Наглое игнорирование

Проверили "пупхен", проведя полевые испытания и задействовав для этого брошенную немцами грузовую машину, у которой вырван был весь перед, наверное танк таранил. Оказалось – стрелять можно и из кузова. Опалило доски, но не серьезно. А сама пушечка-гранатомет – понравилась. Совсем из другой оперы, чем «эрликон», но тоже хороша. Кутин пяток гранат извел, но не зря. Теперь он с ней умел обращаться. И несерьезная с виду "дочь пьяного жестянщика", как окрестил ее злоязыкий Волков, оказалась вполне себе свирепым оружием. Гранату швыряла далеко, шума от нее было немного, простая как самовар, совершенно неприметная для лишних глаз – в общем, полезное изобретение для медсанбата. Жаль только, что сказать спасибо было некому – погиб лихой комбат-мотоциклист. Велики были потери, когда ломились немцы с запада и востока одновременно.

Сперва даже показалось, что приехали не туда, мелькнула мысль, что свернули не там, но чутье тараканье, как сам себе называл адьютант старший выработавшуюся способность запоминать накрепко пройденную ранее дорогу, говорило – все верно, прибыли куда надо. И точно – пригляделся, да, та самая нужная деревня. Она только изменилась сильно.

То, что в ходе эвакуации раненых бросили своих медсанбатовских погибших, ело капитана поедом. Потому как только появилась возможность – получил разрешение и дернул на место боя. Опасность, конечно, и сейчас была, хотя и 9-я армия Буссе и 12-я армия Венка были разгромлены, но одиночек немцев, мелких остаточных групп и просто дезертиров по здешним лесам болталось еще много. У них больше не было авиации, танков и прочей бронетехники, угрюмо громоздившейся теперь по обочинам дорог, не было артиллерии, но и пулемет для грузовика медсанбатовского был бы крайне опасной штукой. Смотрели потому внимательно по сторонам и поехали вчетвером, все с автоматами и фаустпатронов взяли тоже. Поговаривали, что немцы будут организовывать партизанскую войну, для чего у них уже сформированы тайные отряды оборотней-вервольфов, но командир медсанбата Быстров был уверен, что ничего из этой затеи путного не выйдет. О чем и сказал уверенно подчиненному:

— Немцы могли бы это сделать, будь у них начальство. А его нет. Между нами – получил я сведения от коллег, что и Гитлер мертв и Геббельс. Потому этих вурдалаков мы толком не увидим, без командира немцы – стадо. Да и наши творить беззаконие не собираются, судя по строгим приказам, не будет у немцев повода партизанить. Значит, помяните мое слово – немцы нам сами дураков-оборотней выдадут, если таковые и появятся! Вы мне говорили про времена Клаузевица и партизанщину против Наполеона – так тогда у пруссаков и король остался и королева была душой сопротивления. Свалял дурака Бонапартий, что не заменил немцам начальства. Ему и рыгнулось. Немцы все по приказу делают. Нет приказа – сидят тихо.

Сейчас этот район был относительно безопасен. Окруженная армия Буссе, продираясь через заслоны, оставила перед городишком Хальбе в котле самые небоеспособные тыловые части. Второй похожий котел был уничтожен подале. А под Луккенвальде и Беелитцем сдались остатки третьего котла. К сожалению какая-то часть фрицев прорвалась – сам Буссе и с ним пара-тройка тысяч фронтовиков. Остальные либо легли, либо лапы задрали. Теперь прорвавшиеся герои, наверное, уже выполнили свою заветную мечту – и сдались американцам, стоявшим на реке Эльбе. Для того и прорывались, сволочи.

