Страница 7 из 132
Как-то даже и не так уже раздражал этот милитарист-молокосос, в конце концов старается и вроде не совсем глуп для армеута. Хотя, конечно, пользы от него медсанбату немного. Разве что сумел все же санитарами укомплектовать полностью, а вот с медсестрами было по-прежнему кепско. А в настоящей клинике немалая часть работы держится именно на медсестрах. И здесь как раз такой рутинной, но очень важной работы было более чем много. Тем более, что на медсанбат навалили и профилактическую деятельность, которую Левин не любил в принципе и раньше ею не занимался вообще, потому как полагал, что если никто не будет болеть, то и врачи будут не нужны. А общество без врачей – обречено на впадение в ничтожество! И это не говоря уже о том, что и врачам как-то такое нехорошо, что опять таки – совсем нехорошо.
Вторая война в его недлинной жизни началась как-то буднично и нелепо. Можно сказать – прозаически. Сидел ясным воскресным утром, читал газету, посматривал поверх листа на жену, тихо радовался – она перебирала крупу, но при этом, видимо, про себя напевала какую-то песенку и не то, что пританцовывала, это было нельзя делать при такой хлопотной и тонкой работе, а по движению бровей, губ, мимике видно было – что у женщины душа поет. И немножко танцует. И это написано на счастливом лице.
Характер у Берестовой изменился, она стала гораздо спокойнее и мягче, а Берестов – наоборот нервничал, особенно после того, как на майские праздники она огорошила его тем, что в их семье будет к ноябрьским праздникам пополнение в виде маленького симпатичного чада. Простофиля муж не сразу понял, что это такое – маленький чад, а потом искренне обрадовался и даже возгордился. И теперь волновался, как бы что не повредило маме и дитю. Но сама будущая мать никак не подпускала супруга к домашней работе и ей нравилось, когда он вел себя так, как положено в ее понимании настоящему мужу и красному командиру – например чтобы в воскресенье с умным видом читал газету.
А потом в дверь постучал посыльный-санитар из местных призывников и скучным протокольным голосом заявил, что в 12.00 в клубе будет собрание товарищей командиров и товарищ старший лейтенант должон там быть. Немножко разленившийся от спокойной жизни Берестов поворчал про себя, что вот, неймется людям в воскресенье и убыл. Сослуживцы, которых так же неторопливо собрали понятия не имели, зачем собственно все это натеяно, благо тему собрания не обозначили.
Потом так же неторопливо расселись в зале, подождали когда разместится президиум. И вышедший на трибуну помполит как-то очень спокойным голосом сообщил, что в 4 часа утра без объявления войны германская военщина атаковала границы Союза Советских Социалистических Республик.
Несколько минут старший лейтенант сидел ошарашенный. Нет, войну ждали, в воздухе таким пахло густо, но как-то все же не думалось, что все будет так быстро. И приятели и сослуживцы были уверены, что будет – но еще не сейчас. Все-таки Рейх сожрал слишком большой кусок, всю Европу – и переварить нужно время, подчинить своей воле, насадить свои порядки в свободолюбивых странах. К тому же французские, чешские, немецкие рабочие и крестьяне – братья по классу, потому будут сопротивляться нацистскому насилию. Чтобы подавить сопротивление и саботаж время надо.
А если Гитлер нападет, то его постигнет та же участь, что раньше накрыла интервентов, которые вынуждены были драпать, спешно эвакуируя свои войска, распропагандированные и успехами Красной Армии – и передовой марксистско-ленинской идеологией. Чудом тогда не полыхнули социалистические революции в странах капитала. Останься интервенты тут подольше – допрыгались бы до французской и английской Красных Гвардий в Социалистических республиках Франция и Англия!
Берестов в такие разговоры не лез, стеснялся своего косноязычия, да и к тому же было у него сильное сомнение в том, что все так будет легко. На финнов, к примеру, такая пропаганда не подействовала никак. Холостой выстрел.
