Лууч

Назад не оглядывался, не слышал и не видел, ничего, что происходило сзади, из-за собственного производимого шума, примитивно чувствовал - опасность близка. Вот уже так близко, вот же он берег, рукой подать, как вдруг из воды стало подниматься нечто объемное и гладкое. По показавшимся из воды, мутным, но очень темным зеленым глазам, стало очевидно, за мной гнались малые детки, настоящее чудовище, определенно их родитель, выросло из болотной мути, прямо перед самым носом, на пути к спасению. Задранная уродливая длинная шея с подобием приплюснутой головы, оскалилась и зачавкала жуткого вида челюстями. Жабры, присоски, ракоподобные выпученные глаза. Архи тварь с высоты в несколько метров, не говоря о самом туловище, скрытом в воде, недвусмысленно, плотоядно смотрела на меня.

Носок сапога уперся в илистое, мягкое дно. Пара шагов. Прибрежная отмель. Хитиновые клешни, не такие как у мелких сородичей, а огромные, с голову грузовой лошади, пощелкивают и двигаются в мою сторону. Топором тут не отмашешься, особенно стоя по пояс в воде. Нога согнулась в колене, рука заскользила по правой ноге, погрузилась в сапог, вытащила тяжелый нож. Мощный мах из-за плеча. Лезвие проходит между, почти дотянувшихся до меня клешней, архи тварь не успевает моргнуть, если вообще на то способна, а острое жало, массивного ножа, легко проникает в мутный, вязкий глаз монстра. Клешня сильно и судорожно бьёт, по воде, на том месте, где только что был сам, лопнувший глаз фонтанирует слизью во все стороны, от сотрясаемых спазмов на шее твари. А я из последних сил толкаюсь о дно и проплыв короткий отрезок, который кажется вечностью в миниатюре, оказываюсь на мягкой почве, среди прекрасных голубых берез. Самый шустрый из остальных потомков раненого в глаз чудища, выскакивает следом за мной, но вместо жилистой плоти в челюсти, получает дюжий удар в еще не сплюснутую макушку, обухом топора. Хруст разбитого черепа, не останавливает остальных, нападающих следом, но этого и не нужно, махать топором тут это все равно, что колоть годовалых бычков башмачным гвоздем. Все оставшееся разъяренное семейство в сборе, примерно около дюжины особей, включая самого крупного раненого, бросается следом за мной. Но куда им, с такой скоростью, на тонких ракообразных конечностях, за напуганным двуногим, бегущим галопом, по чаще густого леса.

Когда я вернулся с выполненной услугой, он дал мне карту с со всеми указателями и метками, как добраться, в место где мы с тобой сейчас находимся, с убедительным напутствием искать Великое Пробуждающее Древо в этих краях. Так я и нашел тебя, вернее ты меня.

При всем при том - утро ночи мудренее. На этом и закончим мой рассказ, завтра нас ждут с тобой занятные дела, тихой ночи Лууч.

- Тихой.

Глава 4.

Лууч проснулся не то от крапающего по капюшону мелкой моросью, раннего дождя, не то от нахлынувшего чувства, начинающего происходить с ним события, напрямую связанного со вчерашним происшествием, обернувшегося теперь ночевкой, на макушке массивного дерева, не то от сновидения вернувшего его в далекое, уже кажущееся не своим детство. Напомнило, как он попал в этот мир. Спина и ноги затекли, от беспрерывного лежания в толстых, плотно-переплетенных ветвях обросших мхом и вьюнами. До его слуха донеслись шаги, а вернее передвижения, группы людей.

Семь, нет, девять человек. Идут слаженно, в такт, сплоченная команда. Судя по силуэтам, все с короткими арбалетами наготове. Хитрецы. Так ходят охотники. Охотники за головами, в данном случае за моей головой. Пошевелился, неторопливо, повернул голову в сторону приближающихся утренних гостей. Утренний сумрак, туман, густая крона листьев, ничего не видно, ни с одной стороны, ни с другой. Да и кому взбредет в голову искать кого-то на змеином дереве, прозванном за свою особенность, притягивать к себе всех ползучих гадов с округи, в том числе ядовитых и очень ядовитых, на ночевку. Мне хорошо, с детских лет водилась за мной такая особенность, странным образом понимать змей и им подобных, а главное ладить с ними, ну а после плодов великого пробуждающего дерева, пожалуй, только чувства обострились. Вода стекла со складок плаща и попала на лицо. Холодная, пробуждающая влага, взбодрила и сняла остатки сновидения окончательно. Плащ очень вовремя был приобретен давешним вечером в городе Вулверс-Сорфа при королевстве его величества Акриустиана, за весомую, но оправдавшую ожидания сумму, пять золотых гултсов. Изумительно хороший плащ, всю ночь калачиком лежал под дождем, на сырых холодных стволах, в тепле и абсолютной сухости.