Для медсанбата это сразу стало ясно, что бои утихли – поток раненых сильно уменьшился. Можно было перевести чуточку дух и для начштаба нашлось время съездить за погибшими. И вот они снова в этой чертовой деревне. Ну да – и кирха вон стоит и домик, в котором отбивались и мост. Только все не такое какое-то. Пока машина аккуратно виляла по дороге, объезжая опрокинутые повозки и дохлых упряжных лошадей, откуда-то тут появившихся, капитан внимательно смотрел и по массе деталей видел – тут потом был бой, свирепый, жесткий и деревне досталось по полной. На мосту место было расчищено, зато из воды внизу торчали колеса и кузова, не иначе скинутых с него машин. Такое бывало, когда мост забивали пробкой битые авто – их всех сгребали долой, любыми средствами восстанавливая проходимость. С трудом разглядел медсанбатовский "Ситроен", в котором должен был сидеть погибший лейтенант, теперь там же – точно так же завязнув рядом – стояло еще несколько разнобойных машин – и целых и горелых. С лейтенанта и начали, Берестов перевел дух, увидев, что пропавший без вести офицер так и сидит в расстрелянной кабине. Водителя нашли в паре метров, под здоровенным эсэсовцем, казавшимся еще больше из-за плащ-палатки и массы всякой снаряги, сумок и подсумков. Так же смирно лежали и погибшие в кузове. Видно было, что свинцовый град высыпался так внезапно и обильно, что ребята и рыпнуться не успели. Лица спокойные, словно уснули.

Кто-то успел вывернуть им карманы, и не только им – погибшие тут на берегу немцы тоже были уже кем-то обобраны, бумажки, фотографии, письма и удостоверения валялись в грязи и воде. Опять повезло, документы не заинтересовали мародеров. Даже оружие не взяли, только у командира эваковзвода кобура пустая. Осталось найти последнего погибшего санитара, того, что лежал с другими мертвецами в подвале.

И с ним все было плохо. Подойдя к выгоревшему домику, ставшему почему-то одноэтажным, капитан понял, что первый этаж, старый, был сложен давно и солидно – со стенками в три кирпича, а позже уложенный второй этаж был сделан на фу-фу, экономично и потому при пожаре, когда рухнул чердак – стенки второго этажа сложились внутрь, своей массой проломив и обвалив своды подвала. Справиться вчетвером с этой грудой обломков было нереально. Послал двоих проверить – можно ли мобилизовать местных жителей, но еще до их возвращения Волков хмуро заявил, поглядев в горелый проем окна, что местным бабам без техники куски стен и свода просто не вытянуть. Тут сотня пленных нужна, но к сожалению – пленные уже были в лагерях.

Берестов угрюмо пожал плечами, сплюнул в сторону, поморщился, не заметив сразу, что среди осыпи штукатурки и кирпича привалившись спиной к стенке сидит широко раскинув ноги мертвый немец, настолько сплошь запорошенный белой пылью, что сразу и не заметишь. Смерть на войне всяко изгалялась – и у этого покойника, выпотрошенного взрывом так, что вся его требуха лежала на коленках, а внутри он был пустой, словно поломанный манекен, тем не менее на голове ровно сидела шляпа, совершенно несопоставимая своей легкостью с такими страшными разрушениями организма. Плевок чуть-чуть не угодил на коленку мертвеца.

— Шляпа знакомая, — вдруг усмехнулся Волков. И добавил:

— Только когда мы тут были, он с винтовочкой бегал.

Начштаба кивнул. Черт этих германцев поймет, вроде как у них должен быть во всем полный порядок, просто даже положено им, а уже сколько раз в итоге из-за строгого соблюдения орднунга немцами получался такой хаос, что не разберешься с трезвой головы. Так и этот гражданский – а бегал с винтовкой. Даже без фольксштурмовской повязки. И поди пойми, кто он таков, если сами немцы делили свой фольксштурм на четыре категории – от тех, кто жил в казармах, до тех, кто физически по состоянию здоровья служить не мог, но воевать был обязан. Инвалиды это, что ли?

Вернулись санитары.

— С десяток баб и старух, товарищ капитан! Без толку, слабосильные и маломощные. А шпиль ихней церквы на улицу упал – вся мостовая в горелой жести и углях – доложил тот, что побойчее.

Капитан кивнул старшине. Тот понял, повел ребят грузить своих сослуживцев.

Берестов прошелся вдоль берега. Его внимание привлек легковой автомобиль, который завяз в топком берегу куда раньше, чем грузовики. Элегантный, серый, никелированные детали сквозь пыль поблескивают, совершенно целый с виду, только дверцы нараспашку.

— Можно ехать, тащ капитан! — доложил Волков.

— Фосьмем? — кивнул на легковушку начштаба.