась подкупить своих стражей, но те были слишком напуганы угрозами хо-зяина жестоко с ними расправиться, если они предадут его, и у Юлии с подкупом ничего не вышло.

Однако мириться с таким положением она не хотела. Уж очень сладки были воспоминания о жарких поцелуях мускулистых любовников. У нее даже был один гладиатор с отрубленным ухом. Она с замиранием слушала его рассказы о смертельных поединках и, обнимаясь с ним в кровати, любила теребить жалкие остатки его изувеченного уха.

Но вскоре Юлии приглянулся кулачный боец Гермарх, и она бросила гладиатора ради атлета. С Гермархом Юлия познакомилась на Марсовом поле, где он упражнялся с другими бойцами. Квинт тогда еще ничего не подозревал о похождениях жены, и никакого надзора за ней не было. Юлия могла свободно встре-чаться с Гермархом, когда ей вздумается. Гермарх был красивым рослым парнем, чьи огромные кулаки на состязаниях сломали не одно ребро. Но денег ему вечно не хватало. Он был страстным игроком в кости и частенько проигрывал добытые мордобоем деньги. Мало того, он проигрывал и то, что занимал у друзей. Постоянные долги не давали ему покоя. Поэтому Гермарх с радостью согласился доставлять удовольствие Юлии своими крепкими объятиями. За это он получал от нее хорошие подарки, которые уже к вечеру проигрывал в кости.

Поначалу любовники встречались в доме сестры Юлии. Но из-за болтливых ра-бов слухи об этом просочились за стены дома и дошли до Квинта. Его ярости не было предела. Для Юлии настали тяжелые времена. Теперь за каждым ее шагом следили двое преданных Квинту рабов-германцев. Юлия была в отчаянии. Ей очень нравился Гермарх, но встречаться с ним теперь не было никакой возможности. И все-таки Юлии удалось провести своих охранников. И помогли ей в этом корибанты.

В храме Кибелы есть специальные комнатки, предназначенные для уединенного общения с Великой Матерью. Туда впускали только по одному человеку, чтобы никто не мешал верующему молиться. Вот этими-то комнатками Юлия и пользовалась для встреч со своим любимым атлетом. В условленный час она приходила в храм Кибелы и сразу отправлялась в одну из комнаток, где ее уже поджидал Гермарх. Корибантам она платила триста сестерций за каждое посещение. Это их вполне устраивало, и для удобства они даже приволокли туда мягкую перину.

Пока Юлия нежилась на перине с Гермархом, приставленные к ней рабы терпели-во ожидали свою госпожу под сводами храма, наслаждаясь пением жрецов и си-яющим ликом Кибелы. Через полчаса, с изможденным от любовных утех видом, появлялась Юлия. Вся в поту, она громко благодарила богиню за ту благодать, что проникла в нее в момент молитвы. Вечером рабы рассказывали Квинту об огромной набожности его супруги.

Квинт потешался над ее глупым суеверием, но рассудил, что лучше уж пусть она будет занята разного рода обрядами, чем с утра до вечера шататься по театрам и циркам, перемигиваясь там с наглыми юнцами. Поэтому он и терпел в своем до-ме корибантов. А ей только этого и надо было.

Сегодня корибанты уже с утра поспешили наведаться к Юлии, якобы для очеред-ных прорицаний. Комната Юлии была приготовлена подобающим для такого случая образом. Ставни окна были плотно закрыты, и от этого комната погрузилась в таинственный полумрак. На круглом столике, где обычно у Юлии находились зеркала и баночки с мазями, теперь был разостлан древний потертый пергамент, на кото-ром были начертаны магические знаки и вавилонские письмена. На пергаменте стояла бронзовая курильница. Из нее тонкой струйкой вздымался вверх и растекался по комнате белый ароматный дымок. Клубы этого дыма медлен-но перекатывались в тонких лучах света, пробивающихся сквозь оконные ставни. Юлия сидела за столом напротив плешивого корибанта, и если бы Квинту взбре-ло в голову в этот момент войти в комнату, то у него не возникло бы ни ма-лейшего сомнения, что здесь предсказывают будущее.