Наемники - древнейшая профессия, люди рождаются, умирают, кому то нужно помогать умирать, тут и приходят такие как они, люди - волки. Все просто, никаких иллюзий, я или они. Шли за мной от самого Вулверс-Сорфа. С парой хороших следопытов. Медленно идут, в темноте потеряли след, но рассвета не дождались, видать, много им обещано за мою голову. Дождался пока прошли подо мной, и удалились ярдов на шестьдесят. Всех нас встретил, иссиня влажный по лесному, утренний сумрак. Я плавно приподнялся, беззвучно потянулся, разминая мышцы. Снял с плеча лук, достал одну стрелу, положил паз на блеклую тетиву, взглядом поймал силуэт самого последнего идущего охотника, как говорили древние - лучшая защита это нападение.

Полный вдох, выдох, усилием мышц, взвел оружие и спустя три удара сердца, мягко отпустил стрелу. Особенностью накануне купленного вместе с плащом лука, по легенде продавца, была его бесшумность, символы, начертанные по всей его поверхности, тщательно скрадывали выстрел, позволяя оставаться стрелку незамеченным. Дуги вернулись в исходное положение, так же беззвучно вошла стрела между лопаток охотнику, отчего последний стал заваливаться в кочки со мхом. Оперение следующей стрелы уже щекочет щеку. Выстрел. Идущий впереди наемник, получает такую же смертельную порцию на завтрак в спину, и пройдя по инерции пару шагов падает на колени, брякнув тяжелый арбалет о земь. Идущий слева от него в паре напарник, что есть прыти, разворачивается на месте и, подняв арбалет к плечу, находит меня взглядом, но уже слишком поздно, стрела проходит насквозь его голову через глазницу.

Не интересуясь, что с ним будет дальше, неимоверно быстро приседаю, надо мной просвистывает пару болтов, один из них застряет в стволе, точно там, где была моя драгоценная голова. В спешке покидаю ночное прибежище и прыжком оказываюсь на соседнем молодом дереве, без сучков. В обнимку со стволом скольжу вниз, еще три болта проносятся тут и там, заставляя вжать голову в плечи и уповать на растущую скорость земного притяжения. Добрые влагозащитные сапоги, из обработанной по всем правилам темной замши, лучшими ремесленниками, вышеупомянутого города, смачно врезаются в мягкий дерн. За цену в три гултса, в них по лучшим мостовым дворца ходить, а не землю топтать в лесу. Перекат вправо и назад. Бегу, нагнувшись в три погибели, под защитой травы и мелкого кустарника высотой по грудь, в противоположную сторону от преследователей. Отбежал ярдов на семьдесят, опустился на колени, сделал несколько глубоких шумных вдохов-выдохов, закрыл глаза, затих, обратил все внимание вслух.

Шелест продолжающего идти моросью дождя, окутал все своим мерным шепотом. Лес просыпается, делает первый вдох, хладная свежесть обдает лицо и руки. Как приятно просто дышать. Донеслось пение птиц, голосистые переливы, тут и там, разносятся, со всех сторон, будят других лесных жителей. Чуть впереди притаилась куропатка, ждет, такая у них натура, сидеть до последнего, пережидает, когда уйду. В паре шагов растягивая шаг, ползет змея, с ночной охоты, возвращается в нору. Осторожная двуногая поступь. Один чуть впереди всех, самый медленный шаг. Двое чуть поодаль, по сторонам, за ним, прикрывают, надо полагать. Еще двое не слышимо, крадутся вместе дальше всех. Последнего не слышно вовсе, затихарился, видать, главный у них.