Шарлотта

С этого момента она больше не видела признаков ветрености и легкомыслия в мистере Паркере. Сегодня в его поведении проглядывали серьезность и уравновешенность, даже какое-то опасение, если хотите; в нем было заметно намерение говорить вслух о своих недавних раздумьях, о своих изменившихся взглядах. По правде говоря, его тяготило не только беспокойство о положении его брата и будущем семьи; в нем зарождалась какая-то пока еще ему самому не ясная тревога, нечто вроде разочарования в своем статусе. И это ощущение преследовало его вот уже несколько дней. Как бы Сидни Паркер ни старался, он не мог угадать его источник.

В некотором отчаянии он наконец заговорил о том, что занимало его мысли:

— Дорогая миссис Тернер, ваши страхи очень похожи на мои. Я не могу спокойно, без дрожи и волнения, думать о тех средствах, которые мой брат вложил в Сандитон. Вы должны понять: его сердце и ум заняты только тем, чтобы обеспечить успех Сандитону. Когда я думаю о том, сколько людей в наше время стремятся к быстрому обогащению, то мне остается только удивляться, как может он — самый простой изо всех людей — соперничать с ними? В его положении те, кто действительно откликнется на его предложение, вполне могут оказаться ленивыми бездельниками, не отказывающими себе ни в чем, самодовольными типами — теми, о которых вы так верно выразились, сказав, что они больны не телом, а духом. Мне остается только молиться, чтобы мой исполненный надежд, веселый и радостный брат не оказался раздавлен всем этим делом.

Шарлотта ощутила отчаяние, которое он испытывал. Его пылкие чувства глубоко тронули ее. Она почувствовала, что должна защитить его перед своей подругой.

— Послушайте, дорогая мадам, вы ведь наверняка питаете некоторые надежды на помощь всем страждущим в Сандитоне? — Повернувшись к удрученному джентльмену, она добавила: — Таким легковерным людям, как они, может грозить еще большая опасность от рук шарлатанов. Что до моего гостеприимного хозяина, Томаса Паркера, то вам не следует так волноваться, сэр. Если его Великая Спекуляция превратилась для него в нечто большее, чем простая карточная игра и ему изменили его обычные осторожность и дальновидность, все равно, я не думаю, что он настолько глуп, чтобы ради нее рискнуть лишиться всех своих достижений, да и ваших тоже. Его мечта об обществе, о здоровье и хорошей жизни не означает, как у других, стремления получить одну только прибыль. И, несмотря на все желание мистера Паркера увидеть Сандитон процветающим, он вряд ли решится подвергнуть опасности благополучие своей супруги и детей, а также ваших бедных больных сестер и их брата. У него настоящий характер. Он — джентльмен с нежным сердцем.

Сидни Паркер с глубочайшим вниманием вслушивался в ее слова.

— Сейчас он просто-напросто увлекся этой идеей, стал жертвой новых взглядов и ветров перемен, которые дуют вокруг нас в эти неспокойные времена. Подобно большинству современных мужчин, он гордится открывающимся будущим, преклоняется перед прогрессом и в то же время отворачивается от прошлых поколений и своей достойной прошлой жизни.

Глядя ему в глаза в поисках одобрения, она заключила со свойственным ей оптимизмом:

— Ваш брат, мистер Паркер, обладает неоспоримым очарованием, в отличие от многих мужчин, и всегда внушает доверие. Кто знает, может быть, перспективы нашей прибрежной колонии окажутся более радужными, чем мы ожидаем. В противном же случае он скоро поймет свою ошибку и начнет отличать реальное от фантастического; он даже может вернуться к преимуществам старой системы и вновь обрести удовлетворение в прелестях нашей сельской жизни. Теперь, с вашей помощью, после вашего вмешательства, со временем Томас Паркер обретет спасение, причем с позволения или без оного леди Денхэм.

Слушая мисс Хейвуд, Сидни не сводил с нее взгляда, в котором отражалась теплота. Какой исключительной казалась она ему в своей сердечности! Первостепенное значение для нее имела верность своему славному хозяину. Казалось, она очень обеспокоена тем, как предотвратить грозящие ему потери. Дальновидная и разумная, для его изнуренного духа она была как глоток свежего воздуха.

