Страница 62 из 62
Смеркалось. Неоновые витрины уже начинали свой ежедневный бой с угасающим дневным светом и, побеждая, заманивали пешеходов. Женщины, так же, как Эва, проходя по этой улице, останавливались около каждой витрины. Вот ювелирный магазин, рядом еще один, дальше дом моды. На витрины он не смотрел, а решительно шел в направлении вокзала.
«Надо проверить, когда отправляются поезда в Варшаву», — тешил он себя мыслями о Польше, хотя месяц назад еще в варшавском «Орбисе» давно все выяснил. Из Венеции один поезд уходит утром, второй — вечером. Разумеется, можно проверить, но сегодня он шел к вокзалу только затем, чтобы еще раз пройтись по тем улицам, которыми они ходили с Эвой. Подумал о сувенирах, которые надо купить, но никак не мог вспомнить, на что Эва обращала внимание. И Ренате, и пани Зосе он хотел купить то, что нравилось Эве. У нее был неплохой вкус. Вспомнилась кофточка любимого цвета Гогена.
По широкой лестнице он вошел в здание вокзала. Сердце учащенно билось, как тогда, когда он шел с большим букетом мимозы в руке. Сегодня он никого не встречает. Анджей остановился, вместе со вздохом вдохнул воспоминания. Увидел киоск с вывеской «Информация», птичье лицо служащей… захотелось подойти и заговорить с ней. Но зачем? Тогда она вселила в него надежду, предчувствия этой женщины оправдались. А сейчас?
Все прошло.
На перроне на массивных колоннах виднелась таблица «Прибытие». Сегодня она не нужна, никто не приедет.
Все прошло.
Он искал другую таблицу, «Отправление», отсюда поезда уходили в другую сторону: Удине, Тревизо, Вена, Варшава. Время отправления поездов совпадало с тем, что ему дали в «Орбисе».
Анджей остановился около кафе и взял чашечку кофе-капуцино. Пил и наблюдал за людьми, бегающими в поисках носильщиков, спешащими к поезду, прибывающему на четвертый путь. Это был тот перрон, где он почти умирал от отчаяния. Тогда ему встретились отец и сын с огромным траурным венком. Плохая примета, но вечером неожиданно пришла удача.
Теперь все это исчезло в небытии. Но в памяти все осталось, как он ни пытался заглушить воспоминания. Он любил и любит Эву. Ее облик, ее слова, улыбка, движения не оставляют его ни днем ни ночью, ни во сне ни наяву. Так будет всегда, он никогда не сможет забыть ее, не думать о ней даже за работой. Кто-то сказал ему — кажется, пани Зося, да, да, она любит произносить крылатые фразы: «Любовь или окрыляет талант, или губит его». Избито, но точно. Влюбленный способен или на великие подвиги или на глупости. А он, наверное, делал одни глупости. Зачем надо было способствовать ее увлечению эстрадой, пением? Сам он к этому относился скептически, да к тому же у Эвы не было таланта. А на тех небольших способностях далеко не уедешь.
Петр говорил, что из любой смазливой девчонки за несколько месяцев можно сделать певичку, сколько их мелькает по телевизору. Но зачем? Конечно, если бы она действительно была талантлива… И не следовало хлопотать через Якуба о пробах, протекции, о записи на пленку. Этот Джордан прекрасно понимал, что певица из нее не получится. А впрочем, он и не обещал, придумал для нее работу секретарши, чтобы заморочить голову глупой девчонке.
«Да, во всем виноват только я». Но от этой мысли ему легче не стало. Он потерял Эву, в этом нет никаких сомнений. Он слишком стар для нее.
Все прошло.
Анджей остановился на углу переулка, который вел к «Флориде», на том же месте, что и месяц назад, перед зеркалом косметического магазина. Сегодня его лицо казалось еще старше — на нем следы бессилия, слабости и печали. Правда, он плохо спал накануне в поезде, а сегодняшняя ночь с кошмарными снами измучила его, а может… так и пойдет день за днем, быстрее и быстрее…
Он обеими руками растер щеки, пытаясь придать лицу более свежий вид, свернул в переулок и тяжелыми шагами направился к гостинице.
«Так прошла моя последняя любовь — мой потерянный навсегда рай»…
Раздражало мелькание неона на «Флориде». Посередине погасли две буквы, ярко вспыхивали оставшиеся «фл» и «ида». Он толкнул стеклянные двери, прелестная большеглазая Джованна разговаривала по телефону.
— Двадцатый, пожалуйста, — сказал он на всякий случай, потому что она наверняка помнила, его номер.
Она кивнула, показывая, что заметила его, и жестом принесла свои извинения, что не сразу дает ключ, до которого не может дотянуться, так как говорит по телефону.
Наконец она повесила трубку и посмотрела на него, ее лицо при этом весело засияло. Она держала в руках деревянную грушу с ключом и, кокетливо улыбаясь, спросила:
— Почему вы не купили мимозу? В это время года мимоза — самый красивый цветок. Магазин возле гостиницы «Капрера» еще открыт…
— Вы любите мимозу?
— Очень! Обожаю!
В ее смеющихся глазах было столько кокетства, а слова ее так обезоруживали, что он готов был бежать за цветами. Но Джованна опередила его, протянула ключ и таинственно прошептала:
— Синьора приехала…
— Что? Невозможно?!
— Возможно! Возможно! Она пошла вас искать по Листа ди Спанья. — И снова улыбка, то ли соблазняющая, то ли интригующая.
Что происходит? Она разыгрывает его, повторяет то, что было месяц назад? Нет, он никуда не пойдет.
Анджей поднялся в номер, повернул ключ в замке, включил свет — и замер: у дверей, прислонясь к стулу, стоял клетчатый чемодан…
Ключ остался в замке, а Анджей был уже в холле.
Джованна взглядом победителя смотрела на его оживленное по-мальчишески лицо.
— Ну что? Возможно, синьор? — ехидно спросила она.
— Спасибо! Спасибо! — выкрикнул он на бегу.
— Мимоза! «Капрера!» — услышал он, когда уже был в дверях.
— Спасибо! Спасибо! Цветы купить он не успел.
Она шла по переулку, озаренная розовым светом неона, улыбаясь, шла навстречу, словно рассвет, победивший ночь…