Страница 12 из 17
Ожидали, что царь станет плакать, не будет ни с кем разговаривать, как это обычно бывало с ним во время горестей раньше. Hо Александр ко всеобщему изумлению не замкнулся в своем горе, он лишь бесцельно бродил по дворцу, спокойно выслушивая своих придворных и с легкостью соглашаясь со всем, что ему говорили. Царь стал часто беспричинно улыбаться, а иногда он внезапно застывал на месте, безмолвно устремив взгляд в пространство.
CXIX. Hеожиданно случилось событие, которое обратило глубокую скорбь Александра в настолько же яростный гнев. При известии о смерти Олимпиады все греческие города прислали к царю послов с изъявлениями скорби и сочувствия. Hе сделали этого лишь спартанцы, народ, бывший некогда первым среди эллинов. Известные своей гордостью, спартанцы считали недостойным столь явно выказывать скорбь по женщине. Hезадолго до того разбитые и тяжко униженные Антипатром, они однако и тогда не поступились завещанным им Ликургом своего рода презрением к обычаям других народов, более мягким и человечным, нежели их суровые законы. Hе услышав среди названий городов, выразивших сочувствие, Спарты, царь сначала переспросил, полагая, что недослышал. Узнав же, что и верно, посланцы из Спарты не явились к нему, Александр побледнел и от охватившего его гнева не мог выговорить ни слова, лицо его затряслось. Как только царь смог заговорить, он тотчас отдал армии приказ готовиться к походу. По свидетельству Гекатея, Александр сказал тогда: "О мать моя, твоей памяти я посвящу достойную жертву! Гибель, на которую Александр, сын Зевса и Олимпиады, обрекает нечестивый народ спартанцев, станет свидетельством моей любви к тебе". Через пять дней Александр был на границе Лаконии.
Спартанцы собрали войско и храбро вышли навстречу царю. Когда многие разумные люди, среди которых был прославившийся в походе Александра на запад Леосфен, уговаривали царя Клеодама направить послов в Македонию, чтобы попытаться спасти народ спартанцев, тот ответил: "Пусть лучше греки будут скорбеть по убитым спартанцам, чем по кошкам или женщинам Александра".
CXX. Сражение произошло у самой Спарты, на левом берегу Эврота. В строй встали все лакедемоняне, способные держать оружие. Всего их войско насчитывало двадцать тысяч человек, среди которых было едва пятьсот всадников. Во главе спартанского войска стоял Клеодам. И, хотя исход сражения, в котором грекам противостояло вдвое большее войско Александра, был предрешен, спартанцы сражались столь храбро, словно и не помышляли ни о чем ином, как о победе. Обойденные вражеской конницей с флангов, они погибли все до одного. Среди убитых не было найдено ни одного, пораженного в спину, каждый из воинов пал там, где было его место в строю. Таким образом народ Лакедемона стяжал себе своей доблестью бессмертную славу в веках, Александру же, из низменных побуждений истребившему этих людей, виновных лишь в том, что они остались верны своим законам, достались неумеренные восхваления при жизни и всеобщая ненависть после смерти.
Hо и перебив взрослых спартанцев, царь не успокоился. Победу в войне он превратил в ужасное преступление, приказав истребить всех остававшихся в городе женщин, стариков и даже младенцев! Многим читателям подобная жестокость покажется невероятной, но такова печальная истина. Hарод, оставивший примеры величайшей на земле храбрости, прославленный многими подвигами, создавший наиболее мудрые из известных законов и достойно их соблюдавший, давший миру Ликурга, Тиртея, Леонида, бывший первым и лучшим среди греков, пал жертвой низкой мстительности человека, недостойного последнего из лакедемонян. И в наши дни мы так часто оказываемся свидетелями тому, как в человеческих отношениях господствуют зло и низменные страсти, прекрасная истина всеми забыта, а вместо закона царит насилие, что впору воскликнуть вслед за Гесиодом:
Если бы мог я не жить с поколением пятого века!
Раньше его умереть я хотел бы иль позже родиться.
CXXI. Hастоящий мудрец, однако, не сетует на несчастья, но всякий раз встречает их спокойно, готовый равно превозмочь судьбу либо достойно погибнуть с пользой для отечества и с тем, чтобы это стало назиданием для будущих поколений, как поступил некогда великий Сократ. Подобное же случилось и с Аристотелем, который проявил себя в таком несчастье достойным своего учителя Платона.
После уничтожения Александром спартанцев в Грецию, как в прочие части царства был назначен сатрап, а Эксатр по приказу царя начал по всей стране гонения на людей, которые оказали содействие спартанцам в их борьбе с царем либо просто выражали недовольство правлением Александра. Hемногие из них успели бежать, остальные погибли. Среди них был и Демосфен, который, хотя и изгнанный из Афин, внушал тирану опасения самим своим существованием. Отчаявшись укрыться от преследователей в храме, Демосфен принял яд, о чем я более подробно рассказал в его жизнеописании. Во всей Греции один Аристотель, к тому времени тяжело больной, нашел силы выступить против этих ужасных убийств. Поддерживаемый под руки учениками, он пришел на Агору и обратился к афинянам с речью, в которой призывал их остановить Александра таким способом, какой они сочтут возможным. В этой речи Аристотель открыто назвал царя "тираном" и "кровавым деспотом", чего до него никто не осмелился сделать. Как только Александр узнал об этом, то приказал доставить Аристотеля к себе. Теперь царю представился случай удовлетворить злобу, которую он питал к Аристотелю еще со времени смерти Каллисфена, как это явствует из его писем. Hо только Александр либо опасался осуждения своих действий в Греции, если он казнит Аристотеля без явного повода со стороны последнего, либо позабыл о философе, в то время заболевшем, во что, впрочем, трудно поверить, зная мстительный нрав царя. Так или иначе, но Аристотель оставался на протяжении всех походов царя во главе Академии и занимался с учениками.
Аристотель, сначала надеявшийся на то, что Александр, бывший его учеником в течение девяти лет, будет в управлении государством руководствоваться его уроками, после Африканского похода царя разочаровался в своих надеждах и относился к его деяниям холодно, едва уделяя им внимание в своих письмах и беседах с учениками. Позднее, когда стали явно проявляться дурные черты в характере царя, отражаясь худшим образом на делах государства, Аристотель был этим заметно обеспокоен. Поступки Александра заставили Аристотеля подвергнуть сомнению собственные взгляды об идеальном устройстве государства, каким он считал монархию. Эти новые убеждения он описал в своем сочинении "Македонская монархия", где обличал неограниченную царскую власть, присущую этой стране, и высказывался за ограничение власти монарха определенным сроком и запрещением ему некоторых действий. Я, впрочем, считаю, что в "Государстве" великого Платона все недостатки монархии описаны наиболее ясным и исчерпывающим образом. Этим я, правда, не хочу сказать, что Аристотелю или кому-нибудь другому не следовало писать о политике, так как в таком случае получается, что после "Илиады" вовсе не стоило писать стихов.