И разве не можем мы теперь предположить, что в последние дни Сидни Паркер сам страдал от заболевания, самого беспокойного заболевания, именуемого любовью? Он оставался равнодушным к царившему вокруг него сумасшествию. Она разогнала тучи, став лучом здравомыслия там, где раньше не было света. Он плутал в лабиринте, причем делал это с удовольствием, пока она не явила ему свою светоносную личность. Именно сейчас, в этот непредвиденный момент, ему стала ясна тайная природа его неослабевающей боли, и рядом с ним сидело существо, способное дать ему прекрасное средство от его болезни.

Все это время в другом углу комнаты другой джентльмен разглагольствовал о городских развлечениях, об успехах на скаковой дорожке, избранных чемпионах и шансах на победу. Его снедало горячее желание как-то утихомирить разыгравшееся в нем внутреннее волнение, поэтому он с благодарностью отнесся к тому, что лорд Коллинсворт взялся рекламировать ему лондонские развлечения, сопровождая свою рекламу предостережением о неизбежном в них разочаровании.

— Многие приезжают к нам с надеждой, с хорошими умениями и навыками. Однако через непродолжительное время они истощают свои сбережения и им приходится, разочаровавшись, возвращаться в свою родную сельскую местность.

Что же касается удачи, выпавшей на долю Генри Хейвуда в том, что он так быстро встретил в Лондоне единомышленников, то Коллинсворт выражал по этому поводу лишь восхищение. И только узнав о предстоящем отъезде молодого человека в свою сельскую общину, чтобы получить должность после сооружения новой скаковой дорожки в Сассексе, он сложил вместе два и два и открыто признался, что поражен.

Это было правдой. Всего лишь два дня тому назад молодой Хейвуд получил от Доусона распоряжение явиться к ним в Сандитон. Строительство дорожки подходило к концу, и в конюшнях будущим чемпионам требовались его услуги.

Услышав в первый раз имя его нового работодателя, лорд Коллинсворт вскрикнул от удивления.

— Мистер Мэттью Доусон? Тот самый? Тогда получается, что вы работаете на человека, которого сэр Эдвард Денхэм убедил привезти в Сассекс своих скаковых лошадей? И вы вскоре присоединитесь к ним на южном побережье?

— Это действительно так, — с энтузиазмом ответил молодой Генри. — Мне только что сообщили о ходе строительства в окрестностях курорта. Там все просто в восторге от нового предприятия. Полным ходом идет сооружение коттеджей и гостиниц, чтобы удовлетворить приток любителей соревнований. Вскоре, сэр, мы сравняемся с Эпсомом и, уверяю вас, станем конкурировать с Донкастером, Брайтоном и Саутгейтом. Мистер Доусон полон самых радужных надежд, он строит такие планы, перед которыми пасует воображение.

Эти слова Генри вернули Сидни Паркера к реальности. После того как он услышал мнение Коллинсворта, в нем с новой силой всколыхнулись дурные предчувствия относительно предприятия своего брата. Неужели судьба Томаса Паркера окажется в руках игроков и искателей приключений?

Лорд Коллинсворт продолжал:

— Сэр Эдвард Денхэм весьма рад тому, что сумел заполучить такой приз, как новенькая скаковая дорожка и персонал, который будет ее обслуживать; но что же касается самого мистера Доусона, молодой человек, то вот за него я бы не поручился.

Сидни хотелось узнать как можно больше, однако он передумал, поскольку леди тоже внимательно прислушивались к разговору. Только после того как он с другом удалился, Сидни смог поразмыслить и порасспросить его о том, что собой представляет мистер Доусон.

Известия о репутации этого джентльмена стали для Сидни Паркера неприятной неожиданностью. И, по его разумению, всему должна была найтись своя причина. Когда катастрофа уравняет всех, оставалось только вопросом времени.

Как бы ему ни хотелось задержаться в Лондоне, он сразу же понял, что для того, чтобы предотвратить неизбежное, ему следует немедленно отправиться в Сассекс. И чем скорее, тем лучше.