Страница 22 из 24
– Мы не евреи, не коммунисты, и бояться нам нечего.
– Их должны бояться все до единого. Разве можно допустить, чтобы Курт присягнул на верность нацистам и стал чему-то учить эту свору варваров? Все его друзья из числа евреев уже покинули страну. Без них его не ждет ничего хорошего. Ни один ученый или деятель искусств, достойный этого звания, никогда не покорится фашистам. Для меня Вена уже умерла.
– И что я от этого выиграю? Ведь до того, как вы прислали письмо, меня в этой жизни для вас даже не существовало.
– Курт ненавидит конфликты. Он слаб и никогда не женится на вас без моего благословения. Вы уже немолоды, а я могу прожить еще очень долго.
Я проглотила эту пилюлю, даже глазом не моргнув.
– Стало быть, вы нанимаете меня в качестве сиделки?
– В некотором роде. Наградой вам будет респектабельность и стабильность.
– Что касается респектабельности, то о таком понятии я вообще решила забыть. Если же говорить о стабильности, то Курт очень слаб, и вы знаете это не хуже меня.
– Это обратная сторона его таланта. Фройляйн Поркерт, по всей видимости, вы не понимаете, какой вам представился шанс. Мой сын – человек исключительный. И признаки гениальности мы обнаружили в нем еще в детском возрасте.
Вот оно, долгожданное начало проповедей. Несколькими ударами, в данном случае весьма уместными, мою мысль подтвердил колокол.
– Знаете, что отличает человека одаренного от гения? Работа, фройляйн Поркерт; тяжелая, кропотливая работа. Курт, чтобы прожить жизнь, нуждается в безмятежности и покое. До сегодняшнего дня вы препятствовали его научным успехам. Дальше так продолжаться не может.
– Ложь!
Она в ответ лишь скривила свои сухие губы:
– Хочу дать вам несколько советов. Помолчите и дослушайте меня до конца, если, конечно, вы на это способны.
Я поправила перчатки, желая утихомирить руки, чесавшиеся от желания перейти в рукопашную. Но Курт стоил того, чтобы лишний раз за него унизиться.
– Движущей силой для моего сына являются вечные вопросы. В детстве мы звали его «господином Почему». Поэтому в повседневной жизни вам предстоит стать «госпожой Как». Его «почему» относятся к сферам, совершенно недоступным для вашего понимания.
– А для вашего?
Марианна вскинула голову – гораздо выше, чем позволяли законы анатомии.
– Речь не об этом. Вы должны устранять любые затруднения и препятствия, дабы Курт мог сосредоточиться на избранном пути. И знайте, что его сосредоточенность – это палка о двух концах. Если его что-нибудь на самом деле заинтересует, он посвятит себя этой проблеме до конца. Никогда не позволяйте ему водить автомобиль – блуждая в закоулках своего внутреннего мира, он становится рассеянным и опасным.
Я стояла точно так же, как она: прямая спина и сцепленные внизу живота руки. Сумочка играла роль щита.
– Успокаивайте его, с пониманием относитесь к странностям, но обращайте повышенное внимание на симптомы приближающегося кризиса. Вовремя показывайте врачам. Но главное – не забывайте ему льстить, даже если понятия не имеете, о чем идет речь. У некоторых людей столь непомерно раздуто эго, что их вполне удовлетворяют комплименты даже самой заурядной дурехи.
– Насчет любимых блюд и шарфов зимой пожеланий не будет?
Она задумчиво ущипнула себя за нос.
– Я долго думала, что вы погубите его карьеру. Да, из-за вас он строит ее не так быстро, как мог бы, но вы, по крайней мере, ему в этом не мешаете. Вынуждена признать за вами это качество – вы поистине непотопляемы.
– Признать мои добродетели никогда не поздно.
– По всей видимости, к его… слабости вы не имеете никакого отношения. Ему нужен покой. Если верить тому, что мне о вас говорили, вы персона беспокойная. Кормите его, оберегайте и постарайтесь не заразить какой-нибудь сомнительной болезнью, этого будет вполне достаточно.