Как были упертыми нацистами, так и оставались. За пару дней до той пули, что покалечила бравого взводного, пообщался Берестов с двумя пленными финнами и поразился их высокомерному хамству. Словно старорежимные графья держались они. И разговаривали через губу, как с лакеями своими только для того, чтобы гадость сказать. Тогда его помкомвзвода, спокойный и тяжелый характером старший сержант Волков попросил своего командира отойти на пару минут в сторонку. И лейтенант отошел. Вроде даже ударов за спиной не слыхал. А когда его позвали – высокомерие с финнов слетело совершенно и стояли они не так горделиво, даже как-то согбенно. Хотя никаких синяков не было на их мордах, а сдулись.
— Ну вот, а то "рюсся, рюсся", — со скромной гордостью творца заметил Волков.
— А что это такое? — удивился лейтенант.
— Это по-фински хамское обозначение русских. Как если финнов чухнёй звать. Если услышал от финна "рюсся" – смело можно сапогом по яйцам зарядить. Оно им очень освежает и прочищает мозги, рехлекс такой, учено говоря. Сразу после этого переходят на уважительное "венелайнен", — показал свои лингвистические познания старший сержант.
И действительно, финны на все вопросы ответили предупредительно и точно, что позволило батальону без потерь продвинуться на пару десятков километров. Конечно, такое обращение с пленными было строго запрещено, но на войне – как на войне. Особенно когда ротный показал трофейные фотографии счастливых и веселых финнов, позирующих с мерзлыми трупами советских бойцов, воткнутыми стоймя в снег словно дорожные указатели. С десяток таких фото было. Опять же сообщения о том, что финны некоторые в виде трофеев варят и чистят черепа наших убитых, а другие – сдирают с мертвых кожу на поделки. Черт их разберет – правда эти слухи были или сказки вроде резиновых слоев на финских дотах, от которых снаряды отпружинивали.
Берестов был толковым командиром, понимал, что резиновые доты – это про неправильно понятое малограмотными бойцами гидроизоляционное покрытие, которое никак на рикошеты повлиять не могло, просто сами доты были из отличного бетона и очень качественно сделанные, но дыма без огня не бывает, так что с черепами-трофеями – оно запросто. Уж на что англичане цивилизованные джентльмены – а и то скальпы принимали за деньги.
И когда с трибуны говорили про то, что сейчас будет нанесен сокрушительный удар и война будет быстро выиграна малой кровью и на территории противника – тоже сомнение обуревало Берестова. Опять личный опыт говорил другое. Немцы отмобилизовались еще два года назад. Все это время успешно воевали. И армия у них вся укомплектована всем, чем нужно, и экономика точно на военный лад перекроена, а у нас мобилизация только сейчас будет объявлена, люди все – на гражданке, техника вся – на гражданке и в его собственном медсанбате вместо двух десятков грузовиков, положенных по штату – есть только два. И командного состава, то есть врачей – три четверти, причем хирург всего один. А ведь все то же самое и у танкистов и у артиллерии и даже у пехоты. Вон как об финскую оборону морду разбили, когда вдруг оказалось, что разведка лопухнулась и не заметила, что финны уже два месяца как на военном положении и их, отмобилизованная до последней пуговички на фалдах у последнего барабанщика, армия уже давно в окопах кукует, ждет начала войны с нетерпением, потому как мобилизация без войны – для хозяйства и экономики гибель и поруха, все работники в армии бездельничают, а у станков да в поле – одни бабы да старики с калеками.
И Берестов отлично понимал, что такое – когда одна армия полностью укомплектована, сработалась и имеет опыт взаимодействия, а другая – половинная по штату и всего не хватает. И еще чуял одну беду начштаба – на войне нужны другие таланты, чем в мирное время. Их первый комбат – того, еще стрелкового батальона – был отличным командиром во время мира, а в военное – хорошо, что не загремел под трибунал или под расстрел, как тот же комдив Виноградов. Тут старший лейтенант спохватился, что не о том думает.