На самом же деле Юлия обсуждала с плешивым корибантом новые условия ее очередного свидания с Гермархом в храме Кибелы. Жадные корибанты посчитали, что они слишком мало получают за свое содействие в этом любовном деле. Для такой богатой женщины как Юлия, думали они, триста сестерций — это пыль, и ей ничего стоит прибавить еще сотню. Так-то оно так, но Юлия из принципа решила не уступать. Она вообще была женщина упрямая, и, кроме того, хорошо знала алчность корибантов. Достаточно уступить им хотя бы раз, как они завтра же запро-сят полтысячи, а потом и всю тысячу.

Пока шел спор, второй корибант, с фригийской тиарой на голове, ходил по комнате и в такт мерным ударам цимбал громко распевал сирийскую молитву. Всем, кто проходил мимо комнаты Юлии, казалось, что там свершается какое-то таинст-во. Но Юлии было не до таинств. Плешивый наседал на нее, стараясь вытянуть лишнюю сотню.

— Ты только вспомни, какое у него могучее тело, — говорил корибант о Гермархе, — такой красивый юноша, знаменитость, все бабы Рима сходят по нему с ума, а тебе жалко дать четыреста сестерциев ради встречи с ним. Я тебя не понимаю, лишаешь себя такого удовольствия.

— А что тут понимать? — бойко отвечала Юлия, — у меня лишних денег нет. Я только одному этому засранцу атлету даю каждый раз по пятьсот сестерциев, вам триста, служанкам плачу по сотне, чтобы письма носили. За бесплатно ведь никто рисковать не будет. Вот и набегает тысяча сестерциев. А где я их возьму? Муж мне уже две недели денег не дает, он до сих пор на меня злится. Я и так уж подругам задолжала несколько тысяч. Так что бери триста сестерциев, и прекратим этот бесполезный разговор.

Юлия пододвинула корибанту триста сестерциев.

Плешивый тоскливо поглядел на кучу монет, а потом устремил проницательный взор на Юлию. Какое-то время они смотрели прямо друг другу в глаза. Каза-лось, корибант хотел заглянуть ей в самую душу, чтобы проверить, врет она или нет. Но Юлия смело смотрела на него, как будто и не пыталась ничего утаить. Наконец корибант отвел глаза в сторону.

— А у тебя красивые сережки, — сказал он, криво улыбаясь.

— Ты на что намекаешь? — насторожилась Юлия.

— Ни на что. Просто у меня есть один знакомый ювелир, так он бы за одну такую жемчужную серьгу дал бы тысяч пять, не меньше.

— Нет-нет-нет, — решительно сказала Юлия, догадавшись, куда клонит плешивый. — Это подарок мужа. Он в любую минуту может спросить, где его сережки. Что я ему тогда скажу?

— А ты скажи, что потеряла серьгу в бане, когда мылась. Такое часто случается.

— Нет, — стояла на своем Юлия, — я вам и так много плачу, а вы с меня еще хотите последние серьги снять. В любом вертепе комната стоит не больше сестерция, а я вам даю целых триста.

— Нашла с чем сравнивать, — усмехнулся корибант, — то вертеп, а то храм. Ощуща-ешь разницу? Верховному жрецу надо дать, — корибант стал загибать пальцы, — служителям, чтобы молчали, тоже надо дать, а теперь еще хору приходится платить, чтобы они орали во всю глотку.

— А это еще зачем? — удивилась Юлия.

— Как зачем, чтобы ваши с атлетом стоны заглушать, — пояснил плешивый, — их же слышно во всем храме. Молящиеся уже стали недоумевать, что это за звуки. Пришлось сказать им, будто это принесли умирающую в горячке.

— Ну, спасибо! — засмеялась Юлия, — уверяю тебя, стонов больше не будет.

Но корибанта это не удовлетворило. Его могли успокоить только деньги. Спор продолжался. Юлия согласилась добавить тридцать сестерциев. Окрыленный этим успехом, корибант приложил неимоверные старания и в конце концов вымутил у Юлии еще столько же.

А в это время раб по имени Гавр, один из тех, кому был поручен надзор за Юлией, припал ухом к двери ее комнаты и, всячески напрягая слух, пытался хоть что-то понять из разговора Юлии с корибантом. Но из-за громкого бряцанья цимбал и занудного воя служителей Кибелы Гавру из всего их разговора удалось разобрать лишь три слова: засранец, в бане и в горячке.