В таком деле, как самообладание, Марианна опередила меня на целую жизнь. Я тряхнула сумочкой:
– Прекратите меня оскорблять! Я могла бы очень многое рассказать о недостатках вашего маленького гения!
– Курт навсегда останется ребенком. По причине своего ума мой сын одинок, беден и несчастен. И позаботиться о его будущем предстоит мне, его матери.
– Найдете мне замену? Нет, Марианна, вы кое-что забыли. – Я чуть ли не вплотную приблизилась к ее лицу. – Его постель согреваю я!
Я назвала ее по имени, осмелилась возвыситься до ее уровня и произнесла эти слова. Что шокировало ее больше, мне не известно. Хотя нет, известно. Мы жили в эпоху, когда женщина подбирала обувь под цвет сумочки и выходила на улицу не иначе как в шляпке и перчатках. В ее глазах я имела право голосовать, но вот существовать – вряд ли.
– Ваша грубость меня ничуть не удивляет. Чего еще можно ожидать от разведенной танцовщицы из дешевого кабаре! Если не считать работы, вкусы Курта всегда отличались посредственностью.
– В том числе и тяга к женщинам старше его по возрасту. Ни за что не поверю, что вы не приложили к этому руку!
Марианна бесстрастно смотрела на меня; из-под шкуры, которую ей заменяло пальто из плотной шерсти, проглядывала волчица, готовая разорвать меня на части.
– Детей у него не будет, не так ли? Он этого просто не вынесет. Впрочем, вам в любом случае уже поздно.
Я чуть было не потеряла равновесие, балансируя на слишком высоких каблуках.
– Вы настаиваете на законном браке?
– У вас чулок пустил стрелку. Курт очень болезненно относится к такого рода деталям.
Она ушла, не удостоив меня даже победоносной улыбки. И ни разу не назвав по имени. Мы не смогли избежать стереотипов. Женщина и ее свекровь напоминают собой двух ученых, оспаривающих первенство открытия. Прогресс не происходит сам по себе, он появляется на свет из утробы, которая, в свою очередь, тоже есть не что иное, как плод другого чрева. Мы с Марианной представляли собой две стороны одной медали: она произвела Курта на свет, а мне, по всей видимости, придется провожать его в последний путь.
Мне хотелось пройтись с матерью Курта до Химмель-штрассе[44], улицы, на которой мы жили и которая носила столь удачное название, распахнуть перед ней дверь нашего дома, но она ушла слишком быстро, едва заключив со мной «сделку». Мне, вероятно, нужно было склонить голову и тоже проявить смирение. Совместная жизнь с любимым человеком стоит намного больше соглашения, наспех заключенного на кладбище. Я устала от недомолвок, уловок и хитростей. И не умела играть в эти игры, которым Марианну обучали специально с самого детства.
Искать утешения я пошла к ангелу моей любимой могилы. Статуя была выполнена в человеческий рост. Перед этой скульптурой мы с Куртом когда-то завели абсурдный спор. У ангелов есть рост? Этот херувим молился в зарослях плюща, бдительно охраняя вечный покой какого-то неизвестного семейства. Мы неизменно ему кланялись, совершая воскресную прогулку. Курт тоже любил ангелов.
19
Миссис Гёдель аккуратно разложила фотографии по порядку, краем глаза наблюдая за молодой женщиной, которая никак не решалась уйти. В этом дне было что-то от последнего раза, однако Энн напрочь не желала с этим мириться.
– Может, попьем чаю, Адель?
– Слишком поздно, сейчас нам его уже никто не приготовит. Все заняты большим ежегодным бал-маскарадом.
– Вы любите Хеллоуин?
– Ненавижу искусственную радость.
– Но против алкоголя ничего не имеете.
Энн поправила непокорную прядь на виске. Ее голова нуждалась в хорошем шампуне. После хлынувшего после полудня дождя от ее одежды исходил такой же затхлый дух, какой издает старый лабрадор. Она так устала, что была готова растянуться на земле и тут же уснуть. Энн туже стянула конский хвост. Боль на коже головы придала ей храбрости. Новый приступ злобы Адель нужно предупредить. И лучшим вариантом здесь, вероятно, будет честность.
44
Небесная дорога.